В итоге принятых мер многие недочеты в боевом применении артиллерии удалось исправить. Но потери, понесенные в период отступления, восполнить не удалось. К тому времени, когда начала создаваться оборона на рубеже р. Тим, 595-й ИПТАП РГК имел четыре 85-мм зенитных орудия, два 76 и одно 45-мм, — всего семь исправных орудий. В артиллерийских частях 227-й СД, с которой затем действовал полк, и в частях 3-го ВДК дела обстояли несколько лучше.
Малочисленность артиллерии — опасный симптом. В случае активизации противника наша пехота не могла рассчитывать на артиллерийскую поддержку, даже номинальной плотности.
* * *
В конце октября боевые действия восточнее Курска по существу приостановились. Противник отстал. Наши части имели возможность привести себя в порядок. Правофланговая группировка войск 40-й армии — 3-й ВДК, 227-я и 293-я стрелковые дивизии — приступила к занятию обороны на рубеже Тим — Засемье — Соколья Плота — Свинец — Мантурово. 595-й ИПТАП был отведен в Бобровы Дворы для ремонта материальной части и транспортных средств.
Вновь встал вопрос о потерянных орудиях. Начальник артиллерии 40-й армии — штаб его дислоцировался в Старом Осколе — направил в полк специальную комиссию для расследования обстоятельств боя на р. Сейм. Спустя день-два делегат связи доставил капитану Сусскому пакет с приказанием отправляться в район западнее г. Тим[121] за орудиями, оставленными на дорогах отступления.
В архивных документах сохранились лишь косвенные упоминания этого дела. Почему? Герой Советского Союза генерал-майор артиллерии Купин объясняет это тем, что к тому времени была установлена телефонная связь между штабом полка и начальником артиллерии. Но ведь в оперативных сводках штаба фиксировались мероприятия, в которых участвовали подразделения полка в Бобровых Дворах?
Капитан Сусский создал две группы[122]. Первую возглавил старший лейтенант Купин — заместитель командира полка по строевой части, вторую — лейтенант Прокофьев, командир 2-й батареи. В состав последней был включен и я, спустя три-четыре дня после прибытия в 595-й ИПТАП РГК[123].
Моторизованные части противника, застрявшие в октябрьской грязи, начали медленно продвигаться по дорогам. Стороны разделяла ничейная территория, глубина ее достигала на отдельных направлениях 40 километров. В полосе обороны 227-й СД соприкосновение с противником не поддерживалось. Мелкие подразделения нашей пехоты отдыхали в населенных пунктах, занимались боевой подготовкой. Артиллерия занимала боевые порядки: ОП и НП. Производилась пристрелка целей на территории, еще не занятой противником[124].
Экспедиция готовилась со всей тщательностью. Штаб полка разработал специальный план. Все участники экспедиции привлекались к зачетным стрельбам из пистолетов и ППД[125].
Лица, прошедшие отбор, после стрельб получали новое зимнее обмундирование: шапки, стеганые костюмы, полушубки и т. п., которое начало поступать по зимним нормам снабжения.
* * *
В первую ночь группа лейтенанта Прокофьева нашла пристанище в овраге среди колючих зарослей, припорошенных первым снегом, в двух-трех километрах от села Выгорное. Перед сумерками в село вошла немецкая колонна — 7 танков, 3 орудия, полтора десятка автомобилей мотопехоты, мотоциклы — и дальше не двинулись.
Взлетали осветительные ракеты. Наши шансы провести ночь в тепле уменьшились до нуля. Намерение проникнуть в деревню удалось осуществить с большим трудом. Один из двух младших командиров, принимавший со мной участие в вылазке, был потерян. Мы, я и мой спутник старший сержант Попов И. С. — командир отделения разведки 2-й батареи, считали, что он погиб во время перестрелки.
Дозоры вели наблюдение, остальной состав группы находился в зарослях, тщетно стараясь согреться. О костре никто не помышлял, курить запрещалось. Холод пробирался сквозь мех полушубков, коченели в новой обуви ноги.
К утру температура понизилась до 20 градусов. Оставаться в овраге, насквозь продуваемом северным ветром, было уже невмоготу. Группа двинулась дальше по маршруту, который пролегал южнее грейдерной дороги на Тим. Скованная морозами, пахотная земля тверда, как камень. В борозде и во всякой выемке заиндевелая, в белой каемке льдина — след лужи после осенних дождей. Внезапно грянувшая зима вернула противнику потерянную в осеннюю распутицу подвижность.
Навстречу, в сторону города Тим, по двум — грейдерной и полевой — дорогам катились автомобили мотопехоты, танки, орудия. А что это? Длинная вереница брошенных машин, орудий, повозок. Наши. В каком они состоянии?! Лощина тянулась к северу. Восточный склон укрыт снегом больше, чем западный. Люди молча шли гуськом. На склоне, в случае появления корректировщика, легче укрыться в белой маскировочной одежде, чем внизу, среди неубранного поля.
Лейтенант Прокофьев всматривался в карту, он, похоже, еще не решил, где перейти бугор. В полутора километрах лощину пересекала дорога на Тим. Карта есть и у меня в планшетке под маскхалатом, но для того, чтобы ее достать, нужно ослабить поясную веревку, расстегнуть пуговицы куртки, и потом проделать все это в обратном порядке. Холодно. В снегу идти тяжело, скользят ноги.
В поле по-зимнему пустынно, позади на заснеженном склоне остается след. Лейтенант Темпов И. И. опасается корректировщика. Нашу экспедицию ожидает больше лишений, чем представлялось в Бобровых Дворах.
Наблюдая за движением немецких колонн, я заметил, что они не останавливались. Немцы не выказывают интереса к нашей технике, оставленной по пути недавнего отступления. Мои сослуживцы объясняли это безразличие тем, что в районе Тростянец — Боромля сами немцы бросили сотни своих «опелей» и «бюссингов», увязших в грязи.
На следующие сутки группа лейтенанта Прокофьева продолжала двигаться в юго-западном направлении, осматривала по дороге все, что представляло какую-то ценность. С третьих на четвертые сутки прибыл делегат связи с приказанием старшего лейтенанта Купина. Мы углубились в тыл противника. Необходимо возвратиться назад к орудиям, которые были обнаружены в районе Выгорное.
Обратный путь занял еще сутки. Около двадцати часов — ночь и половину дня — мы без передышки долбили топорами окаменелую землю под колесами 76-мм образца 1927 года и 45-мм орудий, они находились в двухстах шагах одно от другого, на грейдере. С бугра просматривались оба склона.
Работа закончена. Оба орудия тащились по обледенелой пашне и глухим проселкам, укрываясь в оврагах под присмотром лиц, назначенных лейтенантом Прокофьевым. Тягой служили две лошади и корова, реквизированные у местных жителей. Весь остальной состав группы двигался впереди и обеспечивал прикрытие.
Но самым ценным трофеем была полуторка — ГАЗ-2А. Кабина и кузов — наполовину разрушены. Колеса намертво схвачены льдом, который сковывал глубокую колею. В баке и в бочке, найденной в кузове, — горючее. Лейтенант Прокофьев после осмотра потребовал у сержанта Борисенко — командира отделения тяги 2-й батареи — немедленно исправить дырявый радиатор и завести двигатель. Вода для охлаждения нашлась на дне в колее, когда вырубили лед.
Ценность этой неожиданной находки объяснялась тем, что обе кляченки не кованные, плохо кормленные, совершенно выбились из сил и не могли двигаться дальше. Корову пришлось бросить еще в светлое время.
По очереди мы крутили без передышки заводную ручку. Двигатель долгое время не подавал признаков жизни, потом столько же — чихал и наконец завелся. 76-мм пушку — на деревянных колесах — зацепили за крюк, 45-мм была погружена в кузов. Одна из станин, которую не удалось вернуть в походное положение, выступала за бортом.
Лейтенант Прокофьев занял место в кабине. Лейтенант Темпов, я, старшие сержанты Попов И. С. и Цымбал И. И., сержанты Сергеев и Борисенко, рядовой Костыренко И. Н. разместились в кузове.