Ветер унес дым, рассеялась пыль. Наступила тишина. Слышался лишь гул одинокого двигателя. Вдоль обочин вытянулись в ряд зияющие воронки. Воздух насыщен запахом развороченной земли, дымом сгоревшего тротила, металла. Воронки словно пышут недавним пламенем. Точно зубы дракона, тускло поблескивали рассеянные по краям осколки.

Колонна понесла потери в основном за деревней. Машины опрокинуты вверх колесами. Бушует пламя. Мечутся в беспорядке люди. Кричат раненые.

Бомбежка захватила и лес, лежащий дальше. Разрывы выворотили десятки деревьев. Но потерь было меньше. Горели лишь две-три машины.

Дальше путь закрыт. Кто-то из предприимчивых начальников уже нашел объезд. Движение возобновилось. Узкие места. То о одной стороны, то с другой гусеницы сдирали кору с деревьев.

На обочину вышел Варавин. Он, кажется, позабыл инцидент с ремонтом и жестом показал — «продолжать движение».

Сквозь ветви сверкают солнечные лучи. В лесной тени свежо и прохладно. После многих объездов удалось, наконец, выйти из района, охваченного бомбежкой. Начинались поля.

- Воздух!

Орудийные номера беспокойно вертят головами, вглядываясь в небо. Южнее, где-то по течению реки Уж, летит новая стая «юнкерсов». Это Ю-87. Они гораздо опаснее Ю-88.

5-я батарея замедляла ход. Нужно сохранять дистанцию. Останавливаться опасно. «Юнкерсы», повернув к дороге, прихватили бы сразу обе батареи.

- Стой! Слезай!

После этого орудийные номера ожидают команду «В укрытие!». Многие стараются убежать подальше, полагая, что бомбы поразят орудия. Это заблуждение. «Юнкерсы» наносят удар по району цели. Чем больше ее площадь, тем больше вероятность поражения. Поэтому рассредоточение зачастую упрощает задачу бомбометания.'

Командиры разъяснили людям и требовали выполнять команду «Ложись!». Но неразбериха, которой обычно вначале сопровождается налет, ослабляет контроль, и расчеты какое-то время предоставлены сами себе.

«Юнкерсы» прошли мимо и стали удаляться. Часть орудийных номеров, вытянув шеи, следит за воздухом, помогая наблюдателям. Другие, едва усевшись, впадают в сон.

Слух ловит далекие тяжелые разрывы. Над горизонтом мечутся самолеты. Что они бомбят? Грохот становится отчетливей с каждым пройденным километром. Облака разрывов зенитных снарядов. Слева заводская труба. Огневые взводы приближались к Чернобылю. «Юнкерсы» бомбили переправу.

Зенитные батареи вели огонь. Упругое белое облако разрыва будто коснулось крыла. Создается иллюзия прямого попадания. В действительности разрыв ложился в створе и не причинил самолету повреждений.

Головная батарея сошла с дороги и повернула к заводской трубе. Кажется, кирпичный завод, район сосредоточения 2-го дивизиона.

На пути сосновая роща. Деревья разбегались рядами во все стороны. Было прохладно и сыро. Ухали недалекие разрывы бомб.

Просека в дальнем конце упиралась в заводскую ограду. За ней — строения, штабеля кирпичей. Рядом — машины с опознавательными эмблемами нашего полка.

Появился старший лейтенант Юшко.

— Остановите огневые взводы... замаскироваться... Назначить дежурное орудие... Направление стрельбы... горящая машина на опушке. Людей подготовить для стрельбы по самолетам. Через пятнадцать минут придете к заводской конторе, — он указал дом за оградой.

Передав обязанности лейтенанту Васильеву, я направился к месту сбора. Там застал лейтенанта Свириденко из 5-й батареи, младшего лейтенанта Иванюка из 4-й и командиров штаба дивизиона. Старший лейтенант Юшко объявил, что отправляемся на рекогносцировку моста через р. Припять.

Под изгородью стояли орудия 8-й батареи. Все спят. Обхватив колени, дремал под деревом лейтенант Мухамедиев, мой знакомый по ОП в дубовой роще под Малином.

Кирпичный завод, судя по состоянию порядка на территории, продолжал работать до последних дней. Видны штабеля кирпичей, оборудование и инструменты. Не дымила лишь заводская труба.

Разведчики штабной батареи уже успели приспособить ее к своим нуждам. На скобах в верхней части трубы оборудована ячейка, установлены приборы. Лейтенант Кобец оттуда вел наблюдение за городом и переправой.

Дальше, в конце забора, стояли машины штаба 2-го дивизиона. Дымила кухня. В тени штабелей завтракали командиры. Большая часть командного состава полка — командиры батарей, заместители, командиры дивизионов и начальники штабов.

Лейтенант Миронов, младшие лейтенанты Устимович и Варавин с котелками в руках сидели вместе.

— Прибыл? — освобождая от доклада, спросил меня Варавин. — Сейчас поедем к мосту, ознакомимся с маршрутами и порядком переправы, заодно посмотрим город. Завтракайте.

— ...полагаю, как-нибудь пробьемся, — продолжал разговор Устимович. — Улицы забиты обозами и разными тылами, черт бы их побрал!.. Все спешат... столько тылового воинства в пятой армии... Так получается, что когда нужно, не найдешь тыловиков... а теперь... вот... хлынули в город... а дальше... дефиле, узкое место, одним словом, Припять.

— Да, товарищ младший лейтенант, — отозвался Миронов. — Припять... да еще какая! Если бы не «юнкерсы»... и речи не было... Не пойму, о чем думает начальство? Неужели не понятно, что переправа начинается не на берегу и не на спуске, по которому ползет повозка, а где-то у заводской трубы, а то и дальше, за рощей... Всю эту массу... людей, лошадей и машины следовало остановить в исходном районе, навести порядок и не пускать в город. Одним словом, спланировать переправу. Тогда бы «юнкерсы» бомбили что-то одно... мост, город или войска... А сейчас сбилось все это в одну кучу. Безобразие!

— Да, как на базарной площади... вчера этого не было... — заговорил лейтенант Чубуков, начальник связи дивизиона. — Стояли посты, что-то проверяли...

— Товарищи командиры! Подана команда «По местам!», — напомнил проходивший мимо капитан Значенко.

Оставив котелки, все побежали к машинам ГАЗ-2А. Посадка закончилась. Значенко занял место в кабине, и две машины вышли из ворот.

На обочине знак — городская черта Чернобыля. Город расположен на возвышенном западном берегу Припяти. Над рекой, вровень с крышами, носятся «юнкерсы». Бомбежка была в самом разгаре, и самолеты выходили из пике будто из-под земли.

То, что происходит в городе, действительно напоминало азиатский шумный базар. Улицы, дворы и задворки сплошь заставлены машинами, кухнями и повозками. Оставался узкий извилистый проход, по которому, беспрерывно сигналя, шли наши машины.

Крутые повороты следовали один за другим. Я в кузове едва держался на ногах. Машины раз за разом останавливались, сдавали назад и снова мчались, рискуя врезаться в дом или повозку.

По мере приближения к переправе скопление увеличилось.

В конце улицы — свободное пространство. Обе машины остановились.

По сторонам — развалины. Пылают крыши, стены домов. Несет гарью. На черной обугленной земле — обломки стропил, двери, оконные рамы, разный домашний скарб. А мимо ползет шумный поток людей, повозок и машин.

Стал виден спуск. Крутые глинистые стены сужали полуразрушенную булыжную мостовую, которая ведет к дамбе. Дальше начинался длинный деревянный мост. Внизу текла Припять — широкая мутно-серая река, неприветливо рябившая волной в лучах утреннего солнца.

Между руслом и рукавом ее — остров, ощетинились стволами зенитные орудия. Их черные раструбы, точно телеграфные столбы, торчали среди зелени, укрывшей остров. Зенитчики вели огонь. Над стволами стлался плоскими пятнами дым.

В северной части острова, за отмелью, блестит обшивка сбитого «юнкерса». Часть крыла повисла на дереве. Фюзеляж наполовину ушел в песок, и хвостовое оперение возвышалось над ним, как могильный крест.

Командиры молчали, захваченные открывшимся зрелищем. Капитан Значенко вышел из кабины. Юшко подал команду, и все двинулись по тропе на луг, который начинался слева внизу за огородами.

Над рекой выли сирены. «Юнкерсы» носились, один за другим сбрасывали бомбы. Грохотали непрерывно разрывы.