Пропал старик! Зотин невольно крякнул. Но эхо отзвучало, я слышал знакомый голос. Очередь, кажется, сигнальная, пронеслась мимо.
Со стороны эрликонов бежали немцы. Стрельба караульного вызвала тревогу.
Немцев двое. Оба с фонариками. Лучи, вздрагивая, скользят рядом на дороге. Остановились, осветили фигуру старика.
Караульный что-то говорил старшему. Не отводя луч, тот начал по-русски:
— Старый филин!.. Сто чертей... ночью он ищет в лесу корову. А комендантский час... для кого? Ты не знаешь?.. Попался бы другому, вмиг расстреляет... Не станет беспокоить обер-ефрейтора по пустякам, а этот вызвал...
Раздражение сменяется благодушием, когда человек уверен, что вернется под свою шинель.
— ...убирайся, — продолжал обер-ефрейтор. — Куда ты? Цюрюк... обратно в деревню... не то отправишься вслед за коровой... верно, расторопные ребята... уже приготовили гуляш, — произнес обер-ефрейтор по-немецки и захохотал.
Взлетела новая ракета. Оказывается, мы попали на позиции зенитчиков. Справа, в трехстах шагах, торчат стволы еще двух эрликонов.
— Проводник сам выпутается... давайте отходить, — проговорил, приблизившись, Андреев.
Вместе с Меликовым он пробирался к деревьям, которые темнели за огородом. Мы спустились вниз к подножию бугра. Ракета взвилась уже за склоном позади, где остались позиции эрликонов.
— Хозяин пойдет домой... — считал Зотин, — нужно наведаться.
Андреев отправился обратно. Он должен перехватить старика. Мы ждали. Уже второй час на исходе. Явился продрогший Медиков.
— А если старика сцапали в другом месте? Он с перепугу мог завернуть к знакомым... все-таки полтора-два километра... ночь...
Ждать. До рассвета есть еще время. Меликов отошел и залег. Послышались шаги. Андреев со стариком. Неудача его не обескуражила.
— Вчера не было, ей-богу, — говорил о зенитчиках, — должно быть, вечером приехали.
— Да, угодили, прямо на позицию, — Зотин шел рядом со стариком.
— Не приведи царица небесная... обмер... ну, конец, убьют... Да уж когда тот начал по-русски, отлегло. Слава богу, отпустили... а теперь пойдем другой дорогой. Хотел повернуть перед горой, будто толкал нечистый, и вышло... кто ходит напрямик, дома не ночует... Да что дома... на тот свет, без малого, не отправили нехристи...
Шли молча. Дедусь бормочет:
— ...И поделом старому... водить ночью москалей... Начались заросли. Густой терновник сплелся ветвями по сторонам тропы. Я карабкался вверх по склону вслед за проводником. Колючие ветки лезут в лицо. Старик бубнит, не умолкая. Он сожалеет, что взвалил на себя опасную работу.
Справа, внизу над селом, взлетают ракеты. Чаще в стороне за бугром. Резкая тень, отбрасываемая вершиной, сдвигается в стороны, то в одну, то в другую.
Старик умолк, прибавил шаг. Раз за разом горланят, перекликаясь, петухи. Тропинка вела под уклон. Заросли делались реже.
Наступал рассвет, сырой и туманный. Вверху синело пятном чистое небо. Перед нами лежал луг. Две-три заводи, разбросанные кучами кусты под белыми хлопьямя слоистого тумана, укрывшего реку и противоположный берег.
Луговая трава местами достигала пояса. Жесткие, отягченные росой стебли сминались под ногами и стелились позади извилистой полосой.
Под кустом, на краю заводи, старик остановился, оглядел свою промокшую одежду. Потом обернулся, взмахнул рукой.
— Ну, хлопцы... развиднелось... Слава богу, река недалеко... да боюсь... и тут, гляди, караул стоит... наведаюсь на берег...
Я пошел вслед за стариком. Мутное покрывало местами становилось прозрачным. В разрывах его открылся противоположный берег. Темнели слева хаты.
— Это Хрули... село, поменьше нашего, — отвечал старик, — а вот то, — он остановился, — хата лодочника...
Я вышел на берег. Зеленовато-прозрачная вода кружилась в глубине и тихо журчала, омывая невысокую береговую стенку, которая терялась за изгибом в тумане.
* * *
Река Суда... Истоки свои она брала в степных балках западнее города Сумы и на протяжении сотни километров текла на запад. С севера в нее впадают небольшие речки. В Ромнах Суда делает поворот на юг, раздваивает свое русло. Пойма местами заболочена, ширина ее достигает иногда десятка километров.
На берегах Суды давно селились люди. Лубны, Лохвица, Ромны, Недригайлов — эти и другие прибрежные городки упоминаются в старых летописях, повествующих о времени, когда воинственные предки нынешних горожан сражались против захватчиков, отстаивая свою волю и обычаи, когда казацкая удаль и мужество ставились превыше всего на свете.
Немецкое командование избрало рубеж реки Суды для встречи своих танковых дивизий по ряду соображений. Тут пролегал кратчайший путь от Стародуба до Кременчуга, исходных рубежей, откуда начали наступление ударные группировки 2-й и 1-й немецких танковых групп. Недостаток переправ и заболоченная пойма реки создавали для окруженных войск труднопреодолимые препятствия.
Река Суда притягивала к себе всех, кто вырвался из Городища. Одни переправлялись вплавь, другие — с помощью местных жителей. Но с середины сентября на участке к югу от Лохвицы немцы создали довольно плотный кордон из подразделений передовых частей 3-й танковой и 25-й моторизованной дивизий. Гарнизоны во всех населенных пунктах патрулировали прилегавшую местность и особо тщательно — берега реки.
Навсегда в памяти
Было около пяти часов утра. Старик ушел вверх по течению к месту встречи с лодочником. Я проводил его, вернулся и стал осматривать местность.
Справа позади, примерно на таком удалении, как Хрули, в тумане проглядывала северо-восточная окраина Васильков.
Меня тревожили выкрики, которые доносились справа. Клубится туман. Я прислушался. Стал различать немецкие слова. Что же там, пост? Может быть, позиции? Вроде машина, я различал людей, бродивших вокруг. Говор не затихал. Что делают немцы на берегу?
Старик обещал скоро вернуться. Стрелки показывают уже половину шестого.
Поблизости немало укромных мест — глубокие ямы, затерянные в траве промоины, кусты. Меня не особенно тревожило соседство немецких машин ниже но течению реки. Но лодочник... Что случилось? Ждать? Переправляться вплавь? Тянуть нельзя — туман скоро рассеется.
Я оглянулся и увидел Зотина.
— Я по следу... где старик? Слышу шум... — он указал рукой, — давайте, наверное, плыть... пока не поднялось солнце...
Одежда моя промокла насквозь. Я не мог согреться. Зотин отстукивал дробь зубами. Лезть в холодную воду... Бр-р...
— Попробуем вплавь... договорились? — Зотин шагнул к воде.
Наконец, явился старик. Он не нашел на берегу лодочника.
— А, — махнул рукой Зотин, — плыть будем...
— Что вы, хлопцы... вода холодная... схватят судороги... и пойдешь ко дну... а на середине глубина две сажени... течение быстрое... подождем... Не может быть, чтобы он не сдержал слова.
Исходное положение — кусты, рядом — яма. Пришел Меликов, Андреев. Один отправился вниз по течению, другой — вверх, осмотреть берег.
— ...лодочник не такой человек, чтобы можно было удержать, когда он обещал, — говорил проводник. — Подождем... бьюсь об заклад... придет с минуты на минуту, если...
Я потерял надежду согреться, вглядывался в мутно-белые испарения, которые клубились над водой. Старик рассказывал о крутом нраве Сулы и о местных людях, когда они неосторожно бросались в воду в такую вот пору.
Ширина реки достигала двухсот пятидесяти метров. Я вспомнил Сенчу. В болоте вода холодная, стыли кости. И все-таки не избежать купели, если не явится лодочник в течение ближайшего получаса.
Зотин настороженно повернул голову. Умолк, привлеченный шелестом травы, старик. Приближался, раздвигая траву, старшина Андреев.
— Я думал... далеко... а они рядом... застава, немцы... — волновался он. — Сколько можно ждать? Давайте вплавь, пока не поздно... торчим тут... под самым носом.
— Кто знал, что они полезут в сараи... Раньше люди там скот держали, — заговорил виновато проводник, — повременим... лодочник явится скоро...