От остановок, которые делались вначале, пришлось отказаться. Нужно наверстать упущенное время.

Спустя четыре часа огневые взводы 6-й батареи вошли в село Ковтуновка. Со стороны Прилук сплошным потоком катили машины. На обочинах много машин без горючего.

«Юнкерсы»! Южнее Ковтуновки началась бомбежка. Впереди — стволы 107-миллиметровых орудий. По-видимому, одна из наших батарей? Но на щитах не было знакомой эмблемы. Орудия принадлежали другой части. Я спросил лейтенанта о снарядах.

— Нет, — ответил он. — Горючего до Пирятина, может быть, хватит, а снарядов... нет. Говорят, за Пирятином есть проход на восток... Вы слышали?

Движение возобновилось, но ненадолго. За хутором Дань-ковка начался новый налет. Расчеты отбежали от орудий и залегли. Самолеты носились над скученной колонной. Рвались бомбы.

На выходе из пике «юнкерс» вдруг завалился на крыло и — в землю. Удачный выстрел! Второй самолет, сбитый за все дни с начала отхода от Чернигова.

Орудийные номера укрылись за обочиной. Никто не стрелял. Что это значит?

— Стрелять? — спросил Васильев. — На карабин осталось по три десятка патронов. Вчерашние цинки израсходованы. У орудийного номера, погибшего сегодня, подсумок пустой. Нужно сдерживать, останемся без патронов...

Вечером орудия подошли к Линовице. На улицах толчея, машины, люди. Все толкуют о «юнкерсах» и танках, их нужно ждать всякую минуту.

Битый час ушел на то, чтобы выбраться из села. За обочинами в поле лежат люди, иные спят. Через 100–200 шагов остановки. Всю ночь орудия ползли такими темпами.

Рассвет открыл перед глазами печальную картину. Пространство до самого горизонта заставлено поврежденными и брошенными машинами. Перед селом Каплинцы их насчитывались тысячи.

Но и в этом оцепенелом хаосе движение не прекращалось. Машины и тягачи с орудиями ползли черепашьей скоростью, лавируя среди огня и смрада то в одну, то в другую сторону, никто не держался дороги.

Тянется бесконечная вереница пеших — преимущественно командный и начальствующий состав. Бледные, измученные лица, запыленная одежда. Много раненых, свежие и пропитанные кровью пересохшие бинты.

Серо-зелеными волнами колышутся камыши в заболоченной пойме реки Удай. К деревянному мосту ведет дамба, сплошь изрытая воронками от бомб. Пламя, дым, пыль. Дистанции — никакой, радиатор подпирает либо орудийный ствол, либо кузов машины. Сомкнутое в одно целое, чудовище, урчащее двигателями, как бы замирает, потом рывком перемещается на десяток-другой шагов и снова останавливается.

Узкий скрипучий мост остался позади. Колонна стиснута в несколько рядов. Ее больше не дергали конвульсии. Являются «юнкерсы» стаями, одна за другой. Грохочут разрывы. Самолеты рыскают над болотом. Пылают, накаляя воздух, машины.

Проходит один час, потом еще и еще. Наконец, колонна тронулась. Полкилометра — и снова ее начали дергать судороги. Так огневые взводы 6-й батареи вошли в глинистое глубокое ложе и остановились на спуске косогора. Слева — луг, впереди — мутная завеса огня, дыма. «Юнкерсы», «мессершмитты» рыскают по верхней ее кромке.

Мимо идут толпы людей. Колонна застыла на месте. То крайний, то средний ряд перемещается на пять, десять шагов. Перед радиатором машины. Весь ряд стоит, справа, слева — пламя. Я пошел со всеми, чтобы узнать состояние дороги.

До Пирятина не более километра. В толпе лица разных званий, главным образом средние и старшие командиры и начальники. Я оказался в группе пехотинцев — подполковник, два майора и батальонный комиссар с бледным лицом канцеляриста в обмундировании, еще не принявшем, как у его спутников, обычный для окруженца вид.

Мои случайные спутники говорили между собой, не обращая внимания на окружающих. Я понял, что двое, по меньшей мере, сотрудники штабов армии или фронта. Утром в бомбежке они потеряли машины и за селом Каплинцы в толпе встретили сослуживца по мирному времени.

Как всегда при встрече фронтовиков, невзгоды на первое время оттесняются в сторону. Говорят о погибших и тех, кто остался в живых, о раненых и отличившихся, о должностях и начальстве. Личная тема исчерпана, настает черед обыденным делам.

Подполковник, майор и батальонный комиссар располагали обширными сведениями обстановки. Поначалу было даже как-то не по себе. Речь шла о событиях оперативного масштаба. Упоминались армии и корпуса, фамилии командующих — своих, немецких. Командиры и комиссар говорили фразами, которые мне доводилось слушать только в сводках Совинформбюро.

Из слов подполковника следовало, что, после занятия Чернигова, соединения 2-й немецкой армии продолжали наступать дальше на юг. Одна группировка повернула в район Прилук, другая — вошла во взаимодействие с 6-й немецкой армией и теснила наши войска, оборонявшиеся на рубеже Днепра, к Киевскому укрепрайону. Корпуса 5-й армии — 15-й и 31-й стрелковые и остатки механизированных — отходят на юг. В полосе 5-й армии оказались соединения 21-й и 3-й армий Центрального фронта. На южном фланге 5-й армии, по восточному берегу Днепра, оборонялись 38-я, затем 37-я, удерживавшая Киевский укрепрайон. И ниже по течению Днепра — 26-я армия. Еще в конце августа она отошла на восточный берег Днепра, но сохраняла за собой плацдарм в районе Канева. Я узнал, что на московском направлении противник приостановил наступление. Вслед за 2-й армией в полосу действий войск Юго-Западного фронта немецкое командование повернуло 2-ю танковую группу. Ее танковые и моторизованные дивизии наступали в южном и юго-западном направлениях. В начале сентября они прорвали оборону 13-й армии Брянского фронта и, продолжая двигаться в направлении Конотоп — Ромны, вышли в глубокие тылы войск Юго-Западного фронта.

Подполковник упомянул одно любопытное обстоятельство: еще в начале сентября 6-я немецкая армия захватила плацдарм южнее Киева, в районе Кременчуга. Спустя немного времени немцы переправили на плацдарм соединения 1-й танковой группы. Несколько дней назад они перешли в наступление и стали продвигаться на север по течению реки Суды. 16 сентября у Лохвицы передовые части 2-й и 1-й танковых групп соединились.

Ни подполковник, ни его собеседники не видели в этом особой опасности и ограничились констатацией самого факта: соединения немецких танковых групп вышли в тылы войск Юго-Западного фронта, растянув на четыреста с лишним километров собственные боевые порядки. На всем этом протяжении противник мог создать только заслоны, не особенно плотные. Подполковник не находил причин для того, чтобы сгущать краски, и решительно осуждал тех, кто поступает подобным образом.

Наше командование предприняло ответные меры. 37-й армии приказано оставить Киевский укрепленный район. В свете этого и других событий штаб фронта, находящийся, по словам подполковника, в районе Пирятина, начал перегруппировку войск с целью обеспечить отвод войск фронта для организации обороны на рубеже реки Сулы. 5-я армия, а также соединения 3-й и 21-й армий, отходят в южном и юго-восточном направлениях в полосу 38-й армии.

Оторванная от остальных сил фронта, на рубеже Конотоп — Глухов действует 40-я армия, созданная в последние дни из соединений, изъятых из 26-й армии и Киевского укрепрайона[27], а также соединений, переданных из резерва Ставки.

По течению Днепра с северо-запада и юга наступают крупные немецкие силы. Наши войска продолжали оказывать сопротивление. В последние дни, особенно на северном участке, оно носило очаговый характер. Связь на отдельных направлениях прервана. Вследствие того, что всякое обеспечение войск прекратилось, нарушена структура их боевых порядков, понижается их устойчивость. Пехота не в состоянии сражаться без поддержки, поскольку артиллерия не имеет снарядов и в большинстве своем потеряла подвижность. Но лучшие части всех родов войск сохраняют боеспособность. Во фронтовом штабе командиры надеются после перегруппировки атаковать растянутые в линию соединения танковых групп и прорваться на рубеж реки Сулы.