«Юнкерсы»! Зайцев стал стрелять.

В ровике рядом кто-то ругался и требовал прекратить стрельбу. Вздумалось шутить?.. Зайцев, не обращая внимания, стрелял, мы продолжали есть.

«Юнкерс» прошел низко над садом. Из ровика угрозы не затихали. На Зайцева один из людей направил карабин. Пришлось оставить еду и призвать его к порядку. В небольшой щели их оказалось полдесятка — шофер санитарной машины, товарищи.

Женщина-врач, прибежавшая по их зову, объяснила, что помощники ее страдают недугом, который обостряется при всякой опасности. Свое поведение санитары и шофер пытались объяснить боязнью, что «юнкерс» в отместку бросит бомбу в ровик.

Только живейшее участие врача заставило Васильева прекратить обучение тыловых специалистов хорошим манерам поведения. Он сунул в кобуру свой пистолет. Послышались хлопки. С южного берега речки Многи летели мины и ложились в болото, не долетая до огородов.

Разрывы затихли. Васильев снял висевший на шее большой цейсовский бинокль.

— Это вам, — торжественно произнес он, обращаясь к Зайцеву. — За услугу, которую вы оказали шестой батарее.

Зайцев в недоумении разглядывал примятую осколком трубу двенадцатикратного цейса.

— Не понимаю...

— ...вчера этим биноклем пользовался немецкий офицер, — Васильев набросил ремень бинокля на шею Зайцеву, — разглядывал Пирятин... Он погиб в своем танке под ударом шрапнели, которую вы собрали.

— Да? — смутился Зайцев. — Ну, разумеется... я не стал бы делать работу артиллерийского техника, если бы не верил отважным фейерверкерам шестой батареи.

Зайцев прихватил свою СВТ. Мы втроем двинулись в сторону высоты Белой. Зайцев спрашивал, что произошло, когда орудия 6-й батареи снялись с позиций.

— В той стороне стреляла наша третья батарея. Лейтенант Сотенский подбил четыре танка... Командиру полка докладывали, южнее Пирятина вела огонь с открытых позиций чья-то стодвадцатидвухмиллиметровая батарея, — сообщил Зайцев.

У подножия высоты Белой людей еще больше, чем в противоположном конце Городища, возле рвов.

Мы поднимались по крутому склону сквозь заросли. На вершине — небольшая терраса, деревья. Я увидел командира полка, старшего политрука Бугаева, капитана Значенко.

— Нашего полку прибыло! — встретил нас возгласом адъютант. — Сейчас доложу... очень приятно...

Нас обступили со всех сторон люди. Откуда? Не встречали такого-то? Видели то-то? Я вглядывался в лица. Ни Варавина, ни Юшко, ни Ревы. Через минуту мы стояли перед командиром полка.

— Товарищ майор... семнадцатого сентября в шестнадцать ноль по приказанию начальника штаба огневые взводы шестой батареи вышли на южную окраину Пирятина... — и я доложил о том, что произошло.

Летят «юнкерсы». Начался налет. Бомбы рвались на склонах. «Юнкерс» — все считали, что он потерял управление, — пронесся над террасой. Бомба вырвала с десяток деревьев, дым заволок склон. Стало тише.

Командир полка молча слушал и водил карандашом в своем блокноте. Вложил блокнот в планшетку, внимательно оглядел нас и обратился к одному из присутствующих:

— ...вот... видите?.. Вы ошиблись, утверждая, будто оба эти лейтенанта хотели тогда, под Черниговом, перейти к немцам... Что вы скажете теперь?

Подошел старший лейтенант Пономарев.

— Товарищ майор... немецкая колонна, в двух километрах. Вот там, — доложил он командиру полка.

Я оглядел местность. Внизу, у подножия высоты Белой, на берегу речки Многи раскинулись густые заросли. Справа — огороды, хаты, небольшая насыпь вела к мосту через речку. На востоке — обширная плоская равнина с двумя длинными стогами, они возвышались на средине расстояния между прибрежными зарослями и дорогой, которая проходила в полутора-двух километрах. Дальше — бугор, две-три хаты.

На дороге, примерно в километре от стогов, вытянувшись с юго-востока на северо-запад, — немецкая колонна: в голове 5 танков, 19 машин, около двух десятков мотоциклов, в хвосте 4-орудийная 105-миллиметровая батарея.

Майор Соловьев поднес к глазам бинокль.

— Похоже, они собираются атаковать... Передайте капитану Значенко... собрать командный и начальствующий состав... пять минут... Да... как наши машины?

— Удалось заправить, — ответил Пономарев. Явился капитан Значенко.

— ...пошлите узнать, в каком состоянии мостик на сенченской дороге, — распорядился майор Соловьев.

— Товарищ лейтенант, — сказал мне Значенко, — и вы, — он позвал еще одного лейтенанта, Свириденко, — видите мостик? Осмотрите... Времени... тридцать минут! Идите!

Мы — Свириденко и я — спускались к хатам, не теряя из виду опушку леса и мостик через Многу.

Свириденко рассказывал о судьбе батарей, зажатых в колонне севернее Пирятина. Весь день простояли без горючего. 17 сентября подошли немцы. Старший лейтенант Рева приказал подорвать орудия. Все, кто остался, к утру 18 сентября прибыли в Деймановку.

Свириденко торопливо шел впереди вниз по склону. Я припомнил места, где ходил с Васильевым.

— Стой! Дальше нельзя, берег обстреливается, — предупредили командиры, укрывшиеся в ровике под стеной хаты.

— Мы выполняем приказание... осмотреть мост... машины проходят и в лесу исчезают, — пояснил Свирнденко.

— Мое дело предупредить... а там, как хотите, — лейтенант вернулся в окоп.

— Зачем суетесь?.. Открытое место, подстрелят в два счета, — предупредил другой. — Пройдите назад, вот к тому месту... Наблюдайте...

Мы последовали его совету. Разрушена бомбами насыпь, торчат обломки бревен, доски. Было видно пять-шесть опрокинутых машин. Мостика как такового не существовало.

— Двинем напрямую... или вдоль улицы? — спросил Свириденко. Он остановился в нерешительности. — Поесть бы, может, найдем жителей в хате...

Хозяев не оказалось ни в одной, ни в другой хате. На улице встретился младший лейтенант Зайцев. Он хотел идти с нами и просил подождать, нужно предупредить товарища, которого оставил на посту.

— Время истекает... мы пойдем, — ответил Свириденко и продолжал рассказ. — Говорят, командир дивизиона со штабом и командиры батарей не сумели пробиться к Пирятину... Смотрите... что там происходит? — он замедлил шаг.

Три, пять хат северо-восточной части Городища у подножия высоты Белой, где мы находились, расположены несколько выше, просматривается поле за речкой, два стога, бугры на востоке. В немецкой колонне, кажется, ничего не изменилось. Танки на прежних местах, но стволы уже разведены в сторону Городища. Пехота — три-четыре подразделения — строилась у машин. Где же 105-мм батарея? Я увидел ее в зарослях по течению речки Многи, дальше на восток.

— Немцы готовы атаковать Городище... Успеем вернуться?.. — Свириденко перешел на бег.

Многие окопы пустели. За крайним рядом хат, в огородах — построение. Четыре, пять шеренг протянулись на полкилометра. Со всех сторон подходили люди, — группами и в одиночку — и становились в строй.

Слива на обочине. Свириденко задержался и тряхнул, посыпались плоды.

— Идите сюда! — послышался громкий голос.

Во дворе полковник-пехотинец, пять-семь командиров.

— Негодяи! — возмущался полковник. — Где ваша совесть? Всякий порядочный человек спешит в строй... А вы?

Полковник не слушал объяснений.

— ...уклоняетесь от службы... командиры!.. Черт бы вас побрал... молчать! За мной! — он повернулся и повел всех в огород. Левый фланг строя скрыли прибрежные заросли, обозначенный правый — удлинялся все более. Непрерывно подходили люди.

Раздраженный полковник продолжал браниться. Мы оба, не имея возможности говорить, плелись — Свириденко с одной стороны, я с другой, — как телохранители, и оказались перед строем, в группе командиров, окружавших генерала Алексеева. Я видел его возле рва. Генерал Алексеев продвигался вдоль строя, отсчитывал ряды.

— ...ваш взвод, — генерал Алексеев подзывал одного из командиров.

Число их уменьшалось. Генерал не останавливался. Кто-то толкнул меня, и я оказался рядом с генералом.