Офицер, скользнув взглядом, небрежно поднес к фуражке руку и отвернулся. Машину снова занесло. Выбросив из-под колес струю грязи, она увеличила скорость и стала удаляться.

В ушах стоял звон. Удары сердца отдавались в висках.

Не поворачивая головы, я взглянул на Зотина. По лицу не заметно волнения. Каска опустилась слишком. Капли воды висли по краю и падали на грудь.

Постукивая гусеницами, двигался бронетранспортер. Проклятье! Он сбавляет ход. Ну, теперь — все! Палец скользнул по скобе и лег на спусковой крючок.

Широкий, приземистый полугусеничный бронетранспортер. Под бортом торчит черный ствол пулемета. Залепленное грязью переднее колесо проворачивалось все медленней. Крыло, дальше широкий капот и стойки открытого броневого щитка. Расплывались пятнами за стеклом солдатские лица.

Приближаясь, лица округлились, обрели черты и отодвинулись вглубь. Скорость уменьшилась. Вот-вот колесо остановится. С лязгом откинулся щиток дверцы. Показалась голова в пилотке. Ствол пулемета задрался вверх.

Прошло еще несколько мгновений. Бронетранспортер поравнялся. Тяжелая бронированная дверца приоткрылась. Выглянул солдат и, улыбнувшись, бросил промокшим камрадам-пехотинцам пачку сигарет.

Бронетранспортер, переключив скорость, обдал меня запахом бензина и покатил дальше. Синеватая дымка стелется вслед гусеницам.

— Ну... представление... кончилось, — стуча зубами и запинаясь, проговорил Зотин, — пора публике расходиться...

Зотин не закончил фразу, обернулся. Позади пригнул стебли Обушный. Поодаль все остальные.

— Они собрались на лугу... подошли три мотоцикла... давайте уходить, — сказал Обушный.

Речь шла о стороне, которая лежала за речкой. Немецкий генерал находился значительно ближе мотоциклистов. Кто разрешил оставлять позицию?

— Автоматчики рыскают на берегу... Будут переправляться, — торопливо говорил Кузнецов. — Давайте сматываться, пока не поздно.

Все поминутно оглядывались. Был слышен треск мотоциклов. Доносились выстрелы.

Первыми перебежали дорогу Обушный и Меликов. Когда они подошли к соломе, двинулись все остальные.

Зотин говорил Андрееву: — Немец бросил пачку сигарет... не хотел бы я прикуривать от его зажигалки... Не отставайте, Хайкин, если не хотите получить персонально подарок.

Стрельба на лугу возобновилась. Взлетела ракета. Кажется, она опустилась в подсолнухах. Прилетела с той стороны или немцы уже перешли речку?

Кучи, манившие нас, оказались травой, присыпанной слегка соломой. Дальше до гребня путь был проделан по-пластунски. Пары растянулись. Я видел только Обушного и Андреева. На грейдере снова появились машины.

— Будем ждать или перевалим? — спросил Зотин, оглядываясь.

Солома промокла, как моя палатка. Зотин прилег, достал из кармана немецкие сигареты. Они примялись, но фольга под плотной глянцевой бумагой сохранила целость. После тщательного всестороннего осмотра пачка была открыта. Все закурили. Потом разошлись по укрытиям.

С северо-востока дул холодный, порывистый ветер. Ползут тучи. Сеет мелкий осенний дождь. Вокруг раскинулось унылое поле. Стерня, словно коричневое покрывало.

На западе еще одна дорога. Я решил отказаться от прежнего направления и повернуть на юго-запад. Судя по немецкой карте, ближе всего до наших войск...

Идти к своим... Я уже знаю, толкают со всех сторон, из Гапоновки на луг, потом к речке, в подсолнухи, мы лежим на виду, ни туда, ни сюда, дороги — одна перед нами, другая — позади.

Зотин поглядел на часы.

— Пятнадцать часов... на западе стрельба затихла в полдень... Шесть-семь километров, не дальше, — он вздохнул и умолк.

В районах на запад от реки Сулы наши подразделения, кажется, не имели ни танков, ни артиллерии и действовали обособленно. Затишье могло означать только то, что бой, который они вели, закончился неудачей.

В голову лезли невеселые мысли. Что делать? Идти на север? Как миновать немецкий пост в Веславах?

Зотин насторожился — стал слышен шум. Откуда он исходит? Шум то затихал, то усиливался. Настороженность вскоре сменилась горечью.

По дороге тащатся люди. Без оружия, без шинелей и плащ-палаток... Пленные...

Голова колонны прошла и потянула за собой серые, колеблющиеся ряды промокших, легко одетых людей. Шествие продолжалось долго-долго.

Навстречу, со стороны Лохвицы, двигались машины и бронетранспортеры. Среди пленных началось замешательство. Шеренги смялись. Конвой сгонял людей на обочину.

Машины буксовали, останавливались. Пленные их подталкивали. Раздавались гудки и выкрики.

Машины и бронетранспортеры все шли и шли. Но остановки стали учащаться. Застрявшие задержали остальных. Уже толкали машины не только пленные, но и немцы. В 17.00 колонна остановилась.

Пленные, наконец, прошли. Машины с прицепами и бронетранспортеры не двигались. Голова колонны скрылась где-то на юге, хвост — в противоположной стороне.

Дождь перестал. Пронимала дрожь. Зотин растирал посиневшие пальцы.

— Нужно предпринимать что-то... Совсем окоченеем, если лежать так...

Что же... двигаться? Куда? Путь на запад закрыла колонна. Да и смысла не было туда идти. Поворачивать снова к Гапоновке? Нет...

Зотин продолжал наблюдение. Я перебрался в кучу, где укрывались остальные. Каждый выкурил свою долю сигарет, и Кузнецов из «бычков» мастерил подобие козьей ножки.

Обстановка скверная. Куда ни кинь — клин. Но у нас есть союзник — темнота. Время близится к ночи. Я хотел ободрить товарищей. Никто не проронил ни слова.

— Согласен... на запад идти незачем, возвращаться в Гапоновку... тоже... — заговорил Обушный. — Остается одно... обогнуть Веславы и — на Сулу.

Дымя козьей ножкой, Кузнецов сказал:

— Вернемся в подсолнухи... Немцы ушли, село рядом... Остальное я беру на себя.

Андреев согласен с Обушным. Меликов и Хайкин поддерживали Кузнецова.

— Идти на Веславы... где находится конец этой колонны? Может, в селе... — высказал сомнение Хайкин.

Под прикрытием гребня мы разделились и по-пластунски — к Веславам. На краю села дороги разветвляются, одна — на Гапоновку, другая занята колонной. Подразделения какой-то мотопехотной части. Помимо колесных машин и бронетранспортеров, в колонне около двадцати стопятимиллиметровых орудий с интервалом между ними до двухсот метров. Замыкающее орудие скрылось наполовину за хатой. Немцы сидели под тентами. Бродили лишь одиночки у прицепа и фургонов.

— Почему они стоят? — спрашивал Обушный. — Перебраться бы через дорогу...

— Да, — соглашается Зотин, — село обойти было бы нетрудно.

До орудий не более восьмисот метров. Местность открыта с востока и со стороны дороги, по которой проходили одиночные машины на Гапоновку.

— Нет... ничего не выйдет, пока они не уберутся, — -ежась, говорил Обушный, — глядите, едет...

Из-за хат выкатила машина с кухней. За ней — другая, третья. Дорога, по-видимому, не очень размокла. Почему же не двигается колонна? Может, привал на ужин?

В дальнем конце деревни простучала очередь. Потом еще одна.

Прошло около получаса. Колонна не трогалась. Солдатам раздавали ужин. Короткое оживление кончилось, немцы стали залезать под тенты.

Миновать Веславы не было возможности, и я решил возвратиться в подсолнухи.

Между тем начинало темнеть. Мы продвинулись к местам, которые оставили час назад. С дороги доносились голоса, звуки губной гармошки. Машины, бронетранспортеры стояли. Похоже, немцы собирались ночевать.

Местность на севере Гапоновки контролировали немецкие посты. Идти туда опасно. Ожидать, пока откроется путь на запад? Но колонна могла простоять до утра...

Положение на дороге я знал. Между машинами дистанция кое-где достигала сотен метров. Особенно там, где находились тяжелые броневики. Можно попытаться...

Эту мысль высказал лейтенант Обушный. Но когда я стал уточнять задачи, начались возражения.