Штурмбаннфюрер Хейниш внимал майору Штюбе внешне сдержанно, но изо всех сил, даже суставы пальцев побелели, стиснул в кулаке сразу три заточенных карандаша, словно собирался неожиданным ударом проколоть ими армейского контрразведчика.

После досадного случая с «Эсмеральдой» он ощущал некоторую неприятную зависимость от этого надоевшего своими глупыми подозрениями майора, а невозможность раз и навсегда положить решительный конец дурацким предположениям Штюбе раздражала его до озлобления. Он будто натягивал на свои нервы смирительную рубашку, а ярость прятал под каменной неподвижностью лица.

– Чего вы, собственно, хотите от этого полугражданского вояки Шеера? – спросил сдержанно, но без какого-либо оттенка любезности в голосе, глазах, на лице.

Штюбе удобно расположился в кресле возле стола и, попыхивая папиросой, уже в который раз отметил, что этот разговор, пожалуй, в десятый раз начинался и прерывался, не давая никаких результатов, ни на йоту не изменив ситуацию, которая майору с самого начала не нравилась и все больше не давала покоя.

– Ограничить его передвижения – вот и все. Я не понимаю, зачем писаке совать нос в сугубо военные дела, интересоваться дислокацией частей и так далее… Уже успел побывать даже в корпусе «Ф»…

– Это же вытекает из его творческого задания!

– Так ли? Через неделю-две мы возьмем Владикавказ и сможем за милую душу подарить ему хотя бы и фотокопию оперативной карты. Я лично могу такой подарок гарантировать. Но сейчас…

– Но сейчас он накапливает личные впечатления, которых не заменят никакие ваши оперативные карты. К тому же он имеет известный вам допуск! Вы, Штюбе, кроме кипы доносов, что-нибудь писали?

– Не возникала необходимость…

– Ну, хорошо! Тогда почему вы сами не арестуете его как шпиона? – ехидно поинтересовался Хейниш.

Штюбе отрезал не моргнув глазом:

– Без вашего ведома? Ведь он же сын вашего боевого друга!

– Только поэтому? Но повторяю, Штюбе, вот подтверждение полномочий Шеера из Берлина. Самого Бормана! На наш запрос самому Мюллеру, шефу гестапо! Что вы на это скажете?

– Что на войне в прифронтовой полосе осторожность еще никому не помешала. Точная оперативная информация…

– «Точная оперативная информация»! – наконец вскипел Хейниш и резко швырнул карандаши на стол. – Вот где она у меня, ваша информация! – хлопнул себя по толстой шее. – А на что нам указывает шеф СД Кальтенбруннер? И требует немедленных действий! Оказывается, рейхсминистру Гиммлеру из абверовских источников – то есть из ваших! – стало известно, что поставка военного снаряжения и боеприпасов с Урала на фронт под Сталинград, а значит, и на Кавказ, идет не по железным дорогам, а на подводах и санях и что, мол, каждая упряжка везет по два-три снаряда, после чего их перекладывают на другую. И вот таким, мол, средневековым способом осуществляется снабжение русских фронтов! Чему вы смеетесь, Штюбе? А наши службы теперь имеют приказ распространить по всей прифронтовой полосе русских инфекционные заболевания, чтобы сорвать это так называемое боеснабжение. А вот – смотрите! – длинный список разных эпидемических заболеваний, которые диверсанты СД должны немедленно пустить в дело по всему выдуманному абвером пути! Что вы скажете об этом вздоре, Штюбе?

– Вы же сами заявляете, что эта глупость исходит из СД.

– Боже мой! А кто принес эту дурацкую информацию?

– А кто этому вздору дал служебный ход?

Они сверлили друг друга глазами – злобно, враждебно, непримиримо, будто молча вели свой уже невысказанный диалог:

«Ваш тупой, как сапог, Канарис, возомнивший себя асом разведки…»

«Ваш жалкий невежда Гиммлер с его школярским представлением о разведке…»

– Чего вы, в конце концов, хотите? – наконец утомленно переспросил Хейниш.

– Проверки! – ответил Штюбе. – Окончательной и недвусмысленной.

– Кто ее проведет?

– Абвер!

– Но при моем контроле, – предостерег Хейниш.

– Согласен! Уверяю вас, господин штурмбаннфюрер, проверка будет последней, и я вас больше не побеспокою.

– Разве это возможно с вашим патологическим недоверием, господин майор? – не удержался Хейниш. – Вы лучше помозгуйте, что мне отвечать обергруппенфюреру Кальтенбруннеру по поводу гужевого мифа. Ведь он будет докладывать самому рейхсминистру!

Шум за окном отвлек их внимание, и почти тут же в кабинет вошел Вилли Майер:

– Прибыл Шеер. Примете? Он обязательно попросится к вам.

– «Обязательно»! – пробормотал Хейниш. – Приму в присутствии нашего глубокоуважаемого господина майора из ее величества службы абвер! – Он непроизвольно встал и подошел к окну. Шеер о чем-то бодро рассказывал в кругу офицеров, и рассказ его, очевидно, был интересным и остроумным, о чем убедительно говорили оживленные и веселые лица сотрудников СД. Ганс Лютке озабоченно хлопотал возле машины, приводя ее в порядок.

– Его всегда вот так встречают, – словно угадав мысли Хейниша, тихо заметил Майер.

– А вы не любите Шеера, Вилли, – сказал Штюбе, внимательно глядя на унтерштурмфюрера.

– Не имею для этого никаких оснований, господин майор, – сухо ответил Майер.

– Вы не любите его! – с нажимом и убежденно повторил майор. – Но почему? – И, не ожидая ответа, потому что его все равно не было бы, тоже подошел к окну. – А этот Лютке, несмотря на свое заиканье, старательный шофер, – проговорил задумчиво. – Машину держит в образцовом состоянии.

– Языком машины не моют, – въедливо сказал Хейниш.

– Да, это мне известно… Однако известно также, что, когда Шеер приезжает в редакцию, его шофер позволяет мыть машину какому-то деду Маклаю. Только ему одному! И больше – никому… Интересный факт, не правда ли?

– Вы опять за свое, Штюбе, – скривился, как от зубной боли, Хейниш. – Мы же с вами обо всем договорились. Что вам еще нужно?

Этот треклятый абверовец обладал удивительной способностью портить ему настроение. Но с утра Хейниш чувствовал себя приподнято, празднично, даже с некоторым торжественным самоуважением, внешне сдерживаемым напускной скромностью, что нисколько не мешало ему внутренне гордиться собственной персоной. Утром пришел приказ, о котором знает лишь унтерштурмфюрер Майер. Но служака Вилли умеет держать язык за крепко сомкнутыми челюстями. Теперь он – Хейниш – уже не просто штурмбаннфюрер, а с ощутимой приставкой «обер», и значимость его возросла так же, как удлинилось произношение его нового звания. Однако – это что! Сегодня же в офицерском казино все разинут рты, когда вдруг увидят его в новеньком элегантном мундире с погонами оберштурмбаннфюрера! Портной из заключенных уже шьет мундир в одиночной камере… О, да, разинут рты! Придется по этому поводу заливать глотки шнапсом. Что ж, он обеспечил и это, даже больше: два ящика коньяка и дюжина танцовщиц! Вечеринка выйдет на славу… Впрочем, пора позвать Шеера самому, не ожидая, когда он закончит свои дорожные разговоры. Время не ждет.

– Майер! Пригласите господина Шеера, пока у меня есть еще немного свободного времени…

Шеер наверняка обогнал на ступенях унтерштурмфюрера. Он буквально влетел в кабинет, запыхавшись, какой-то счастливо улыбающийся и возбужденный. Взволнованно проговорил:

– Я очень спешил! Я вопреки всему желал бы первым! Я буду безмерно счастлив, если успел! О, если бы жив был мой отец, только ему одному уступил бы я эту честь!

– Что случилось, Адольф? – удивленно поднял брови Хейниш.

Шеер ответил с уважительной торжественностью:

– Приношу самые горячие поздравления с повышением вас в звании, господин оберштурмбаннфюрер! Моей радости нет границ!

– То есть как? – ошеломленно выдавил из себя Штюбе.

Хейниш удовлетворенно крякнул, почувствовав в его голосе нескрытую зависть: «Ну что же, вышло неплохо – этот надутый бахвал первым разинул рот!»

– Да, Штюбе, да! – весело отозвался. – Искренне благодарю, Адольф, за поздравление, но ты свел на нет мой маленький сюрприз. Объясни, по крайней мере, откуда узнал?