Стелется непроглядной пеленой туман. Заболоченный луг. Ноги проваливаются, грузнут до колен. Мы идем на север, по стрелке компаса. Километр, другой, третий.

— ...чую запах дыма, — проговорил Зотин. Спустя минуту он остановился. — Там что-то вроде крыши...

Справа выступают очертания построек. Там небольшое, как подсказывала трофейная карта, прибрежное сельцо Песочек. Дальше, километрах в трех-четырех, лежит другое село, побольше — Пески. Между с. Песочек и с. Пески грейдерная дорога и железнодорожная ветка, она идет на север. Я хотел обогнуть Песочек и за сельцом пересечь дороги — ту и другую.

Под ногами становилось суше. Я выбрался на тропку, которая пролегла по краю сельских огородов, отделив их от береговых камышей и зарослей.

Зотин ступал быстро, но скоро убавил шаг. Присел и начал снимать сапоги. Вылил воду из голенищ.

Подошел Медиков, за ним Андреев.

— Солнце уже просвечивает, — говорил Андреев, — успеем выбраться из болота?

— Я готов, пошли, — Зотин поднялся, и все двинулись дальше.

Восемь часов. Туман не отступал, но мгла местами делалась прозрачной. Слышны недалекие звуки пробужденного села. Мычал скот, звонко ударилось где-то ведро, залаяла собака.

Тропа, по которой я шел, повернула к хатам. Сапоги снова проваливались в грязь, шелестела под ногами луговая трава.

Мы огибали северную окраину села Песочек. До хат — триста-четыреста шагов. Послышался гул мотоциклов. Зотин насчитал шесть. Мотоциклы шли на малой скорости в сторону села Пески. Немцы громко переговаривались на ходу.

Примерно в полукилометре от хат, близко за дорогой — заросли. Я решил срезать угол. Мои товарищи двигались позади. Зотин стал отставать, прислушивался. Гогочут гуси. Вначале я не обратил внимания, но гогот становился все отчетливей. Слышался говор двух людей. Бабуся обращалась, по-видимому, к внучке. Обе маячили позади стаи. Внучка вскрикнула:

— Ай!.. Я боюсь, там кто-то есть, — и маленькая фигурка бросилась в сторону.

Стая загоготала громче. Бабуся приостановилась.

— Тебе показалось... кто придет сюда?., а может, нечистый дух заблудился в тумане... вишь, птиц напугал... иди, дитя, не бойся, — и голоса начали затихать.

Мы прошагали еще около километра и оказались перед узкой и длинной заводью. Обход длился долго. Я повернул вправо. По моим расчетам дорога была где-то недалеко.

Тишина, нигде ни звука. И вдруг силуэт перед глазами. Машины! Вырисовывался в тумане штабной фургон, за ним — кабина, угол борта.

Медиков, Андреев молча остановились. Все наблюдали, потом передвинулись ближе. Колонна стояла в неподвижности. Наша, брошенная.

— Четыре штабных будки, — сосчитал Андреев. — Товарищ лейтенант, заглянуть бы. Карта, может, попадется или еще что-нибудь полезное?

— ...Не заблудились ли мы? — неуверенно спросил Зотин.

Кажется, нет. Вот трофейная карта. Справа Песочек — мы прошли мимо, Пески остались в трех-четырех километрах слева. Перед нами дорога, соединяющая оба села.

— ...Посмотреть, давно ли покинуты машины, — поддержал Зотин Андреева, — мы быстро… пойдемте, старшина...

Меликов пододвинулся, тяжело вздохнул.

— ...Что толку... ясно и так... тут давно уже наших не бывало... — проговорил он, — давайте трогать, пока тихо... вдруг немцы патрулируют эти места... река ведь недалеко. Мотоциклы укатили в ту сторону.

Вернулись оба — Зотин и Андреев.

— ...оставлены... дней пять-шесть... в кабине лужа... грязь под колесами застыла... имущество поразбросано... бумаги размокли, кучки пепла... что-то жгли, — сообщил Зотин. — А вот следы на грейдере свежие, прошли мотоциклы, те, вроде, что были в Песочках...

— ...Похоже, тыловые службы... вот нашел сейф в будке, — говорил на ходу Андреев, — дверца открыта, пачки денег... захватил немного... в другой подобрал полевую сумку.

Я осмотрел машины. Колонна была застигнута, когда направлялась в сторону Песочков. На объезде отпечаток протекторов, оставленный мотоциклами сорок минут назад.

За кюветом уже слышится запах шпал. Невдалеке возвышалась железнодорожная насыпь. Под сапогами зашуршала щебенка. Гладкую, укатанную поверхность рельсов покрывала рыжей лентой ржавчина.

— Далась нам река Суда, — говорил Зотин и, обратив взгляд назад, к насыпи, закончил: — Не хотел бы я попасть еще раз в такую переделку... и не желаю никому другому. Ну что же, переправились... а теперь... вперед!

Солнечные лучи с вышины прогревают туманную толщу. Мы шагали, поднимаясь по склону. Сочная осенняя растительность густо стелилась в стерне, мокрая, будто после дождя. Стрелка на моем компасе слегка раскачивалась. Направление — на восток.

И как часто бывает с людьми, когда они попадают в подобное положение, так было и с нами. Едва преодолев реку Суду, мы встретили новые преграды, которые громоздились, заслоняя собой, казалось, уже недалекую цель. Удручала неизвестность.

Где наши войска? Сколько предстоит отмерять километров? Пятьдесят, семьдесят, а может быть, двести? Восстановлен ли фронт и каково положение вообще?

Под целлулоидной пленкой моей планшетки — трофейная карта. Я глядел на сетку, делившую лист на равные квадраты, и не находил никакого ответа. Кто-то из 10-го мотопехотного полка набросал отдельные детали обстановка на рубеже Лохвица — Сенча. Весь этот участок, восточный берег, занимали немцы, но местность за железной дорогой удерживали наши части. 18.09.41 г. — нанес дату немец. Прошло семь дней.

Туман к десяти часам стал рассеиваться. Горизонт отодвинулся с ближних бугров, открыв пустынные поля, убегавшие на восток волнистой равниной. Виднелись два-три стога, и зубчатой полосой вдали маячит опушка леса.

Набрана дистанция, нужно вести наблюдение. Яркое солнце, прозрачный, по-осеннему застывший воздух, нити паутины и курлыканье журавлиной стаи в поднебесье, кажется, начали отвлекать моего товарища от невеселых дум. Поравнявшись, он заговорил:

— ...Не может быть, чтобы передовые части немцев ушли далеко... Дня через два-три нагоним... только не наткнуться на пост... не попадать на глаза...

Да, это условие обязательное, тем. более в ясный погожий день, в такое время, когда мирное течение жизни нарушилось. Местное население, напуганное строгими приказами оккупантов, не решалось оставлять свои села. Движение повсюду приостановилось, и в степи за все время я не заметил ни одного человека.

Выручала топографическая карта. Только с ее помощью я сохранял направление, вынужденный петлять вдоль склонов, скрываться в балках, избегать открытых мест.

Я оставил Зотина и поднялся к гребню, огляделся. Не заметно ничего особенного. Мои товарищи шли, не сбавляя шаг. Зотин в полукилометре впереди. Андреев и Меликов на удалении немногим больше — слева. Меликов подал сигнал: просьба остановиться.

Мои часы показывали 11.45. В 12.00 привал. Ожидая, пока подтянутся товарищи, Зотин расстегнул ворот гимнастерки:

— В первый день за Сулой грохот слышался со всех сторон, а тут нигде ни выстрела, ни одного самолета... откатился фронт... — он хотел присесть, но, заметив подходившего старшину, выпрямился.

— ...Почему не остановились, когда младший лейтенант сигналил? — спрашивал Андреев. — Нашли лужу, и не очень мутную... можно пить...

Его перебил Меликов:

— Бочку воды сюда... все нутро иссохло... в деревню бы сейчас к колодцу.

— Жарко... да куда денешься... полдень... и дотемна еще не меньше семи часов, — сокрушенно произнес Зотин.

Солнце уже сошло с летней орбиты, но греет ничуть не меньше, чем в знойный июльский день где-нибудь на юге. В балках духота, а на буграх парит, колебля горячий воздух, марево. Томимые жаждой, все умолкли.

— ...давайте вернемся... недалеко, километра полтора-два, — прервал молчание Андреев.

— Ну, пить стоячую воду опасно, — возразил Зотин, опустился на колени, лег на спину. — Как раз схватишь дизентерию, а с ней далеко не уйдешь... может, попадется колодец или ручей...