Варавин ответил, что не имеет времени и что нужны люди, знающие город, а также для расчистки завалов.

— Как выйти на гомельский шлях? Мы спешим...

— Понимаю... вполне понимаю, товарищ командир. Знаю, где укрылись жители... — учтиво отвечал смотритель, — есть раненые и здоровые. Сейчас провожу... извините, я должен закрыть дверь.

Следуя за смотрителем, в одной из церквей мы нашли много людей, в большинстве своем пострадавших от бомбежки.

— Нужны перевязочные материалы, носилки, — просили находившиеся в церкви врачи. — Много жертв осталось среди развалин и на городских окраинах. Мы не управляемся... Говорят, на подходе войска, передайте командованию...

Варавин ответил, что он командир застрявшей в развалинах батареи. Связи с командованием не имеет, к тому же выполняет свою срочную задачу.

— У меня нет времени... ни минуты. Сожалею, но я должен забрать всех мужчин, способных работать... Не беспокойтесь, через час-другой все вернутся. Мой комиссар, — Варавин представил политрука Савченко, — уполномочен... вызовет санинструктора с медикаментами.

Собралось около сорока человек. В большинстве своем они не избавились от пережитого потрясения. Но шли, не отставая, время от времени подбадривая друг друга.

Мы поравнялись с музеем. У медных пушек стоял смотритель. Кто-то из жителей позвал его.

— Нет, он пусть остается на своем посту... — возразил Варавин. — Эти орудия хранят память сражений, в которых рождалось величие нашей страны. Канониры салютовали императору Петру... Нельзя оставлять священные для русского человека реликвии без охраны. Продолжайте, несите вашу службу, благодарю вас за верность, — закончил он, обращаясь к смотрителю.

Горожане дружно работали вместе с расчетами. Батарея продвинулась вперед на целый километр. Вплотную одно к другому стояли подошедшие орудия из других батарей.

При свете наступавшего дня открылась во всей своей глубине трагедия, постигшая город Чернигов и его жителей.

Все видимое вокруг пространство лежало в руинах. Кучи рыжих кирпичей, обломки стен, каркасы и жесть крыш под слоем пыли и пепла громоздились на месте домов и улиц. Курился дым, распространяя горький запах пожара и тления.

Прямо впереди высилась стена, пустые проемы окон. Рядом — уцелевший дом. Нет, обман зрения. Взрывная волна разрушила наружные стены здания, обнажив его внутреннее устройство с междуэтажными перекрытиями, кухнями, столовыми. На высоте третьего этажа повисла койка, развеваются на ветру постельные принадлежности.

Вчера еще на месте этого хаотического нагромождения камней и мусора стоял большой современный город. Теперь он напоминал печальную картину «Последний день Помпеи». Но не злая стихия обрушилась на Чернигов. Он пострадал от преступных человеческих рук, столь же безжалостных, как силы природы.

К 9.00 батарея вышла на северную окраину. Больших повреждений дома тут не имели. Вдоль улицы тянутся ряды пышных темно-зеленых лип, крашеные деревянные и каменные заборы.

Горючее в тягачах было на исходе. Колонна остановилась в тени лип. Орудия заняли улицу, одна гусеница тягача в канаве, другая закрыла тротуар, впритык к забору. Васильев вернулся после осмотра прилегающих кварталов.

— Кроме нас, здесь еще две батареи из третьего дивизиона. Пусто в баках... Ждут, скоро должны подойти заправщики, — сообщил он.

Штабы не учли разрушений, поглотивших столько времени и горючего. Впрочем, этого нельзя было предусмотреть. Чернигов стоял еще на своем месте, когда ставились частям задачи. Последней заправки хватило бы до района ОП.

Командир батареи никому не позволил отвлекаться по пустякам.

— Пехота одна долго не продержится, а вы... «горючее». Девять ноль... время готовности шестой батареи к открытию огня... немец, говорят, прет по дороге вовсю... Произвести осмотр, заглянуть в передки, удалить с комплекта ИЗ пыль. Приведите в порядок людей! Я уезжаю в штаб дивизиона.

Во дворе — колодец. Как мучила жажда в пыли развалин! Я выпил котелок холодной вкусной воды и почувствовал невыносимый зуд. Промедли я еще немного, одежда, казалось, задымит. Кирпичная пыль въедлива и намного неприятней дорожной. Сейчас же мыться, прочь одежду! Приехал старшина.

— Товарищ лейтенант, начальник штаба дивизиона приказал покормить людей, остальную пищу отвезти к церкви, где политрук, — начал он с ходу. — Не знаю, как туда пробраться.

Пришла машина с горючим. Воентехник службы ГСМ[13] сообщил, что командир полка с 1-м дивизионом и штабной батареей еще в 8 часов ушел на гомельскую дорогу. Гесеэмщик заправлял их перед селом Коты. По приказанию командира полка, санчасть до 12.00 остается в городе для оказания помощи населению... Воентехник намеревался ехать за Десну, на поиски горючего. С севера доносился гул далекой стрельбы.

— Слышите, с каким нетерпением немцы ожидают конца заправки? — указал Васильев.

В чистом безоблачном небе поднималось августовское солнце. Таяла над дальним лесом утренняя дымка. Со стороны Гомеля летел корректировщик. 85-миллиметровая зенитная батарея за Десной открыла огонь. Разрывы ее снарядов сопровождали самолет, пока он не ушел за пределы досягаемости.

Командир батареи не возвращался. Завтрак шел к концу. Орудийные номера устраивались спать, тот в тени, другой на солнцепеке, прислонясь к колесу, к станинам. Можно вздремнуть и мне. Пять-десять минут или сколько там еще осталось?

Я с трудом открыл глаза. Звал связной. Вернулся командир батареи. Невдалеке грохотали зенитки. Удаляясь на восток, плыла стая «юнкерсов».

Варавин заканчивал у колодца свой туалет. Оделся, развернул карту:

— Товарищи командиры! По сведениям штаба полка, противник силами двести шестидесятой и сто тридцать четвертой пехотных дивизий из состава второй армии наносит удар вдоль гомельской дороги. На двадцать часов вчерашнего дня, по сведениям штаба, передовые части немцев достигли района Седнев, Ивашков и западнее Репки... Помимо двести шестидесятой и сто тридцать четвертой пехотных дивизий на черниговском направлении действует еще одно немецкое соединение не установленной нумерации... К началу текущих суток сорок пятая стрелковая дивизия должна выйти на рубеж Роище... Репки. Второй дивизион поддерживает десятый стрелковый полк, на который возлагается оборона рубежа села Роище... Огневые позиции шестой батареи... лес в полутора километрах на север от Роища. Готовность к открытию огня... шесть ноль. Ну, а сейчас мы имеем девять пятьдесят. Батарея поддерживает второй батальон. Где он? Смольков! В конце улицы... видите?.. Старший лейтенант Азаренко. Он едет в десятый СП. Отправляйтесь с ним, разыщите командира второго батальона и уточните задачу. К одиннадцати ноль... не позже... явиться к ручью на дороге восточнее Роища, и ждите там меня. Огневые взводы, через пять минут... марш! После того как пройдете гомельскую развилку, установить наблюдение за местностью. Все!

Тихими улочками я вывел орудия к перекрестку. На указательном знаке надпись: «Гомель — 90 км». В моей планшетке лежал новый лист карты. Вот она — развилка. Хорошо. Тех, кому приходится водить колонны, всегда ободряют местные знаки, подтверждающие сведения, которые содержатся на карте.

90 километров... Противник вышел в район сел Репки — Роище, в 20–30 километрах от Чернигова. Но немецкие части были там по состоянию на вчерашний день. За прошедшие часы они, наверное, не сидели на месте.

Подтверждением этому служит формулировка задачи. Обычно командир батареи выражается кратко, просто, без всяких пауз, как учили артиллеристов говорить в подобных случаях. Когда он пользуется устаревшими данными, прибегает к общим фразам, ссылается раз за разом на штабы.

Командир батареи должен скрывать свои сомнения. Варавин не умел этого делать. Правда, старался, но речь выдавала настроение его духа.

Зачем подвергать командиров взводов переживаниям, для которых, быть может, еще не настало время? Они уступают командиру батареи в опыте, моложе летами. И восприимчивей. Один — больше, другой — меньше, в зависимости от характера. У командиров взводов достаточно забот, личных и связанных с поддержанием порядка среди орудийных номеров.