Танки уже вышли на окраину хутора Запорожская Круча. Оборонявшиеся оттеснены к востоку. Они держались в северной части хутора и в поле, где продолжали гореть подбитые танки.
Васильев стал возвращать людей. Со мной находился Смолин, три-четыре орудийных номера, подоспел Дорошенко.
Налетели «мессершмитты». Две пары. Те, кто оборонялся у горевших танков, начали отходить. Среди хуторских хат, в огородах, рвались мины. Перебегали люди. Кажется, фигура полковника.
Огневым взводам осталось преодолеть три сотни метров. Навстречу пулеметные очереди, двигаться невозможно.
— Товарищ лейтенант, немцы! — крикнул Дорошенко.
С запада к хутору приближаются немецкие пехотинцы. «Огонь!» Орудийные номера начали стрелять. Послышался лязг гусениц. Во дворе танк. Расстояние не более трехсот шагов. Если не отсечь пехотинцев, они пробьются к танку.
— Туда! — указал полковник. — К болоту всем! Быстрее!
Взвыли снаряды. Строение, стоявшее во дворе, всколыхнулось и рухнуло. Грохотали разрывы. Позади я увидел Васильева. Следом бежали шесть человек.
— Отходить!
Собралось 8–10 человек... А остальные?
— Еще не подошли.
Снаряды рвались на всем пространстве от хутора до болота. За хатами урчали танки. Все, кто был поблизости, стреляли вдоль улицы.
Большая группа — около ста человек — поспешно отходила к зарослям, кажется, те, кто оборонял хутор Запорожская Круча.
Под изгородью Дорошенко, Смолин, два-три орудийные номера продолжали стрелять. Васильев удалялся. Когда подойдут остальные? Еще немного, и путь будет отрезав. Нужно возвращаться назад.
Я бежал вдоль обрыва. Двести, триста, пятьсот шагов. Встретил Орлова. «Живее, всем бегом!» Пять раненых совершенно не могли двигаться. Их тащили на плащ-палатках. Кричат истошно, требуют пить, видно, не сознавали, что происходит на белом свете, и почему их, терзаемых болью, безжалостно волокут куда-то.
— ...Что делать? — остановился Орлов. — Может, в хатах, там, в конце... жители...
Когда я шел с капитаном, видел строения, обнесенные изгородью. Заняли их немцы? Подходящее место для раненых. Жители, несомненно, оказали бы им помощь.
Незатихавшая стрельба и стоны подстегивали орудийных номеров, и они, не переводя дух, тащили к сараям своих неспособных двигаться товарищей. Тропа вела дальше к сараям на отшибе. Орлов взмахнул рукой — путь свободен — и побежал, не оглядываясь. В конце тропы он убавил шаг, опустился и пополз. На бугре поспешно отходили люди, вытесненные из хутора. В огородах три танка развернулись, уступом один за другим вели огонь.
Раненые, будто предчувствуя перемену, притихли. Еще не всех перенесли. Орлов привел старушку. Следом подошли три женщины и стали, опустив руки. Подвинулись ближе, с плачем и причитаниями начали укладывать раненых.
Всего девять человек. Два скончались по пути к сараям. Три или четыре не приходили в сознание. Горестные минуты!
Выжил ли кто-нибудь из них? Живы ли женщины, пришедшие по зову Орлова? Не знаю... В сердцах крестьянок, и в самозабвенном стремлении отдать доброту своих душ страждущему воину и заключается вся исцеляющая сила медицины на поле боя.
Наши раненые товарищи избавились от мучительной смерти, которая неминуемо ожидала их всех, оставленных в поле. Участь раненых удручающе действовала на орудийных номеров.
В хуторе слышались автоматные очереди. Танки — их осталось шесть или семь — продолжали стрелять с места. А в поле, которое отделяло сараи от спасительных зарослей, рвались мины, свистели пули. На этом пути огневые взводы потеряли еще два человека. Один ранен в начале, другой погиб перед обрывом.
Внизу густые заросли. Со стороны молотилки пролетали танковые снаряды. На болоте рвались мины.
До обрыва три сотни шагов. Нужно принять в сторону, потому что справа отходили последние защитники хутор» Запорожская Круча. Их беспрерывно обстреливали танки.
Река Удай
Я не удержался на склоне и полетел вниз под обрыв. Там нашел Орлова, десять-пятнадцать командиров и шесть орудийных номеров. Увидел обвитую бинтами голову, старший лейтенант, один из связных полковника. Он сказал, что большая часть людей оттеснена в юго-восточном направлении к дороге. Ушел и полковник. Старший лейтенант не знал ни фамилии его, ни должности.
Люди спешили в глубь болота, стараясь уйти от разрывов. Сопротивление, оказанное противнику в Запорожской Круче, не возводило танкам отрезать остатки подразделений, зажатых между окраиной Пирятина и хутором. Немцы пытались исправить упущение, усилили обстрел болота и зарослей на западном берегу реки Удай.
Скоро я увидел Васильева, орудийных номеров. Всего 19 человек, 16 карабинов, пулемет, 4 автомата. Куда идти? Этот вопрос интересовал каждого. Позади снаряды рвались непрерывно.
Заболоченная пойма реки густо поросла ольхой, камышами, осокой. Небольшие островки посуше все заняты людьми.
Хлюпала вода, ноги вязнут в грязи. Я остановился на островке. Полно людей, присесть негде. Раздаются недовольные выкрики.
Вечерело. Впереди шагал Васильев, остановился.
— ...давайте сориентируемся... спросим, куда идти.
Среди деревьев прогрохотали четыре разрыва, потом еще четыре. Васильев махнул рукой и двинулся дальше.
Болотная растительность становилась выше и вскоре перешла в прибрежный ольховый лес. Жужжат тучи мошек, комаров. Затхлый, тяжелый запах болота стеснял дыхание. Людей еще больше... Многие спешили куда-то, другие устраивались на отдых.
Начало темнеть. Идти все трудней. Сплошные, сросшиеся колючими ветвями, почти непроходимые заросли. Только под ветками в самом низу были ходы, проложенные лесным и болотным зверьем, мы буквально продирались шаг за шагом. Неожиданно я услышал плеск воды. Река Удай. Ширина ее не превышала ста семидесяти метров. В воду свисали подмытые корневища.
Под деревьями сумерек, духота. И тут люди — преимущественно начальствующий состав — отбиваются от насекомых, бродят по берегу, иные сидят безучастно. Много раненых. Ни у кого нет топографической карты.
Немецкая артиллерия усиливала обстрел прибрежных зарослей. Все опасаются преследования. Нужно переплыть реку. А там за рекой что?
Быстрое течение несет подседланных лошадей, они оглашают берега жалобным ржаньем. Люди пытаются спасать их, гибнущие животные увлекают их ко дну.
Становилось все темней. Шальные снаряды рвались в верхушках деревьев. Огневые взводы шли по течению вниз. Васильев обнаружил тропу, она привела к кладке. Под берегом досок не было. Сохранилась только сваи, часть настила. Это облегчило работу спасателей. Часть лошадей удалось выловить, они дрожат, не держатся на ногах.
Доносились автоматные очереди. Преследование, по-видимому, не прекратилось, не затихал обстрел.
Людей на берегу реки не меньше, чем в болотных зарослях, и снаряды попадали в цель. Измученные, они бродили а места на место группами и в одиночку.
Огневые взводы двигались дальше. Торфяной берег подмыт на всем протяжении, обвалился. Повернуть обратно?
— ...Теряем время попусту, — говорил Васильев, — давайте решимся... не умеющие плавать, ко мне!
Набралось немало, треть людей. В это число включены и те, кто имел легкие ранения.
— Что же делать? Ремни вязать?.. — говорил Васильев, — Нет, не годятся... всего двадцать метров.
Жужжат насекомые. Люди отмахивались безуспешно пилотками, ветками.
— Пошли к лошадям... Снимем оголовье, поводья... подпруги, — надумал Васильев.
Канат связан, растянут между сваями. Начали переправляться. Явилось много желающих. Толпа хлынула в воду, оборвала канат.
Людей на восточном берегу ничуть не меньше. Густой заболоченный лес. После короткой остановки орудийные номера осмотрели оружие, двинулись дальше.
Темнота непроглядная. Отовсюду слышался шум, говор.
— Отзовитесь, двести тридцать первый КАП! — раз за разом наши люди называли фамилии командиров.
На поверхности воды поблескивает отражение звезд. Заводь. Болотный гнус, квакают лягушки. Я прошел по берегу в одну, другую сторону. Где кончается вода? Никто не знал.