Танки и пехоту разделяют не более 600–700 метров. На фланге появилась группа командиров. Впереди — старший — видно, по его требованию цепь залегла и начала отстреливаться.

— Полковник, кажется, — опустил бинокль капитан. — Пойдемте. А вы, — он обратился к одному из спутников, лейтенанту, — проверьте пушечную батарею... Расчеты сорокапятимиллиметровых орудий остаются на позициях и удерживают их с помощью гранат!

Танки усилили стрельбу. Капитан, оба лейтенанта укрылись под стеной хаты. Я увидел полковника.

— Товарищ полковник, удалось найти, — капитан назвал количество орудий. — Стодвадцатидвухмиллиметровая пушечная батарея готова к открытию огня... Другая, стосемимиллиметровая, застряла, стоит без горючего и снарядов.

Полковнику 40–45 лет. Высок ростом, светловолос, щеки обтянуты кожей, жесткие серые глаза. Черные петлицы, окантованные золотистым жгутом, артиллерийские эмблемы, шпалы.

Раздался свист, прогрохотали разрывы. Какая-то сила подняла меня в воздух, отбросила во двор. В голове звон. Глаза режет пыль. Я приподнялся. Две воронки, присыпанный рыжей глиной капитан, еще два-три человека. Где полковник? Его нет среди погибших. Я стал искать. Капитан не успел сообщить, что Пирятин занят — обстоятельство, которое важно для всех в хуторе Запорожская Круча. Я должен уточнить задачу 6-й батареи.

Обстановка на подступах к хутору превзошла самые худшие ожидания. Немедленно возвратиться к орудиям) Но вправе ли я уйти без разрешения полковника?

Я оставил место гибели капитана. Шаг пришлось убавить: ноет тело. Даже стоять трудно — позади невидимый кто-то тянул мою гимнастерку налево и вниз.

Низко над головой просвистел снаряд. Танк, пославший его, находился не далее 400 шагов. Шли еще два танка, стреляя по хатам. Бронебойные снаряды вздымали фонтаны земли и рикошетировали с рыканьем и шумом. Танки разорвали отступающие цепи на две части. Большинство людей повернуло на северо-восток, к болоту.

Я увидел полковника там, где обозначился раздел. Прижатые огнем, люди залегли, отстреливались, другие бежали вслед за полковником, около трех десятков. Достигли копен и начали обходить танки. Что же дальше? Мины перелетали и рвались позади. Кажется, полковник хотел отвлечь танки?

Произошла заминка. Танки стали останавливаться, два-три — развернулись, открыли огонь. Заходящая цепь залегла.

«Мессершмитты». Одна пара, за ней другая. Простучали очереди. «Мессершмитты» обстреляли болото, прихватили и танки. Поднялись ракеты. «Мессершмитты», сделав круг, стали набирать высоту.

Недолгая пауза закончилась, и танки пришли в движение. От крайних хат их отделяло всего три-четыре сотни метров. Со всех сторон грохотали разрывы, свистели пули, раздавались крики.

Где полковник? Продолжать поиски, возвращаться? Я позвал химинструктора, связного и повернул к дому. Полковник отводил людей. Не потерять его из виду. Я бежал, не переводя дух. Укрывшись под изгородью, полковник отдавал приказания. Два-три лейтенанта тут же ушли. Остался майор и два рядовых.

— ...Что с вашими... орудиями? — спросил хриплым голосом полковник.

Я из 6-й батареи 231-го КАП. Имею два исправных орудия и три выстрела — шрапнели. Горючего нет.

— ...Уходите на Пирятин, — полковник выругался.

Пирятин занят. Нарастающий гул двигателей не позволил докончить фразу. Переходили в пике «мессершмитты». Заклубилась пыль, стучали очереди. Между полковником в мной оказались три-четыре старших командира.

Кто-то звал меня. Химинструктор! Связной ранен, что делать?

Я пытался пробиться к полковнику. Много людей, отстреливаясь, отходили к зарослям в болоте. Полковник обратился к командирам и потребовал их остановить.

Танки поминутно останавливались, то один, то другой. Полковника со всех сторон обступили люди.

Мощная волна подняла неулегшуюся пыль ж больно ударила в лицо. Выстрелы сотрясают воздух. 122-миллиметровая пушечная батарея! Я оглянулся. Крайнее орудие находилось в 150 метрах. Выстрелы следовали один за другим.

Ближний танк остановился, что-то мелькнуло в пыли. Башня, сорванная ударом, воткнулась стволом в землю, преградив путь. Три танка пылали рядом.

Замешательство, вызванное стрельбой пушечной батареи, длилось недолго. Танки возобновили огонь. Выли мины. Свистели на все лады осколки, пули.

122-миллиметровые орудия произвели еще несколько выстрелов и начали сниматься. Я не мог приблизиться к полковнику. Просвистела длинная очередь. Автоматчики проникли в хутор.

Полковник повернулся. Что делать огневым взводам 6-й батареи? Я доложил, что в Пирятине танки.

— ...Людей сюда, — полковник бросился к людям, которые тщетно пытались остановить пришедшую в расстройство цепь.

Меня поражало неправдоподобие происходящего. Сотни, тысячи людей, будто потеряв рассудок, бегут в поле, где нет никаких укрытий. Наконец, они приостановились. Залегли, кажется, начали стрелять.

Полковник сказал: «Людей сюда». Что же делать? Старший на батарее несет ответственность за вверенных ему людей и орудия... Да... но на данный момент в Запорожской Круче карабины орудийных номеров окажутся, может быть, более к месту, нежели там, где я их оставил.

Я должен дать отчет в моих поступках моим непосредственным начальникам. Но я не знал ни должностей, ни фамилий, ни намерений ни одного из лиц, чьи приказания выполнял последние часы... Я обязан повиноваться. А последствия? Не стоит думать об этом!

И все же место старшего на батарее в огневых взводах. Нужно возвращаться, прошло столько времени. Что ждет меня на ОП?

Солнце касалось горизонта. Широкая тень бугра закрыла тропу, тянулась к болоту. Прохладно, не стесняет дыхание удушливо-горячий дым разрывов.

Позади выли и рвались снаряды. Похоже, немецкая артиллерия усилила обстрел хутора. Снялась ли 122-мм батарея?.. Не из нашего ли, 2-го дивизиона?

Тропа под обрывом вела в глубь болотных зарослей. Я повернул в поле. Молотилка... Дым горящего танка полз к хатам. Где же второй подбитый танк?

— Товарищ лейтенант... там... глядите, — химинструктор замедлил шаг.

В гуще толпы, которая бежала мимо хат, рвались снаряды. В огородах пусто, я не видел на ОП 2-го орудия. Просвистела в вышине пуля. Навстречу со стороны молотилки бежали люди, пять, семь, десять... Оборачиваются, стреляют. А этот машет... неужели Васильев?.. Дорошенко, орудийные номера...

Что это значит? Люди бегут... а орудия? Под обрывом столб дыма.

— Все кончено, — Васильев возбужден до крайности, в одной руке пистолет, в другой — обойма.

Лейтенант Васильев имел скверную привычку — говорить иногда загадками. Еще хуже то, что случалось это в самые неподходящие моменты. Васильев ушел с позиции? Кто разрешил? А орудия?

Васильев продолжал твердить: «Все кончено». Маловразумительный этот язык вывел меня из терпения. Что произошло? Я вынужден был призвать Васильева к порядку. Он обязан отвечать, как полагается!

— ...атаковали танки... шрапнель израсходована... тягачи горят... убитые, раненые... Я отвел людей... Орлов остался позади.

Меня охватило отчаяние, не хотелось верить. Как же теперь? Обратно! Первый день войны... вначале горели танки... потом — тягачи. Непостижима судьба!

Со стороны Пирятина летят, рикошетируя, нервущиеся бронебойные снаряды. Васильев стал собирать людей. 12 человек... И это все?

— Нет... — Васильев ткнул пистолетом в сторону болота. — Девять раненых... и там не знаю, сколько уцелело...

Васильев повернул людей, и под прикрытием бугра все двинулись на Запорожскую Кручу. Тропа за поворотом вы-шла из зоны мертвого пространства. Стала видна молотилка. Поодаль танк стрелял вдоль обрыва. Позади бежали три-пять человек.

Поле, стог соломы. Показались крыши хуторских домов. Со стороны Пирятина летят танковые снаряды, с противоположной стороны — мины, пулеметные очереди.

Огневые взводы пришли в замешательство, залегли. Два человека ранены. Часть людей бросилась назад к обрыву.