– И что дальше? – тихо спросила она.

– То есть? – не поняв ее, переспросил Марков.

– Говорят, что Хейниш, вероятнее всего, будет переведен на работу в рейх – у него есть влиятельные друзья даже в самой имперской канцелярии. Если так, то Майера он обязательно прихватит с собой. В этом нет сомнения…

– О, это было бы замечательно! – вырвалось у Маркова. – Конечно, если Майер перейдет на нашу сторону.

– А я! Что будет со мной?

– Не понимаю… Что вас тревожит? Как и прежде, вам надлежит действовать по обстоятельствам.

Ее голубые глаза внезапно наполнились слезами.

– Да что с вами, Кристина? – всполошился он.

– Уже возникли… обстоятельства, – тихо обронила она.

– Какие еще обстоятельства? – ее тон насторожил Маркова. – Говорите, что произошло?

Кристина залилась густым румянцем и еле слышно проговорила:

– Я в положении. Уже третий месяц…

Марков онемел. В его глазах мелькнула острая тревога. Стиснутые челюсти будто закаменели. Наконец, но в силах скрыть замешательство, пробормотал:

– Действительно – обстоятельства… Почему не сообщили раньше?.. Что-либо переигрывать поздно…

Запинаясь на каждом слове, она пыталась объяснить:

– Надеялась, что… это не так… Что не может быть… Так нежданно… Я думала… просто недомогание… У женщин бывает… Но мне это не помешает выполнить задание… Не волнуйтесь… Я же не больна… Я хочу, чтобы об этом узнал Костя!

– Та-ак! – даже закряхтел гауптман и почесал пятерней затылок. – Ну и дела! Костя и Маша заварили кашу, а нам расхлебывать…

Марков поймал беззащитный взгляд Кристины, полный тоскливой невысказанной мольбы, увидел ее глаза, наполненные прозрачной влагой, и спохватился:

– Ну вот, уже и слезы! Если я что-то не то брякнул, Кристина, извините меня – очень уж все это неожиданно, как снег на голову среди лета… Согласитесь, для меня эта новость, мягко говоря, сюрприз не из лучших…

– Так уж получилось, – подавленно отозвалась Кристина.

– Я понимаю, жизнь есть жизнь, и на войне – люди, а не чурбаки… Но кто отвечает за вас и вашу безопасность? Вот этот ваш покорный слуга, – он ткнул себя в грудь. – По крайней мере, сейчас, пока я здесь, с вами…

Марков сложил руки за спиной и молча начал вышагивать по комнате. Он размышлял о чем-то, и этим маршем по комнате высказывал свое беспокойство.

Все сплелось и сложилось так, что ей необходимо будет выехать в Германию. Именно ей и именно теперь! В его мыслях она уже была не просто фрейлейн Кристина Бергер, шарфюрер СД, а жена немецкого ученого и офицера Адольфа Шеера, мать которого живет в Берлине, и она должна отправиться к ней. К кому же еще? Нет, такую редкую возможность, мотивированную со всех сторон, терять было нельзя. Но ребенок, как ни крути, будет считаться внебрачным, и неизвестно, как это воспримет старая Шеер. Признает ли она его за наследника рода? Эти аристократы, утратившие титул, чванятся еще с большей спесью, чем осененные средневековой тенью геральдического древа.

Марков вспомнил приказ Центра: все вопросы и препятствия, которые возникнут во время хода операции, решать на месте. Самостоятельно. Исходя из реальных условий, которые могут неожиданно возникнуть. Вот они и появились – эти препятствия и тяготы. Думай, Марков, мозгуй! Судьба девушки зависит от тебя!

«Собственно, в чем затруднение? – мысленно разматывал он образовавшийся клубок. – Двое полюбили. Вступить в официальный брак не успели: жених погиб. Но тогда кто же может засвидетельствовать? Хейниш! Его слово было бы очень весомо… А еще? Необходимо слово, пусть даже Хейниша, подкрепить неопровержимым и вещественным доказательством… Да, на эти два момента – свидетельство словесное и вещественное – и следует нацелиться…»

Марков остановился перед ней, вытащил плоскую замшевую коробочку и протянул Кристине:

– Берите. Это вам.

– Что это?

– Товарищ Калина передал вам обручальный перстень.

– Какой еще перстень? – взволнованно спросила она.

Марков ответил нарочито буднично:

– Как это какой? Обычный. От жениха – своей невесте. Все делается как и положено, а не для видимости… Вот он – перстенек! – Он раскрыл коробочку. – Держите свое сокровище…

Так впервые перед ее глазами появился спящий аист, опирающийся на тевтонский меч. С баронской короной, которая сохранилась в семье Адольфа Шеера только как воспоминание о былых рыцарских временах.

Через несколько минут Марков уже по-деловому оценивал положение. Оценивал вслух, чтобы и Кристина могла следить за логикой его мыслей.

– Все не так плохо, как вы себе вообразили, – говорил он, вновь похаживая по комнате, – Так что придется вам, Кристина, ехать в «тысячелетний» рейх.

– Куда? – вскинулась Кристина.

– В Берлин, – буднично уточнил Марков.

– Еще дальше от… наших, – хотела сказать «от Кости», но что-то ее остановило. Этим «что-то» была война всего советского народа. И в этом титаническом сражении за первую в мире Страну Советов, за жизнь и честь родной Отчизны все личное отступало на задний план, исчезало, утрачивало значение. Подарить людям счастье – не только ей и Косте, а всем советским людям – могла только желанная всем сердцем Победа.

– Да, еще дальше, – согласился Марков, – так далеко, что и мне уже вряд ли добраться до вас… Иной вариант можете предложить?

– Я слушаю вас…

– Тогда давайте вместе взвесим все. Что делают немки в вашем положении? Ясное дело – едут в фатер-лянд. В полевых госпиталях детей не рожают. Второй вопрос: к кому ехать? Тоже ясно: к матери Адольфа Шеера. И здесь-то вам и пригодится их родовой обручальный перстень, который когда-то отец Адольфа надел на палец его матери. Ведь этот перстень – только для невесты… Логично? А вы были признанной невестой гауптмана Шеера. Ни для кого не секрет, что он собирался забрать вас в Берлин. Разве не так?

– Так, но…

– Но Адольф погиб, что подтверждено официально. Вы остались одна, но с его перстнем на пальце и его ребенком под сердцем… Уловили суть?..

– Уловила, однако…

– Подождите, я еще не закончил. Между прочим, я не удивился бы, если бы оказалось, что во время венчания родителей Адольфа этот перстень держал на подносе не кто иной, как ближайший друг жениха, хорошо известный вам Хейниш… Это возможно? Вероятность значительна. Но лишь вероятность, а мы должны опираться на точные факты. Впрочем, не вызывает ни малейших сомнений, что Хейниш обязательно знает про эту интимно-семейную деталь. Не может не знать! Ведь это так естественно – доверяться другу, особенно в любовных делах, когда чувства ищут простора и теплого дружеского понимания. Но коли так, то святая обязанность Хейниша состоит в том, чтобы позаботиться о судьбе внука друга, то есть помочь вам, Кристина, во всем, в духе его идеальных представлений об истинном рыцаре и плакатном арийце.

Разговаривая так с Кристиной, Марков уже разрабатывал ее легенду на ближайшее будущее. Цепочка посылок была крепкой, добротной, доказательной.

И вдруг он как-то, совершенно не по теме разговора, заметил, и в голосе его при этом послышалось нескрываемое удивление:

– Не могу избавиться от мысли, что товарищ Калина предвидел… Не могу, и все! Потому что обручальный перстень – очень уж к месту…

А Кристина в этом не сомневалась: Костя, как мог, как только возможно в их общей судьбе, размежеванной пылающими фронтами, оберегал ее.

«Милый, любимый, родной Костик, – признательно думала она тогда, – я хотела бы подарить тебе сына. Такого же сильного и в то же время нежного, такого же отчаянного, храброго, умного и мужественного. Это самое большое, что я могу тебе дать – нашего сына по твоему образу и подобию…»

Неожиданно в дверь постучали, и этот стук сразу словно перечеркнул все ее воспоминания. Вит угрожающе зарычал. Кристина быстро закрыла ящик стола.

– Прошу!

Вошел Майер, на губах – дежурная улыбка, которой он обычно встречал Кристину.