— Расчетам разрешается отдыхать, — передал с НП телефонист.

На поляне душно. Мелкий теплый дождик клонил ко сну. Ближняя стрелявшая батарея умолкла. Установилась тишина.

Вернулся со складов Смолин. Я прилег под орешником и уснул. Срывались с листьев капли, стучали по палатке. Одежда отсырела.

16 часов. Дождь перестал. Выглянуло солнце, лучи пронизывают оголенные мокрые стебли орешника.

— Ничего нового, — встретил меня Васильев. — Расчеты отдыхали. С пятнадцати часов закончил третью стрельбу... Приходил начальник химслужбы. Командир батареи приказал выделить ему людей для работы на складах. Я отправил старшего сержанта Смолина... Ваш обед у телефонистов. Командир батареи приказал доложить к восемнадцати ноль состояние материальной части и стрелкового оружия.

Я заглянул в записи, которые вел Васильев. Дальность не менялась. Как порядок на ОП?

У 1-го орудия я нашел Орлова, он производил осмотр ствола. Как работают люди?

— Хорошо... отдохнули и... — Орлов стал говорить о замечаниях, сделанных орудийным номерам.

Расчет занял места. Орудие исправно. Снаряды хранились согласно правилам. Орудийные инструменты и принадлежности, стрелковое оружие, имущество номеров содержались в порядке. Недостает в подсумках винтовочных патронов.

По пути ко 2-му орудию меня догнал телефонист.

— Товарищ лейтенант, передают с НП... по местам!.. По пехоте... цель номер одиннадцать...

Стрельба продолжалась с небольшими паузами. Дальность 10–14 километров.

С самого утра в тылу ухают разрывы тяжелых снарядов. Дальнобойная артиллерия немцев начала обстреливать Чернигов.

Подул ветер. Небо совсем очистилось от туч. Шумит вокруг орешник. Душный дождливый день сменялся холодным вечером.

В 18.00 появились «юнкерсы». Тремя группами, одна за другой, прошли над городом, держа курс на юг.

Со стороны Полуботок слышатся частые разрывы. Это понятно. Но что означал грохот, который доносился с востока — издали, чуть ли не с северных берегов Десны?

Командир батареи сообщил обстановку. Подразделения 10-го СП удерживали занятый вчера оборонительный рубеж. С наступлением темноты пехота собиралась предпринять атаку и ликвидировать разрыв, образовавшийся между подразделениями, которые отошли с направления Петрушин — Холявин. Связь с ними, как и с подразделениями на гомельской дороге, неустойчивая.

Темно и сыро. Сквозь рваные облака выглядывает луна. Дул ветер. Только на третий раз удалось воспользоваться моментом для проверки веера по луне...

— Телефонист, доложить... веер проверен!

...Батарея ведет огонь. Ветер уносит дым. Вспышки пламени на мгновение вырывают из темноты фигуры людей и орудий, слепят глаза.

Не умолкают и другие батареи. Грохот орудийных выстрелов доносится из тыла, откуда-то из района городских развалин.

В 21.00 наступил перерыв. С наблюдательного пункта поступило сообщение: выбить противника из Полуботок и из леса, северо-западнее хутора, не удалось. Немцы сохранили за собой клип, вбитый в боевые порядки 45-й СД, который расчленил их на две неравные части. Одна продолжала обороняться за гомельской дорогой, другая, в состав которой входил 10-й стрелковый полк, была оттеснена к востоку. Передовые подразделения противника отделяло от Чернигова 4–5 километров.

В зарослях слышатся выкрики. Вспыхнули фары. Подошли машины взвода боепитания. Расчеты приступили к разгрузке.

Опять начал накрапывать дождь. Я забрался в палатку и уснул под шум капель.

Мокрый, туго натянутый брезент дрожит от выстрелов. Одна за другой в палатку через открытую торцевую часть врываются воздушные волны, обдавая теплом лицо. Орудия ведут огонь.

Наступило утро нового дня. Похолодало. Дождь, моросивший ночью, лишь освежил траву на поляне и орешник вокруг. Земля под ногами осталась твердой и упругой.

Было 8 часов. Начинались стрельбы. Цель — аэростат. Как утверждали наблюдатели, он маячил с самого рассвета в плоскости стрельбы. Баллон выделяется серым пятном на фоне темных сплошных туч.

Аэростаты применялись еще в первую мировую войну. В отличие от дирижаблей, этот аппарат не предназначен для полетов. Аэростаты использовали в разных целях, в том числе для наблюдения за полем боя. В корзинах, подвешенных к баллону, установлены средства связи, приборы наблюдения, размещается обслуживающий персонал. Наблюдательный пункт, поднятый на заданную высоту, совершенно незаменим на равнинной местности. Немцы не обременяли себя заботами по прикрытию их с воздуха. Наша авиация появлялась очень редко. Аэростату мог угрожать только огонь артиллерии. Если позволяла дальность, она обстреливала район размещения наземного оборудования, иногда целью служил сам аэростат. Но орудия дивизионных артиллерийских полков, в боекомплекте которых была шрапнель, — 76-миллиметровые пушки и 122-миллиметровые гаубицы — имели недостаточную дальность, а в корпусной артиллерии огонь шрапнелью вели только 107-миллиметровые батареи. Аэростат был мало уязвимым.

Укрыть наземное оборудование на удалении от переднего края нетрудно. Подобно глазу циклопа, наблюдатель с высоты проникал взглядом во многие места, скрытые от наземного НП. Аэростат вел разведку целей, засечку их и управлял огнем батарей, которые обслуживал.

Подготовка исходных данных для стрельбы по аэростату производится с помощью топографических приборов. Пристрелка велась, как правило, с использованием отсчетов пунктов сопряженного наблюдения. Только по этой схеме, обеспеченной четкой и надежной связью, стреляющий командир имеет шанс решить задачу.

Правда, иногда, как в этом случае, обстановка заставляет спешить. Данные готовятся глазомерным способом. Пристрелка требовала от стреляющего командира высокого искусства.

Как определить положение укрытого в складках местности наземного оборудования аэростата? Это необходимо, иначе нельзя судить о том, как ложатся разрывы относительно цели, а значит, корректировать огонь. Использовать в качестве отправной точки силуэт баллона? Сомнительно, велика дальность наблюдения.

Вместе с тем необходимо действовать быстро. Противник с высоты находил огневые позиции стреляющей батареи и открывал огонь.

Немцы постоянно применяли аэростаты. Под Луцком, в районе Старой Гуты, у Малина и здесь, севернее Чернигова. Аэростат превратился в деталь ландшафта, довольно, впрочем, неприятную. Вот и сейчас он повис где-то западнее Холявина и не снижался ни на минуту.

Телефонисты говорят, что 122-миллиметровые батареи нашего дивизиона уже провели по аэростату несколько стрельб. В таких случаях снаряды не экономят, но результат оказался ничтожным. Аэростат на виду, значит, обозревает район орешника и, наверное, успел засечь наши позиции.

6-я батарея привлечена к стрельбе по аэростату. Я узнал об этом, как открыл глаза, по корректурам, которые выкрикивал Васильев.

Прогрохотала одна, еще одна очередь. Раздалась команда «Стой!». Я подошел к буссоли. Васильев сказал, что расчетам не пришлось спать — всю ночь вели огонь, а с 8.00 — по аэростату. Израсходовано сорок шрапнелей. Дальность — в пределах 8–10 тысяч метров. Стрелял командир дивизиона старший лейтенант Рева. «Стой!»

Расчеты обновили маскировку, и Васильев запросил разрешения на завтрак. Вместо ответа телефонист начал снова:

— ...Трубка двести пятьдесят... батареей... один снаряд... Огонь!

Раздаются выстрелы. Вдали над лесом вспыхнули четыре курчавых облака — разрывы шрапнели. Были то недолеты или перелеты — трудно сказать. Единственное, чем очередь обрадовала всех — командиров орудий, наводчиков, орудийных номеров, меня и Васильева, — интервалами и одинаковой высотой разрывов.

Веер — дымы в воздухе, — венчавший кропотливый труд огневых взводов, был безукоризненным. В этом могли убедиться все, кто наблюдал стрельбу, — свои и немцы.

После третьей очереди стреляющий вывел разрывы на линию наблюдения и двумя, последующими — закончил пристрелку высоты.