Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Закури, Яков, — строго предложил Ефим Кузь­мич, подавляя такие же мысли, и вдруг сказал:

— Гляди, с чем-то Коля бежит.

У Николая Пакулина было оживленное, счастливое лицо, оно бросалось в глаза среди общего уныния.

— Ефим Кузьмич! Яков Андреич! — еще издали за­кричал Николай. — Ведь у нас на обработке другая втулка есть! Для обоймы уплотнения!.. Тоже с третьей турбины!.. Вчера с термического поступила...

Передохнув, он сказал уже спокойнее:

— Мы поглядели по чертежам, высчитали. Если переточить — будет втулка для ротора. Все сходится. И работы там часов на восемнадцать — двадцать! И, главное, сразу приступать можно!..

— А ведь и в самом деле... ох, Коля, умная голо­вушка!

И Ефим Кузьмич с Воробьевым начали подсчитывать, сколько часов тут потребуется, с азартом сжимая и без того короткие сроки обработки и этим как бы оправды­вая то, что они стоят здесь, стоят и не обращают вни­мания на происходящее в нескольких десятках шагов от них.

Тяжелый крюк бережно пронес восемнадцатитонный ротор через цех и осторожно потащил его к станку, на котором происходит балансировка. Гаршин знаками указывал крановщице — влево, еще влево, стоп! Он был весел и очень доволен — до чего ловко придумал! Пока там будут возиться с новой втулкой, мы этот ротор эф­фектно отбалансируем на глазах гостей и прямехонь­ко— на сборку! Даже если б не было этих волосовин, все равно канителиться пришлось бы еще долго, одна проточка ротора — часов десять, раньше утра к балан­сировке не приступили бы! А тут и балансировка — только для виду, для гостей, и экономия во времени — не меньше суток! Испытание можно начать и двадцать девятого… Ого! Досрочно, сверх стахановского плана! Еще, чего доброго, премии заработаем! А потом, после первого числа, без шуму, без гостей закончим и тот ро­тор, и все будет в ажуре!

Посмеиваясь, Гаршин уже двинул пальцем, чтобы начать установку ротора на станок, когда прямо перед ним возник человек с таким разъяренным лицом, что Гаршин не сразу признал в нем Алексея Полозова.

— Прекратить! Нельзя это делать! Стыд! — закри­чал Полозов необычно высоким голосом и яростно за­махал крановщице.

Валя послушалась.

Опускавшийся ротор вздрогнул, остановился и начал медленно покачиваться в воздухе, как бы удивляясь то­му, что происходит внизу.

С минуту Полозов и Гаршин стояли одни. Затем они оказались в кругу зрителей, и с каждой минутой круг становился плотнее. Еще недавно никто как будто не видел и не интересовался, что там такое делают с ротором уже испытанной турбины. А сейчас все, кто только мог оторваться от работы, бежали сюда и про­бивались поближе.

— Ну, в чем дело? — подавляя злость, небрежно спросил Гаршин. — Из-за чего столько пылкости?

— Этого делать нельзя! — повторил Полозов и огля­нулся. Ему хотелось увидеть на лицах окружающих одо­брение и сочувствие, но увидел он, как ему показалось, только любопытство.

— Жульничества я не допущу! — бледнея, сказал он и с надеждой повернулся к начальнику цеха, властно раздвигавшему толпу.

— Что  за сборище? — прикрикнул Любимов. — Гудка, кажется, не было. Давайте, давайте по местам!

Как всегда сдержанно-спокойный, но с брезгливо-недовольным выражением на посеревшем лице, Люби­мов обратился к одному Гаршину, как бы не замечая своего заместителя:

— Почему прекращена работа?

— Работу остановил я, — четко сказал Полозов. Гаршин молчал, и Любимову пришлось заметить По­лозова. Он процедил сквозь зубы:

— Пока начальник здесь я, и мои приказания…

— Я прошу вас повторить приказание, — сказал По­лозов. — Я не слышал его, Георгий Семенович.

Эти слова вызвали в толпе упорно не расходившихся рабочих смешки и шепот. Повторить при рабочих прика­зание подменить ротор было неловко, и Любимов, утра­тив власть над собой, закричал визгливо и грубо:

— Прекратите беззаконие вы! Вы! Довольно я тер­пел! Всякий мальчишка будет меня учить!

И, обернувшись к рабочим:

— Разойдись! Работать! Распустились!

Как только он закричал, он сам понял, что становит­ся смешон. Его ужаснули визгливые звуки собственно­го голоса. Сердце будто провалилось куда-то, и на мгно­вение Любимову стало так плохо, что он с надеждой по­думал: «Вот и все... и хорошо... и ничего больше не надо...» Но тут же снова почувствовал нормальное бие­ние сердца, устоял на ногах и понял, что припадка не будет.

Усмехаясь и переглядываясь, рабочие стали неохот­но расходиться. Но даже наиболее послушные немед­ленно повернули назад, к группе начальников, когда раздался прерывающийся голос Анны Карцевой:

— Краснознаменцы пришли!

У входной калитки стояла группа делегатов. Охранница проверяла их пропуска, а Саша Воловик что-то объяснял им, указывая рукой на махину ротора, повис­шую в вышине, — должно быть, зрелище было для го­стей внушительное.

— Ну, что теперь препираться! — миролюбиво ска­зал Гаршин и тронул Полозова за плечо. — Брось, Але­ша! Сейчас покажем балансировку, потом все прочее. Сдадим турбину с этим — и с плеч долой! А тем време­нем тот ротор вытянем. Я сам из цеха не уйду, пока не вытянем... А?

И всем поверилось, что так можно и нужно сделать, что именно так проще всего решить — теперь, когда де­легация уже тут, когда до конца месяца осталось всего пять суток и всякое другое решение вызовет провал плана...

Смятение отразилось на лице Полозова. Он тоже смотрел на группу делегатов, которые шагали вместе с Воловиком прямо сюда.

Аня Карцева кинулась к Полозову, схватила его за руку и с мольбою прошептала:

— Алеша... вы же видите сами... ну, прошу вас... Она бессознательно вложила в этот шепот всю свою нежность. И он понял это. Он мучительно сморщился, выдернул руку и крикнул:

— Совести у вас нет! Кого обманывать? Самих себя?!

Делегаты  были  все  ближе.   Рабочие  переводили взгляды с Полозова на Любимова, потом на приближав­шихся краснознаменцев и снова — на Любимова: в кон­це концов, он же начальник, ему решать!

— Ах, так?! — багровея, вскричал Любимов. — Хо­рошо же! Командуйте сами, и пусть будет по-вашему. А я... я свой цех позорить не буду!

Втянув голову в плечи, он быстро миновал делега­тов и ушел из цеха, с грохотом захлопнув калитку.

— Ну и расхлебывай сам! — бросил Гаршин, по­спешно отходя.

Вокруг Полозова сразу стало пусто. Только Аня ни­куда не ушла и продолжала смотреть на Полозова, но так испуганно и робко, что не у нее было искать под­держки.

Алексей знаком отдал приказание Вале, кран заскре­жетал и медленно пополз обратно, унося свой тяжело­весный груз. Алексей провел рукой по лицу, весь подтя­нулся и пошел навстречу делегатам.

— Здравствуйте, товарищи! — с усилием сказал он. — Не в добрый час вы к нам пришли... но что де­лать! Производство не игрушка. Всякое бывает.

Воловик начал их знакомить. Алексей, как в тумане, видел дружеские улыбки, рассеянно слушал и тут же за­бывал фамилии. Узнал знакомое имя — Ганна Поруценко, вспомнил рассказы Воловика, на секунду с любопыт­ством вгляделся в ее лицо.

— Так что ж у вас стряслось недоброе? — спросила Ганна.

Не отвечая, Алексей позвал:

— Анна Михайловна!

Карцева рванулась на зов, но Алексей сухо приказал  немедленно заказать плакат — обращение к работникам термического цеха, чтоб все знали, какую беду при­нес их брак общему делу выпуска турбины.

— И к утру чтоб плакат был выставлен у проход­ной!

Затем он повел краснознаменцев к брошенной, уже никому не нужной втулке, показал трещинки на метал­ле и объяснил, как они опасны и как недопустим малей­ший брак на такой ответственной машине.

Один из делегатов сочувственно сказал:

— Да, сложное у вас дело.

А Ганна Поруценко совсем по-женски мягко добави­ла:

— Та вы не переживайте... Хто работал, тот знает — во всяком деле заминки случаются.

— Переживай не переживай, — уже с улыбкой ска­зал Полозов, — а сдача турбины дня на два-три задер­жится. Для вас это значения не имеет, а цеху тяжело. Срываем план.

148
{"b":"189446","o":1}