Во дворе — одном и другом — пусто. В восточной части села, открытой для наблюдения, разорвалось две, потом еще две мины. Где пехота, которая отошла из леса? Удерживает село или откатилась дальше? Необходимо выяснить, прежде чем мы оставим опушку.

Но мои товарищи не желали считаться ни с какими доводами.

— ...где передовая, о которой вы говорили? — спрашивал нетерпеливо Меликов. — Подойдут немцы вот-вот... нужно быстрее выбраться из леса... Гляди, и тут отрежут...

— Двинем к хатам, — поддержал его Зотин, — чего ждать? В деревне, вроде, никого не видно...

— Давайте быстрей, сколько тут осталось... во дворе укрыться, — торопил Андреев.

Как сговорились. Настаивать дальше и возражать взволнованным, переутомленным людям было бессмысленно. Конечно, если наша пехота не ушла из этой деревни, то присоединиться к ней легче сейчас, чем позже.

Избрав вторую от края хату, мы бросились вперед. Но достичь изгороди не удалось. Пулеметная очередь заставила залечь. Невдалеке стояло фруктовое дерево с широкой, обнаженной наполовину кроной. Укрывшись за стволом, я оглядел опушку.

Немецкий пулемет находится позади, левее нашего исходного рубежа. В следующую минуту он послал еще две очереди, но это не удержало моих товарищей. Они укрылись в борозде на краю огорода.

Я вскочил во двор, но Зотина там не было. Что с ним? О, меня опередили, они уже у следующей хаты. Я повернул напрямик, пули, посланные справа, засвистели над головой. С оглушительным треском разорвалась мина. Откуда-то полетели щепки, накатилась пыль.

Перед глазами глинобитная стена. Зотин и Медиков лежат в десяти шагах, не шевелясь. Андреев стал тормошить младших лейтенантов. Опять мы все бежим вдоль изгороди. Пули щелкают, ударяясь в стену. За хатами грохочут разрывы мин.

Орудийные выстрелы уже слышатся справа позади. Завывая, с высоты опускались и рвались мины.

Я перескочил плетень. Сарай. Перед глазами открылся луг, дорожная насыпь с мостиком из красного кирпича.

Мои товарищи замешкались, и я вбежал в следующий двор первым. Наши! У приворотного столба пехотинец прижал приклад пулемета, содрогался от выстрелов. Рядом другой — прикрыл голову диском, который держит в руках. Под стеной дома еще один — с винтовкой. Все в обмотках, новые шинели, без петлиц.

Куда пулемет стреляет? Я потянул пулеметчика за воротник. Очередь оборвалась. Оба пехотинца, мигая, смотрят в недоумении. Им за тридцать, из запаса.

Какая часть?.. Кто есть еще в деревне? Где старший?

Пулеметчики не знали.

— Когда начался бой, мы были в лесу... он стал стрелять... Отступали, многих ранило и убило, — пехотинцы не вдаются в суть вопросов. Они находились в том состоянии, когда человек, попавший впервые на поле боя, не очень понимает, что ему говорят другие.

Пулеметчик понемногу приходил в себя, достал кисет. Я обратился к пехотинцу с винтовкой. Есть кто-нибудь из начальников в деревне?

— ...когда отступили, командиры были возле сарая,

Во двор вбежал Зотин, следом за ним — Медиков и Андреев. Все целы!

Нелегко дался этот короткий отрезок к зданию с высокими окнами в другом конце деревенской площади. Немецкий пулеметчик оборвал очередь только после тоге, когда замыкающий Медиков укрылся за углом дома.

С тыльной стороны здания — дерево, рядом колодец, ведро, наполненное водой. Все стали пить. Я заметил пехотинцев, которые укрывались за домом. Там находился младший лейтенант-пехотинец.

Пеший отряд, возглавляемый младшим лейтенантом, высланный штабом Харьковского военного округа, вторые сутки действует в качестве охранения, которое контролировало узел дороги в Гадяче и мост, имевший важное значение.

— Где находится линия фронта? — спросил Зотин.

— Затрудняюсь сказать... три дня назад в штабе округа говорили, что немцы далеко от реки Псел, — ответил младший лейтенант.

— Каково положение отряда в данный момент? Когда он вступил в соприкосновение с противником?

— ...Вчера обстреливал издали... раз, два... сегодня утром подходила его разведка, — - отвечал невпопад младший лейтенант. — - Пополудни... начали садить из орудий и минометов... вытеснил из лесу... И сейчас не знаю, удержусь ли тут... у меня всего два пулемета да приписные... осталось уже меньше полсотни.

Пулемет на бугре, державший под обстрелом деревню, умолк. Прекратились автоматные очереди в лесу. Изредка падали одинокие мины — то в одном, то в другом месте. Вой их на излете тревожил младшего лейтенанта и двух других — рядового и сержанта, бывших с ним. Оба они, как и встреченные раньше пехотинцы, одеты в новые шинели. Приписной состав. Было довольно жарко, но никто не снимал шинели. Приписники не привыкли к форменной одежде.

— ...на реке Псел есть наши части? — продолжал интересоваться Зотин.

— В Гадяче... саперный батальон... он должен выставить посты по буграм... для наблюдения.

— Где они?

— Не знаю, не мог добиться, — ответил младший лейтенант, — нет связи... с городом постоянка оборвалась... Послал нарочного с донесением... просил указаний... боюсь, чтобы немцы не двинулись дальше... саперы не успеют взорвать мост в Гадяче.

— Вы из Харькова? Давно?

— Три дня назад.

— Какое положение в городе?

— Тревожное... саперы минируют объекты, которые не успели эвакуироваться.

— Войска есть?

— Гарнизонные подразделения...

— А настроение?

— Боевое, — оживился младший лейтенант, — идет формирование новых частей... Много вашего брата... окруженцев. А вы давно с той стороны? — спросил младший лейтенант.

— Если вы имеете в виду тот бугор, — Зотин кивнул в сторону умолкнувшего пулемета, — то минут пятнадцать назад.

— Немцев много? Где?

— Левее оврага минометная рота... три-четыре орудия и пехота, за бугром десятка два машин... в лесу автоматчики.

Младший лейтенант тяжело вздохнул, перевел взгляд на дорогу, которая вела в Гадяч...

— А танки?

— Кажется, нет... не слышно... — ответил Зотин.

— ...не удержаться перед рекой, и нарочный не возвращается. Ваши все идут на Гадяч... вчера группа, сегодня ночью тоже... Придется посылать еще одного курьера. — Младший лейтенант открыл свою довольно объемистую полевую сумку. — Боюсь, проскочат немцы на Гадяч... Не получу известия от саперов, стемнеет, буду отходить.

Зотин поднялся, оглядел скептически пехотинцев.

— Найдем ли здесь себе работу? — спросил он, ни к кому не обращаясь. — Э, нужно двигать... Вы не обидитесь, товарищ младший лейтенант? Я не могу отделаться от впечатления последних дней, прижимает меня что-то к земле и тянет... тянет... хочу выпрямиться... идти... — он взмахнул рукой в сторону мостика, — хорошо все-таки на своей территории, — Зотин снова жал руку младшего лейтенанта.

И вот мы шагаем, обнявшись. Мостовая из красных полированных кирпичей. На обочине толстые шишковатые липы вздымают, вытянувшись рядами, свои кроны. Мы шагаем в рост с сознанием того, что круг разорван, бремя сброшено с плеч, подавлявшее пас в течение многих суток, беспрерывно днем и ночью, не давая ни минуты отдыха, — тяжкое, изнурительное бремя неверия, сомнений и страха.

Глаза моих спутников искрятся радостью. Сердце наполняет сладостное сознание исполненного долга.

Зотин сделал выжим, поднялся на плечи товарищей.

— Да здравствуют аргонавты, добывшие золотое руно! — радостно кричит он во всю силу легких.

— Да здравствуют все, кто прошел между Сциллой и Харибдой! — возглашает, повторив выжим, Меликов.

— Да здравствуют все, кто вырвался из объятий спрута, — вслед за ним произносив Андреев.

Позади прогрохотал орудийный выстрел. Колебля воздух, 105-миллиметровый снаряд разорвался на лугу, выбросив фонтан дыма и грязи.

Лошади, тащившие повозку с ранеными, остановились. Старик-ездовой укрылся под колесом, смотрит с недоумением на людей в рваной форменной одежде, ступающих в обнимку мимо. Не рехнулись ли?

Но нас нисколько не волнует ни одежда, ни снаряд, крошащий осколками камни красного кирпичного мостика. Противник бессилен в своей посланной вдогонку мести, ибо поединок закончился полчаса назад. Он — проиграл!