– Нам? – подняла на него глаза Кристина.

– Да. Получен приказ о новом перебазировании. Дальше на запад…

Кристина вдруг ощутила себя маленькой и беззащитной в огромном жестоком и равнодушном мире. Как уберечься хотя бы ради ребенка? Не удержалась и нервно передернула плечами.

– Вам холодно? – заметил ее мимолетное движение Вилли.

– Зябко, – ответила уклончиво. – Сырость пробирает до костей.

– Может, вернемся?

– А Вит? Неужели вы хотите, чтобы он потащил меня в эту слякоть вторично?

Они примолкли и в дождливой мгле неторопливо шлепали вдоль улицы, пока Кристина не спросила тихо:

– Вилли, вам никогда не приходят на ум неосторожные высказывания Кеслера? Помните, он по дороге в Ставрополь брюзжал на генералов. Мол, все они беспринципные грабители, чем позорят «тысячелетний рейх».

– Тщетно пытаться все запомнить, – насторожился Майер. – Человек – не диктофон. Что вы имеете в виду конкретно?

– Если не ошибаюсь, он позволил себе оскорбительные выражения о любимце фюрера бароне фон Макензене. Как же было сказано дословно? Даже как-то остроумно… Кажется, так – «фон Вор унд цу Грабитель».

– Память не изменяет вам, – отметил Майер. – Но что из этого следует?

– А еще он обвинил во взяточничестве зондерфюре-ра СС гауптштурмфюрера Краллерта. Он, мол, взяточник и способствует присвоению ценностей, принадлежащих рейху.

– Почему вы вдруг заговорили об этом?

– Просто так. Вспомнилось почему-то…

– Так я вам и поверил. Просто вы и рта не раскроете…

– Это комплимент? Если да, то сомнительный…

– Неужели? – в голосе Майера прозвучала ирония.

– Ну, пусть так, если вам хочется… Скажите мне только, что сталось бы с Кеслером, если бы о его завистливой клевете и беспардонном охаивании высших чинов вермахта узнал, ну, к примеру, зондерфюрер Краллерт?

– Думаю, Кеслера основательно познакомили бы с методами дознания, которые практикует политическая полиция.

Он искоса глянул на Кристину и предостерег:

– Вы хотите убрать Кеслера? Или вам понравилось коллекционировать трупы? Предупреждаю: это опасная игра. Кеслер не дурак – он тоже припомнит, где, когда, что, кому и при каких обстоятельствах говорил. Когда речь идет о собственной шкуре, то чужой не жалеют. Тут уж он поступится даже служебными интересами и перспективой карьеры. Чего только не натворишь, чтобы не пасть в могильную яму!

– Вы полагаете…

– Поймите меня правильно, фрейлейн, я вас не запугиваю. Всего лишь излагаю существо поставленного вами вопроса. Учтите, подозрения Кеслера затормозил Хейниш. Если же выйти на Краллерта, этот тормоз для Кеслера исчезнет. Спасая себя, он не пожалеет никого. И в первую очередь вас. Нетрудно догадаться, от кого исходит донос.

– Уже и донос!

– Донос – явление нормальное, он широко практикуется и поощряется начальством. Ну, пусть это будет записка, назовем так, если это вам больше импонирует… Вот о чем подумайте: устрашит ли Кеслера Хейниш, если возникнет критическая ситуация? – И убежденно закончил: – Да он будет топить всех!

Кристина с интересом выслушала Майера.

Что это? Житейская философия, вытекающая из собственных поступков в определенной ситуации, философия, которая доминирует у большинства людей? Ведь давая оценку другим, человек поневоле раскрывает себя, черты своей натуры, убеждений и взглядов. Или, быть может, это итог его длительных наблюдений, основанных на логике характера Кеслера? В общем-то, следователь и в самом деле крайне опасен… Но не лишним будет узнать, как Майер поведет себя, когда другие станут взвешивать его личную судьбу на весах жизни и смерти? Этот суровый экзамен на мужество, честь и достоинство ожидал Вилли. И Кристина Бергер прекрасно знала об этом. До начала испытания Майеру оставалось лишь несколько шагов.

Впереди вздымался причудливый горбатый пустырь, весь в хаотическом нагромождении разбомбленных и взорванных строений. Среди груд, быстро заросших бурьяном и репейником, кое-где еще высились темные одинокие стены, зияя проемами окон. Опасные стены. Они могли рухнуть от малейшего сотрясения. Сюда без настоятельной необходимости не заглядывали даже патрули полевой жандармерии. В этот хаос кинулся было юноша из колонны «остарбайтеров»[21], которую усиленный конвой угонял в неволю. И его не преследовали – просто скосили автоматными очередями.

Впереди по этой исковерканной улице темнели три невыразительные фигуры. В центре этой группы что-то потрескивало и искрилось. Долетали невнятные слова и немецкая ругань.

Майер не имел особого желания вникать в это дело, но маленькая загадка сразу же прояснилась, как только они приблизились к ночной троице. Двое оказались местными полицаями, третий – немецким офицером. Он был несколько навеселе и красочно проклинал пещерную дикость туземцев. Обычная сцена, хотя и нечастая в это позднее время.

– О, фрейлейн! – незнакомый офицер заметил Кристину и ее спутника – Позвольте обратиться к господину оберштурмфюреру?

– Ну, если вы так галантно наградили меня высоким званием, – засмеялась шарфюрер, – остается разрешить.

– А что у вас стряслось? – спросил Майер.

Офицер сразу же оживился:

– Вообще-то уникальная история. Прямо анекдот! Уверен, когда расскажу об этом у себя в Кельне, мне просто не поверят… Видите ли, мне нечем зажечь сигарету. И я обратился к этим остолопам. А знаете, как они добывают огонь? Высекают из камня! Я об этом читал в приключенческих книжках о дикарях! Так вот – трут у них отсырел…

– Прошу!

Майер щелкнул зажигалкой.

И тут произошло неожиданное. Офицер стремительным, четким движением вывернул его небрежно протянутую руку и заломил ее за спину. В ту же секунду один из «полицаев» скрутил ему другую.

Ничего толком не понимая, ошеломленный и разъяренный, Майер подцепил-таки носком сапога третьего налетчика, оказавшегося с кляпом в руках напротив. Тот вскочил, набросился на Вилли. Тугой кляп заткнул ему рот…

Сильные руки потащили за валы битого кирпича, в сторону руин.

В небольшой комнатушке, уже при свете, он разглядел своих похитителей. «Полицай», придерживавший его за плечо, доложил кому-то по-русски:

– Порядок!

– Оставьте его, – прозвучало в ответ.

Вперевалку, как это нередко бывает у людей с хорошо развитой тяжелой мускулатурой, «полицай» отошел от двери и оперся о косяк плечом, положив руку на автомат.

Вилли Майер понял, что он очутился в каком-то тайном убежище, где хозяева чувствуют себя совершенно безопасно и уверенно. И вот его, старательного служаку СД, приволокли сюда, оставив с глазу на глаз с головорезами, которые неизвестно чего от него ждут. Но эта неизвестность, понятное дело, кратковременна. Вскоре ему скажут. Ясно одно – готовились тщательно и захватили его не для убийства: чья-то смерть не требует столь сложных действий. Разве позднее… Если не добьются своего, живым отсюда не выпустят…

Руки у Майера были свободны. Рот тоже. Кобура пуста. Неудивительно – в таких случаях всегда прежде всего разоружают. Это факт – он попал в плен. И где? В самом скопище оккупационных, военных и секретных служб… Невероятно! Но вот вопрос: кто его взял? Не «коллеги» ли из конкурирующих служб, которым нужно скомпрометировать его и этим опорочить в верхах «фирму» Хейниша? И такое в межведомственной борьбе секретных служб рейха случается…

Он сидел на стуле с узкой спинкой. Напротив восседал офицер в мундире пехотного гауптмана, тот самый, что попросил у него «прикурить». Гауптман был русоволосым с удлиненными, но правильными чертами лица. Типичный представитель нордической расы «господ». Плакатный ариец! На первый взгляд. Ибо, что касается остального, то Вилли Майер мог и усомниться. Сколько уже раз он видел внешне «типичных арийцев» в русских окопах, погибших с оружием в руках. Когда-то давно один очень близкий ему, а сейчас такой далекий человек, имя которого он не позволял себе называть даже мысленно, смеялся над расистскими эталонами: «Каким должен быть идеальный ариец? Светлый, как Гитлер, стройным, как Геринг, статным, как Геббельс, и добродетельным, как Рем[22]…» Бог мой, почему сейчас пришли эти воистину неуместные мысли?