— Ориентир три, вправо двадцать, пехота! — доложил разведчик.

Ориентир 3 — одинокое дерево, возвышается среди зарослей на западных склонах высоты «Скиф». Отложив с помощью угломерной сетки бинокля указанное число делений, я нашел облака пыли, которые выделялись на фоне зелени. К переднему краю двигалась колонна немецкой пехоты.

Варавин закончил передачу команд и стал выжидать, когда колонна подойдет к пристрелянному рубежу.

— Огонь!

Дальность наблюдения немного более трех километров. Пехота. Мерно покачиваясь, шеренги перемещались ближе к ложбине. Начали рваться первые снаряды.

— Четыре снаряда... беглый... огонь!

Дым окутал заросли и полз вверх по склону высоты «Скиф». На лестнице скрип, торопливые шаги. Лейтенант Смольков.

— Товарищ младший лейтенант!.. Немцы перешли в наступление... боевая группа выдвигается в исходное положение для контратаки... Командир батальона просил срочно открыть огонь по району ориентира номер шесть... Контратака начинается по сигналу три белые ракеты, — Смольков взглянул на часы. — Через двенадцать минут. Направление контратаки... крайний дом, через поляну и дальше на угол леса.

Варавин подал команды, спустя минуту первая батарейная очередь легла среди деревьев в створе с ориентиром № 6.

На северной окраине села Пески распространялся пожар. Вслушиваясь в перестук пулеметов, Варавин поглядывал на часы. До начала контратаки оставалось три минуты. Летят «юнкерсы». Начали поворачивать к парашютистам. Время истекло. Варавин подал команду «Стой!».

— Пехота, кажется, не решается начинать контратаку на виду у «юнкерсов»... Бомбят парашютистов... — Варавин спрятал часы.

Над Песками пролетел «хеншель». Сделал два круга и скрылся на востоке.

Четверть часа спустя бомбежка закончилась. «Юнкерсы» улетели. На северной окраине села поднялись белые ракеты. Пехота двинулась в контратаку. Вначале она шла, потом двинулась бегом.

Командир батареи подал команду «Огонь!». Разрывы, очередь за очередью, накрывали район ориентира № 6.

Снова «юнкерсы». В боевых порядках немцев вспыхнули гирлянды ракет: красные, зеленые, белые. Варавин оторвался от окуляров — заметили «юнкерсы» сигнал? По-видимому, немецкая пехота обозначала свои боевые порядки или обращалась за помощью. «Юнкерсы» не вняли ей и, не меняя курс, удалились.

Стрельба на лугу и севернее, за огородами, возобновилась с новой силой.

Я наблюдал за нашей пехотой, которая продвигалась двумя цепями к ориентиру № 3. Пехотинцы часто ложились. Число их уменьшалось. Перед стогами цепи залегли, начали стрелять. Мины рвались с перелетом, дым заволок район ориентира № 6. В зарослях во фланг строчил пулемет. Варавин перенес огонь. Начала стрелять еще какая-то батарея.

На лугу с оглушительным треском рвались бризантные снаряды и низко стелились трассирующие пули. Зачастили разрывы мин. Немцы сосредоточили огонь по району стогов.

— Цель номер одиннадцать, правее ноль двадцать... — начал передавать команды Варавин.

Срочно командир дивизиона вызывал его к телефону. Я занял место стреляющего. Вот цель, по которой батарея вела огонь. К церкви бежал Смольков. Варавин встретил его на лестнице, командир взвода управления докладывал.

— Это уже не имеет значения, — озабоченно остановил его Варавин. Оба поднялись на колокольню. — В восточной части плацдарма противник занял район села Горбово, продвинулся к железной дороге... там... где тучи дыма, — Варавин указал на восток. — Второй дивизион переключается на поддержку парашютистов... на которых возложена оборона рубежа села Анисова... К двадцати двум часам сменить наблюдательный пункт. Обстановка такова, что нужно готовить боевые порядки к самообороне. Вы, товарищ лейтенант, — Варавин повернулся ко мне, — отправляйтесь на ОП, к своим обязанностям. Все!

Начинался очередной обстрел. Часть людей сошла, укрылась в щелях под стеной церкви. Разрывы стали отдаляться.

Огневики встревожены больше, чем люди взвода управления. Введен лимит. За истекшие сутки артснабжение не доставило ни одного снаряда.

— Это... последние, — Васильев указал на ящики, которые таскали люди. — Я трижды звонил командиру батареи...

Варавин не говорил мне об этом. Сколько снарядов в наличии на данный момент?

— Около четырех сотен, — Васильев заглянул в свои записи.

До вечера хватит, а там подвезут.

— Едва ли... мы расходуем в два раза больше... приказано экономить.

Экономить... на закрытых ОП? Не наше дело. Огневые взводы могут экономить все, что угодно, только не снаряды.

Это компетенция стреляющего. Его место на НП. Сколько он требует, столько и расходуется.

— Ну да, — согласился Васильев.

Люди заняли свои места. Варавин провел одну, еще одну стрельбу. «Стой!»

В стороне Подгорного затишье. Грохот разрывов стал слышен на северо-востоке, доносился отдаленными раскатами, не затихая ни на минуту. На горизонте тучей поднимался дым. Одна за другой пролетают стаи «юнкерсов».

Я осмотрел ОП и вернулся к буссоли. С трубкой наготове ждал телефонист.

— Васильев говорил вам относительно снарядов? — осведомился Варавин. — Должны подвезти... установите наличие на данный момент... времени... десять минут. Все!

Командиры орудий закончили подсчеты. Я доложил на НП. Обычно НЗ не учитывался. Но Варавин хотел знать общее количество снарядов на позиции.

— Сколько всего?.. Четыреста сорок?.. Ну, товарищ лейтенант, не так уж бедно... в других батареях осталось по полсотни...

Вечерело. Оранжевой полосой на западе окрасило небосклон. Тревожно чертили небо ракеты.

Я забрался в палатку. Пришел Васильев.

— Воентехник Карасев увез ствол третьего орудия... Передавал привет. Говорит... нет снарядов нашего калибра.

А как у остальных?

— Для стодвадцатидвух — и стопятидесятидвухмиллиметровых орудий есть несколько боекомплектов.

Командир батареи обещал, что подвезут.

— Ждем со вчерашнего дня. По-видимому, боеприпасы на том берегу. Васильев не слушал:

— ...Надо принимать какие-то меры... Давайте исключим из расчетов по четыре-пять десятков на орудие.

Каким образом?

— ...Не прибережем... виноваты будем, — продолжал Васильев, — придется стрелять прямой наводкой, попомните мое слово.

Скрыть наличие боеприпасов на ОП? Что за разговор?.. Во-первых, командир батареи сам вел учет, приблизительный, во-вторых, мои доклады слышат все на позиции!

— ...Как хотите... — недовольно ответил Васильев. — Там, — он указал в сторону НП, — не то, что у орудий... немцы нажали, они отходят... А нам... куда денешься? Нужен запас снарядов... мы пустим их в дело, когда придет время...

Доводы Васильева не лишены оснований. Командир батареи предупреждал относительно самообороны. Он-то на НП. Огневым взводам нужно полагаться только на себя.

Конечно, некоторые неточности в подсчетах допустимы. Но когда приходит нужда, каждый снаряд на учете. Ошибки, даже незначительные, воспринимаются как действие умышленное. И за это нужно отвечать.

Неудача наступления парашютистов, последовавшие сегодня перемены в обстановке, «юнкерсы» и грохот, доносившийся с востока, вызвали на ОП общую тревогу. Усилия наших подразделений ликвидировать плацдарм оказались тщетными.

— Вас пугает ответственность? — продолжал Васильев. — А вверенные нам орудия вы не боитесь оставить беззащитными? Или думаете ограждать их штыками?

В полночь, возвращаясь к палатке, я встретил политрука Савченко.

— Что это... заговор? Не стыдно? Слушают люди! Как это вы «не покажете»? — начал политрук.

— Стреляющий далеко от ОП, — возразил Васильев.

• — ...Командир батареи... единоначальник... он отвечает за боеспособность батареи... если он считает необходимым вести огонь... никто не имеет права противиться... Вы, командиры, приверженцы буквы устава, забываете, кажется, об этом?

— Вы подслушивали, товарищ политрук? — возмутился Васильев. — Подпольщик... Выступать в такой роли вам...