– Вермахт свершит то, чего не могла добиться белая гвардия русских!

Между тем машина уже выехала на фешенебельную улицу Унтер ден Линден. Витрины зеркального стекла сияли. А за ними чего только не было! Роскошные торты, белые буханки хлеба, связки баранок, утки и куры в блестящем целлофане, кольца толстенных колбас, куски свежерозового мяса…

– Майн готт! – воскликнул лейтенант, глядя на эту воистину фантастическую роскошь. – Зачем я привез скромный фронтовой паек? Ведь радио ежедневно говорит, что у немцев всего досыта, что рейх всецело обеспечен!

– Вы давно не были в Берлине? – спросил водитель. После своего упоминания о Царицыне он, вопреки мрачному содержанию своих воспоминаний, заметно повеселел.

– С сентября сорок первого. А что?

– Все эти яства изготовлены из папье-маше, – иронично сообщил водитель и тут же начал восторженно расхваливать: – Работа уникальная, можно сказать – ювелирная. Достигнут неслыханный зрительный эффект! Все как настоящее! А какой прекрасный лак! Какие краски! Немецкие химики достигли выдающихся успехов – лак и краски не темнеют.

– Хорошо! – оценил его высоколояльную похвалу пассажир.

Водитель снова помрачнел и замолчал: зачем зря трепать языком, если его эзоповские колкости не доходят до этого немецкого недоумка?

Возле парка Тиргартен новоприбывший рассчитался с таксистом, отсчитав точно до пфеннига, ровно столько, сколько тот назвал. Немец добавляет к оплате только за какую-нибудь особую услугу. А этот таксист? Даже адреска «веселых девиц» не предложил, не говоря об альбоме с фотографиями своей соблазнительной клиентуры. Одним словом – нахал! Русская свинья…

От Тиргартена можно было добраться в любой район города. Отсюда фронтовик должен был двигаться по маршруту, составленному в Москве. Он воспользовался двумя автобусами, пока миновал Шарлоттенбургшоссе, Берлинерштрассе и Бисмаркдам. Наконец, уже пешком, вышел на узкую безлюдную улицу и остановился перед входом в усадьбу, которая пряталась за могучей, словно крепостной, стеной.

Нажал кнопку электрического звонка.

Глухую калитку в стене, окованную медными бляхами и располосованную вдоль и поперек железными поясами, отворила дебелая, очень представительная молодая женщина.

– Вы к кому?

Оголенные ее руки были по локти розово распарены. Наверное, только что оторвалась от стирки. Мгновенно узнал ее по ориентировочным приметам – служанка Барбара. Обслуживает семью Шееров в утренние часы, до полудня.

– С фронтовым приветом! – бодро произнес лейтенант, любезно улыбаясь.

– Что-то я вас никогда не видела, – нерешительно произнесла служанка.

– А что вас беспокоит?

– Не знаю, как доложить фрау.

– А, так фрау Шеер дома? Я к ней. Можете отрекомендовать: прибыл Отто Шульц, фронтовой друг Адольфа.

– Подождите, я сейчас…

Отто Шульц укоризненно заметил:

– На улице? Такая очаровательная фрейлейн и такая неделикатная к фронтовому офицеру… Как вас зовут, чтобы я знал, кто проявил к героическому вермахту неслыханное неуважение?

Служанка покраснела, спрятала руки под фартук – на нее подействовали и комплимент и угроза.

– Извините, господин офицер. Вы просто меня не дослушали. Я прошу вас подождать в гостиной. Почему вы решили, что на улице?.. А зовут меня Барбарой.

– Благодарю, фрйлейн Барбара! И прошу прощения за свои поспешные выводы. А все фронт! Мы там грубеем, гражданская жизнь с ее нормами для нас – словно мираж.

Он подхватил чемодан с саквояжем и переступил порог дома. Барбара закрыла «ворота» большим ключом и на железный засов. Теперь в усадьбу можно было войти только с помощью тарана.

В холле на Отто Шульца сразу же нахлынули запахи, которые он забыл с начала войны. Те самые специфические, едва уловимые молочно-сладкие ароматы, говорящие безошибочно: в доме – новорожденный. Отто Шульц заволновался, радостное возбуждение охватило его. Вот это новость для подполковника! Ну, Константин Васильевич, за такое потрясающее сообщение с вас причитается! И по большому счету… Интересно: сын или дочка? Сейчас обо всем узнаем…

Сверху по широкой деревянной лестнице сошла пожилая женщина. Холодно взглянула на незнакомого офицера:

– Вы ко мне?

– Рад вас приветствовать, фрау Шеер! Я вас сразу узнал – Адольф так много рассказывал.

– На него это непохоже, – невозмутимо возразила она.

Отто Шульц не терялся.

– Мы все мало ценим то, чем владеем ежедневно и ежечасно. Но все, что оставляем дома, цепко удерживаем в памяти и сердцах, как самую дорогую ценность. – Он резко изменил тему: – Собственно, я выполняю волю Адольфа. Он говорил мне: если случится побывать в Берлине, обязательно навестить вас. Мол, встретят приветливо и гостеприимно. К сожалению, я здесь только проездом – транзит с пересадкой в Берлине. – Он глянул на часы. – Через три с четвертью часа я должен вернуться на вокзал.

Наверху мелькнула еще одна женская фигура – легкая, подвижная, ладная.

– Фрейлейн Бергер! – восторженно воскликнул бравый фронтовик. – Узнаете ли вы старого друга Отто Шульца? – Этим он сразу сообщил, как его теперь зовут.

– Отто, вот это сюрприз! – такой знакомый и сейчас неподдельно взволнованный голос. – Невероятно, вы – и здесь! Какими ветрами?

– Ветры дуют с Востока! – выразительно сообщил Отто.

Кристина счастливо засмеялась. Она уже стояла перед ним – молодая, обаятельная, вся какая-то сияющая. А он не умолкал:

– Вот приехал: дали отпуск. Впервые за войну.

– А к нам вы надолго?

Он снова взглянул на часы:

– К сожалению, уже только на три часа и с семью минутами. Как летит время!

– Так скоро…

– Что поделаешь? Но позвольте прежде всего пожелать самого крепкого здоровья и счастья в жизни вашему ребенку.

– Кто вам сказал об этом, Отто?

– Воздух! В этом доме пахнет новорожденным… Сын или дочь?

Ответила фрау Шеер, с достоинством и даже несколько вызывающе:

– В роду Шееров рождаются только сыновья.

– Как назвали?

Теперь ответила Кристина, наследуя торжественные интонации фрау:

– В роду Шееров новорожденного всегда нарекают только именем деда.

– Выходит – Теодор, – продемонстрировал свою осведомленность Отто Шульц. – Прекрасная традиция! А как называете ласково?

– Тедди.

– Хотя появление Тедди для меня неожиданность, – молвил Шульц, – подарки – при мне.

Он раскрыл чемодан и начал выкладывать на журнальный столик по порядку: добрый кусок толстого сала, тяжелые кольца домашней колбасы, увесистую духовитую буханку – паляницу, связку сочного лука, пучки чеснока – типичные «дары Восточного фронта». И само собой – большие плоские банки консервов, которые желтели смазкой на серебристых боках.

– Ну что вы, господин Шульц? – слабо пыталась отказаться от этих щедрот фрау Шеер. – Вам самому ничего не останется.

Гость поучительно изрек:

– Солдаты фюрера, да будет вам известно, не голодают! Еще бы! Нас кормит вся Европа!.. А здесь, у вас в Берлине, я сам это видел – в продуктовых магазинах выставлены одни муляжи.

– Как жаль, что у вас так мало времени, – грустно заметила Кристина.

– Что поделаешь – идет война! – со значением ответил Отто Шульц. – События на фронте не ждут и не считаются с нашими настроениями. – К фрау Шeep: – Горячее дыхание войны гонит людей, словно соломинки, в самое пекло.

– Мы вас и встретить не можем как следует, – вздохнула Кристина. – Вот и сейчас у меня время прогулки с маленьким…

– Далеко?

– Да нет, в нашем садике.

– О! Вы позволите мне составить компанию?

– Неплохая мысль! – поддержала фрау Шеер. – А я тем временем успею что-нибудь приготовить. Нехорошо провожать в дорогу солдата с пустым желудком.

Вит встретил хозяйку бурными прыжками. Отто Шульца пес настороженно обнюхал, а потом встал между ним и коляской. Его маневр был замечен.