— Что тут происходит? — спросил он.

— Товарищ капитан! Орудие с боевых порядков десятого СП... не подчиняется! — начал лейтенант.

— Какого полка? Почему оставил позицию? — спросил капитан.

Я получил приказание и возвращаюсь в батарею за Десну.

— Вы поддерживали второй батальон? Где он находится в настоящее время? — капитан спросил о положении в районе складов и разрешил продолжать путь.

— Мост обстреливается... — крикнул вдогонку лейтенант. — Наблюдайте за разрывами.

Проезд становился шире. Орудийные номера бежали впереди, в лужах собирали для радиатора воду. Над руинами справа поднимались купола уцелевшей церкви, крыши двух-трех домиков. Открылся вид на южный берег Десны.

Длинная дамба — по сторонам ряды деревьев — все выше поднималась над низинами, вела к мосту. На лугу легли четыре разрыва, выбросив высоко в воздух фонтаны грязи и дыма. Спустя мгновение, пронеслась звуковая волна.

155-миллиметровая четырехорудийная батарея противника ведет методичный обстрел моста. Снаряды рвались через каждые две-три минуты. Дым стелется и уползает к реке.

Тягач катится по булыжнику, стуча гусеницами. Над капотом — пар. Позади у развалин и на дамбе не видно ни одного человека.

Одно из деревьев вдруг поднялось и, окутавшись дымом, рухнуло вниз. Снаряд вырвал его с корнем, взбугрив на сотню шагов мостовую. Три других — оставили глубокие, подернутые паром черные ямы, разворотили луг до самого озера, смутившего неподвижную гладь.

Начинался мост. Из щелей позади вылезали пограничники, подняв оружие, что-то кричат. Тягач продолжал двигаться. Вслед раздались выстрелы. По-видимому, пограничники хотели остановить орудие. Опять объяснения? Новая очередь тяжелых разрывов вернула пограничников в щели.

Тягач взошел на мост, катился дальше. Снаряды новой очереди угодили в реку, подняв тучи брызг. Десна всколыхнулась и беспорядочными волнами устремилась к берегам.

Воздух дрогнул снова. Пролет сильно качнулся. Сверху хлынули потоки воды. Ход замедлился. Что произошло? Надрывно гудел двигатель, стучали гусеницы, тягач, сильно кренясь назад, почти не двигался. Подбежал расчет. Обхватив орудие, люди напрягли силы, стараясь помочь скользившим по настилу гусеницам. Наконец тягач сдвинулся и пополз вперед.

Прямое попадание снаряда или детонация подрывных зарядов, заложенных в опоры моста, вызвали разрушение только что пройденного пролета. Он стал медленно погружаться в воду. Недоставало совсем немногого, чтобы оправдались опасения Азаренко!

1-е орудие 6-й батареи 231-го КАП было последним, проследовавшим по мосту через Десну.

Пролет опускался на глазах. На другом берегу опять пограничники. Тягач шел в облаках пара. Пограничники не знали причины, бежали навстречу, один за другим.

Тягач стал. Двигаться опасно, вода испарилась. Бледный водитель делал глотательные движения, точно ему не хватает воздуха. Орудийные номера и пограничники заправили радиатор, тягач застучал гусеницами.

На южном берегу обширный луг и дамба носили следы жестокого обстрела. Мостовая сплошь изрыта воронками и гусеницами. Тягач подпрыгивал на камнях, нырял в полузасыпанные ямы, удалялся от разрывов, грохотавших у моста. Позади быстро нарастал гул. Водитель встревожился. Над дамбой низко пронеслись «мессершмитты».

Указатель, о котором говорил Азаренко, заметен издали. Орудие сошло с дамбы и мягко катилось по лугу. Блеклыми, измочаленными стеблями стелилась под гусеницами трава. Огибая воронки и черные глубокие рвы, образованные снарядами, колея желтеющей лентой шла дальше к селу Анисово, раскинутым на косогоре хатам.

«Мессершмитты», сделав круг над лугом, взяли курс в направлении леса за селом. Обстреляли с бреющего полета луг, вернулись обратно и, промелькнув черной тенью, исчезли за рекой.

Впереди лежала поросшая осокой и камышом низина. Дальше — роща. Тягач буксовал, переваливался из одной ямы в другую, едва выбрался на твердую почву. Деревья сузили с двух сторон колею. Буйные ветви сплетались над кабиной сплошным шатром. Под его мрачными сводами темно и сыро. Слышался запах торфа, лежалых листьев и ободранной коры.

Поодаль, на поляне, подняв стволы, вели огонь 122-миллиметровые орудия. Наша, 4-я батарея. Одно за другим орудия окутываются дымом. Воздушная волна гнула ветви деревьев, обдавала теплом лицо.

А вот и наши! Навстречу бежал Васильев.

— Живы все? — спросил он. — Стреляем по плацдарму... Вчера фрицы переправились через Десну, хотят обойти город...

Как... немцы на южном берегу? Не шутит Васильев?

— Вполне серьезно. Форсировали Десну... Смольков говорил... целый полк... Пехоты нашей мало. Ночью пришли из города три или четыре роты шестьдесят второй СД и сотни полторы парашютистов... артиллерия отдувается... долбим без отдыха. С самого утра... первый перерыв... Командир батареи запрашивал... Нужно доложить.

Васильев направился к аппарату. Нет связи. Телефонист ощупывал клеммы, виновато поглядывал на Васильева.

— Товарищ лейтенант, только сейчас говорил... и нет. Разрешите на линию?

— ...в общем, где тонко, там и рвется... Откуда явились немцы, толком никто не знает, — закончив с телефонистом, продолжал Васильев, — вчера, говорят, на южном берегу не было ни одного... Чернигову грозит окружение.

* * *

Захваченный противником плацдарм на южном берегу Десны коренным образом изменял обстановку в районе Чернигова и во всем междуречье Днепра и Десны. Стоит противнику продвинуться на десять, двадцать километров, и пути снабжения войск, которые удерживали главный участок обороны — северные подступы к Чернигову, — будут отрезаны...

Много веков несла свои воды у стен Чернигова красавица Десна. Много веков город стоял, как остров, окруженный со всех сторон мощными естественными преградами. С запада прикрывали Чернигов обширные заболоченные пространства. На востоке и юге — многоводные реки. Географическое положение не однажды спасало Чернигов и подвластные ему земли от экспансивных западных соседей и опустошительных набегов степных орд.

Так было в прошлом. Если не считать гражданской войны, черниговская земля давно не знала военных бурь. В покое и мире жили потомки древних радимичей и северян — возделывали поля, растили лес, трудились на фабриках и заводах.

И вот пришло утро 22-го июня. Мирная жизнь оборвалась, как кинолента, и на экране явилась картина войны. Мужчины уходили на фронт, а для тех, кто остался дома, наступили горестные дни ожиданий и тревог.

Минули первая потрясающая неделя, вторая, третья. Положение ухудшалось. Огненный вал неудержимо катился на восток. Грохот стрельбы, незатихавший на севере, стал слышен среди лесов и болот. Противник продвигался от одного рубежа к другому дальше и дальше. И вот Чернигов оказался в ближнем тылу, а затем и на переднем крае войны.

В дни ожесточенных сражений на всем протяжении от Баренцева до Черного моря этот новый факт не был отмечен ничем особенным. Наши войска отступали на многих направлениях. 2-я немецкая армия из группы армий «Центр» после занятия района Гомеля изменила направление и двинулась на юг, в сторону Чернигова.

Какие соображения побудили немецкое верховное командование в разгар войны начать перегруппировку сил за счет ослабления группы армий «Центр»? Было ли это актом свободной воли или уступкой обстоятельствам, иными словами, решением, навязанным обстановкой? В каком состоянии находились наши части и соединения к моменту, когда развернулись бои за Чернигов, и позже, в дни отступления на юг, к Нежину и Пирятину?

После сдачи Чернигова положение войск Юго-Западного фронта стало резко ухудшаться. Потеряв опорную позицию на северном фланге, вся система обороны Днепровского рубежа севернее Киева лишилась устойчивости.

Вслед за этим, однако, противник нанес новую серию ударов. 2-я танковая группа из рубежа Унеча, Новгород-Северский двинулась на юг, в направлении Ромны — Лохвица, навстречу 1-й танковой группе, которая перешла в наступление с плацдарма в районе Кременчуга. В результате этих встречных ударов основные силы наших войск, удерживавшие Днепровский оборонительный рубеж и район Киева, а также соединения 21-й и 3-й армий Центрального фронта были окружены.