Ф и ч и н о. К счастью, Флоренция не предала Лоренцо, хотя и устала от тягот войны и ужасов чумы, и он, заключив союз с королем, к величайшей досаде папы, вернул утраченные земли и то положение, какое она занимает в Италии и в Европе.
М е с с е р П ь е р о. Но и в Рим мы отправили посольство из флорентийских художников для росписи Сикстинской капеллы для замирения с папой.
Ф и ч и н о. Не во славу же Сикста, а Флоренции.
Входят с разных сторон Лоренцо и Леонардо да Винчи с лютней в футляре, красивый молодой человек с изысканными движениями, но с особинкой, а именно левши, что сказывается прежде всего в жестах.
Л о р е н ц о. Леонардо, я рад тебя видеть. Красив, как Аполлон! Только наш бог не с золотой кифарой, а с серебряной лирой собственного изобретения. Здесь Фичино. Ты знаешь, он не только читает лекции с кафедры в соборе под видом проповедей, но и прекрасно играет на лире.
Ф и ч и н о. Лира - высокое слово; играю я на лютне, Лоренцо.
Л о р е н ц о. Да, конечно. Леонардо, можно ли попросить тебя показать нам твою лиру.
Л е о н а р д о. С удовольствием, ваша светлость! Всякий мастер жаждет проделать это. (Вынимает из футляра лютню в форме лошадиного черепа.)
Л о р е н ц о. Но ты и мастер-музыкант.
Л е о н а р д о. Да, ваша светлость, я охотно сыграю на лютне для столь взыскательной публики, как Феб у богов Олимпа. (Играет.)
Ф и ч и н о. Звучание очень звучное и чудесное. А музыка, что это?
Л е о н а р д о. Импровизация.
Ф и ч и н о. Это же песня! Не хватает только слов.
Л е о н а р д о
(поет, словно не сразу припоминая слова)
Амур! Не ведаешь, что ты творишь,
Пуская золотые стрелы
Направо и налево, и без цели.
Любовь! Красавиц юных зов мне внятен.
Увы! Желанием томим,
Бегу, не поспешаю к ним,
Как юноша, что горд и знатен,
Своей свободой дорожа,
Прости меня, о, госпожа!
Ф и ч и н о. И слова - импровизация?
Л о р е н ц о. Похоже, что так!
Л е о н а р д о
Любовь - ведь та же страсть к познанью,
Стремленье к высшей красоте,
Сродни она не жизни, а мечте,
И я не радуюсь свиданью.
Ведь доказательства любви,
С волненьем яростным в крови,
Нелепы до уродства,
Разнузданы до скотства.
А ты, Амур, дитя,
Шалишь всего шутя.
Лишь беспорочное зачатье,
Как божий дар, нам в счастье.
Все смеются, и Леонардо тоже.
Л е о н а р д о. Ваша светлость, поскольку вы повелели мне явиться ко двору герцога Миланского, с лютней, я подумал, что учился я не только музыке, но и ваянью, и живописи, и наукам, и вот я написал письмо его светлости, чтобы предстать не только в звании придворного музыканта. Можно ли мне показать его вам?
Л о р е н ц о (поднявшись, берет в руки письмо и просматривая его внимательно). Хорошо. Что ты изобретатель изумительный, в том мы убедились. Что касается всевозможных военных машин, у нас и армии нет, чтобы думать о них. Но существенно заключение. (Читает.) "В мирное время, надеюсь, удовлетворить вашу светлость в зодчестве, в сооружении частных и общественных зданий, в устройстве каналов и водопроводов. Также в искусстве ваяния из мрамора, меди, глины и в живописи могу исполнить какие угодно заказы не хуже всякого другого, кто бы ни был". Вот это дело! Вероятно, из-за смуты и войны мы упустили возможность дать тебе проявить свои таланты здесь, но ты будешь достойным посланцем Флоренции. С Богом!
Ф и ч и н о. Разве мы еще не послушаем игру и импровизации Леонардо? Тем более что он уезжает, как Сандро уехал в Рим.
Музыцирование продолжается.
Сцена 2
Мастерская Сандро Боттичелли. Ученики Биаджо и Якопо устанавливают тондо с изображением Мадонны в окружении ангелов в рост высоко на стене, другие, сидя за длинным столом, наблюдают.
Я к о п о. Да, не суетись, Биаджо, еще упадешь.
Б и а д ж о. Я и не думаю суетиться. Видишь, я уже не мальчишка. Мою картину учитель не просто одобрил, а продал за шесть флоринов золотом. Небось, расхвалил, а ему верят, в почете и славе небывалой вернулся из Рима.
Я к о п о. От папы получил изрядную сумму денег, да не волновался так, как ты из-за шести флоринов.
Б и а д ж о. И шесть флоринов не мало. Не смейся надо мной, Якопо, а то я скажу, что язвишь меня из зависти.
Я к о п о. Так оно и есть. А Сандро, по своему обыкновению, живя, как придется, еще из Рима не выехал, как потратил все деньги. Он не станет волноваться из-за того, есть у него деньги или нет.
Б и а д ж о. Нет, деньги счет любят. К ним нужно относиться с почтением, иначе нищим умрешь, Якопо.
Я к о п о. О ком ты это?
Б и а д ж о. Ну, я же не о тебе!
Я к о п о. О ком же? (Подбегает к половине учителя и слегка откидывает покрывало с картины на подставе, и там возникает обнаженная женщина изумительной красоты и прелести, как живая.)
Б и а д ж о. Не трогай!
Я к о п о. Тот, кто пишет такие вещи, может не считать денег. Таковы истинные художники, а ты лучше бы подался в купцы.
Б и а д ж о. Я ничего не говорю. Это Венера. Страшно на нее взглянуть. Она вся голая, а лицом похожа на ту же юную девушку, что изображала собой Весну.
Я к о п о. Известно, на кого она похожа.
Б и а д ж о. На ту, в кого влюблен Сандро?
Я к о п о. Во всех женщинах он видит только ее.
Б и а д ж о. Или для нее нет женщины, кроме нее, как Данте прославил Беатриче? Недаром все читает "Божественную Комедию", рисуя без конца.
Я к о п о. Это он думает о спасении души.
Голоса за дверью. Ученики опускают покрывало. Входит Сандро.
С а н д р о. Биаджо, повесил тондо? Хорошо. А теперь зайди к гражданину, с которым ты видел меня вчера у его дома, пусть придет посмотреть твою работу.
Б и а д ж о. О, как хорошо вы сделали, учитель! (Уходит.)
С а н д р о. Якопо, ты вырезал из картона то, о чем я тебя просил давеча?
Я к о п о. Да, учитель. Все восемь штук. А для чего это?
С а н д р о (прилаживая один из кусков вокруг шеи). Это капюшоны, в каких заседают граждане в Синьории. Белым воском мы их прикрепим над головами восьми ангелов Биаджо.
Ученики догадываются, что затеял учитель, и дружно помогают ему и Якопо, поднявшись на лестницу, укрепить капюшоны.
Я к о п о (спустившись вниз). Глазам своим не верю.
Сандро, рассмеявшись, уходит в свою половину и с беспокойством сбрасывает покрывало с картины "Рождение Венеры", и, словно стены исчезли, море, богиня на раковине.