Лишь ниже по течению, где русло делалось шире, к воде клонились косматой гривой камыши. Ширина речки достигала восьмидесяти шагов, глубина, по словам мальчика, немногим больше метра.

По западному берегу на небольшом удалении стояли рядом пять-шесть хат. Дворы огорожены высокими плетнями.

Мы шли, спускаясь к берегу, по краю огородов. Трава шуршит, прихваченная заморозками, и серебрится пятнами. Вода в углублениях, оставленных копытами животных, подернулась льдом. Продрогший мальчик бежал навстречу.

— Дядя, возьмите на тот берег... пригоню обратно лодку.

Я не мог нарушать обещания, данного женщинам. Преданный помощник, обиженный отказом, умолк, глядя вслед отчалившей лодке.

Первоначально предполагалось всем плыть «одним рейсом». Но выяснилось, что крошечная лодчонка едва могла принять трех человек. Я остался. После того, как сойдут Меликов и Андреев, Зотин вернется за мной.

Между тем наступал день. Розовое небо на востоке золотилось все больше. Меркли звезды. За плетнями пели наперебой петухи, гоготали утки, гуси, мычал скот. А выше по течению, в средней части села, дымили остатки сожженной вчера хаты.

Устроив мальчика в укрытии, я продолжал следить за лодкой. Преодолев три четверти пути, она села своим дном в ил и не двигалась с места. Мои товарищи раскачивали ее, толкали веслами, но тщетно. Меликов развел руками и шагнул через борт. За ним сошел Андреев. Через минуту они были на берегу.

Зотин, орудуя обломком бревна вместо весел, плыл обратно. Я уже сделал шаг к берегу, когда заметил в крайнем дворе мужчин, они, кажется, следили из-за плетня.

Это кстати. Нужно переговорить, потому что со вчерашнего вечера к моим сведениям о местонахождении почти ничего не прибавилось. Кто эти люди? Мальчик ответил: хозяева из ближних хат.

Лодка барахталась на середине, и я попросил мальчика позвать мужчин. Он ушел, вернулся ни с чем и отправился вторично. На этот раз мальчик сказал, что мужчины не хотят идти.

Соблюдать осторожность не было смысла и, назвав себя, я крикнул, приглашая мужчин на берег. После этого один из них вышел из калитки и, преодолев в два приема разделявшее нас расстояние, остановился в десяти шагах. Я спросил, почему он не шел? Напуган?

— Другого места не могли найти... подняли тут шум... В селе немцы, — вместо ответа недовольно говорил стоящий напротив меня человек. — Зачем подставляете хлопца под пули?

Мой собеседник, заросший рыжей щетиной, кажется, еще не успел закончить свой утренний туалет. Головного убора на нем не было, пальто расстегнуто. Не сразу я заметил поясной ремень и выпиравшую кобуру на боку. Оружие? Что это значит? Кто он?

— Полицай, — последовал ответ.

Его простота изумила меня не меньше, чем должность. Я впервые видел полицейского.

— ...оно и видно... что впервой, — буркнул полицейский, — мне нельзя разговаривать с вами... увидят...

Что заставило его принять эту должность?

— А вам какое дело?

Полицейский, недовольный тем, что пришлось явиться на берег, был, впрочем, настроен не особенно враждебно, и я спросил, далеко ли фронт?

— Не знаю, но от сел держись подальше и от полицаев тоже.

Где я нахожусь? Сколько до ближайшего города? Как называются деревни, лежащие дальше на восток? Полицейский оглянулся и стал нехотя отвечать:

— Полтава... — потом передумал, — нет, Гадяч... километрах в двадцати... а села называются Круглик, Рашевка... в ту сторону, — он указал за речку, — Харьковцы, Сары, а там... малые хутора... Донцов, Орехово, Островерхово. Вы куда путь держите?

Зотин черпал ведром, выливая воду из лодки. Я не хотел больше терять время и вернулся на берег, заручившись обещанием, что полицейский не сдвинется с места, пока я не переправлюсь и не выйду к гребню.

Медиков и Андреев шагали далеко за речкой, поднимаясь по склону. Я вошел в лодку. Зотин работал веслом. Но и на этот раз лодка застряла. Правда, случилось это ближе к берегу.

Привстав, Зотин глазами нашел на противоположном берегу мальчика, потом поднял над головой весло, ткнул в ил. Я переступил через борт. Дно оказалось неглубоко и, сделав несколько прыжков, я выбрался из воды. Оставил лодку и Зотин.

Медиков и Андреев уже скрылись за бугром. Мы шли скорым шагом. Речка и хаты оставались еще на виду. Оглянувшись, Зотин спросил:

— ...что за человек на берегу?

Полицейский.

— Да неужто? — удивился Зотин. — Вот оборотень. Да, представитель немецких властей.

— Я выстрелил бы, не пожалел патрона. Стоит ли связываться.

— ...я не буду оглядываться, раз этот... негодяй следит за нами.

Мы поравнялись с нашими товарищами. Оба прихрамывают после вчерашнего перехода. Зотин прибавлял шаг. Обувь намокла в речке. Меликов предлагал остановиться.

— Тут балка... выжать портянки... — говорил он, но Зотин опасался полицейского, настоял на том, чтобы продолжать путь.

Утренняя дымка рассеивалась. Над горизонтом все выше поднималось солнце. Во впадинах примороженная за ночь трава стала оттаивать. Прогрелся воздух.

Сегодня утро ничем не напоминает вчерашнюю туманную мглу. Окружающий ландшафт почти не изменился. Бугры да долы, обширные неубранные поля, безлюдье на дороге.

После короткого привала мы двинулись дальше. Я поднялся на гребень вовремя. Иначе не избежать бы встречи с немцами, бродившими возле машин в колонне, которая застряла при выходе из населенного пункта, что лежал в лощине.

Необходимость держаться дальше от населенных пунктов вынудила меня избрать юго-восточное направление. Потом был сделан поворот на восток. Теперь ничего не оставалось, как принять на северо-восток.

Полчаса спустя мы снова наткнулись на хутор. Миновать его имелась только одна возможность — еще больше отклониться на север.

Наступил полдень. Мы только спустились в балку. Оба — Меликов и Андреев — начали сокращать дистанцию. Потом стали сигналить — на бугре телеграфные столбы, будто натыканные вехи. Я заметил столбы еще раньше, но не догадался взглянуть в бинокль. И вот следствие — в линзах вырисовывалось железнодорожное полотно. Очевидно, мы забрались слишком далеко к северу. Необходимо менять направление.

В обходных маневрах был потерян еще час. Передо мною перекресток дорог. Немецкие указатели на все четыре стороны. Благодаря им удалось получить совершенно достоверные сведения. В северном направлении лежали села Осняги и Чернече, на юг — Харьковцы, название, которое упоминал полицейский.

Мы перешли грейдер и шагали дальше. Меликов вдруг остановился и стал возвращаться.

— Что с ним? — удивился Зотин. — Зачем он? Давайте подождем.

Андреев позади в трехстах шагах оглядывался, а Меликов тем временем подошел к столбу и начал переставлять указатели. Это подпольное действие едва не стоило ему жизни. Меликов успел отойти на сотню шагов, когда появилась целая колонна машин. Мы укрылись на склоне среди поникших уже бурьянов. Но Меликов! Распластавшись рядом с подсохшей лужей, он был совершенно на виду.

Машины остановились. Немцы! Один, еще двое с картами подошли к столбу. Вот-вот раздастся очередь. Но немцы постояли и вернулись по местам. Колонна двинулась дальше.

Снова на виду железная дорога. Зотин поменялся местами с Андреевым. Шагаем полчаса, еще полчаса.

На бугре возвышался стог. Рядом — воз, лошадь, люди — старик, три женщины. Грузят солому.

— Ох, сыночки, — воскликнула женщина, слезая с воза, — куда вы идете? У нас в Донцове немцы, в Островерхово, в Рьшолово... тоже... изловят вас.

Прекратили работу и остальные: подошли, качая сокрушенно головами. Подтянулись Зотин, Меликов. Все сели, старик, вынув кисет, начал угощать куревом. Долго кряхтел, потом выдохнул дым.

— Дайте поговорить, — прикрикнул он на словоохотливых женщин. — Так, значит, к своим, хлопцы? А издалека? — и снова умолк, поправлял цигарку. — На железную дорогу согнали людей, ремонтируют... Где будет фронт? Не скажу... за Пслом-рекой, а может, дальше...