За столом сидел худощавый майор, чисто выбритый, с тонкими чертами лица, на котором выделялись чрезмерно толстые, масленые губы. Одет он был элегантно: френч из дорогого сукна, сшитый явно по заказу. Галстук к белоснежной рубашке был приколот булавкой в виде черного паучка свастики. Короче, в прошлом, вероятно, модник, которого неожиданно одели в военную форму. Держа в руках машинописные листки, он небрежно растолковывал маленькому офицеру, которому больше подошел бы толстый халат и мягкие домашние шлепанцы, а не мундир, висевший на нем измятым мешком:

– Нет, так, дорогой мой, не пойдет… Мы для кого пишем? Для солдат, которые рискуют жизнью, или же для туристов, которые приехали любоваться природой? К тому же не сегодня завтра мы вступим во Владикавказ, а ты лепечешь о каком-то сопротивлении русских… Какое сопротивление? В Ачикулак уже прибыл корпус «Ф». Слыхивал о нем?.. И неплохо было бы подобрать подобающую цитату…

– Но русские, – сник толстячок, – на самом деле прямо-таки поражают… Их упорство, фанатизм в бою… Они не страшатся смерти! Это правда…

– Если мне будет позволено, – подал голос Шеер, – я напомню слова Йозефа Геббельса: «Большевистский солдат демонстрирует иногда удивительное равнодушие к смерти, которое было бы слишком большой честью считать храбростью».

– Вот это идеальное определение! – обрадовался майор и поднял глаза на вновь прибывшего. – Вы ко мне, господин гауптман?

– К вам, господин майор. Я прибыл из министерства рейхспропаганды, – Шеер протянул свой документ.

– О, – стал серьезным майор и торопливо сказал толстенькому любителю экзотических пейзажей: – Идите и сделайте, как приказано! – А когда тот, испуганно пятясь, вышел, засиял любезнейшей улыбкой: – Господин Шеер, мы давно вас ждем и с радостью напечатаем все, что вы нам предложите. Прошу, раздевайтесь и присаживайтесь, как вам удобнее.

– Спасибо, майор. Я действительно хочу предложить вам очерк о солдатах генерала Траугота Герра. Только что я выбрался из пекла, которое зовется Эльхотовыми воротами… Есть фотоснимки! В том числе обоих генералов – Герра и Хольмана, которые пали в «Долине смерти» как древние герои.

– Прекрасно! Личное присутствие придает неповторимый колорит… Очерк у вас уже написан?

– Да. – Шеер протянул листки.

– Немедленно дадим в набор. Рассказывайте, как добрались.

– Скверно. Дороги ужасны. Погода дикая. Холод собачий…

Майор тут же нажал кнопку электрозвонка, и в кабинет немедленно вошел лейтенант.

– Извините, гауптман… Голубчик! Вот это – в набор. И вот еще что: где наш истопник? Этот чертов Маклай! Кажется, у меня сегодня не топили… Позаботьтесь немедленно!

– Слушаюсь! – щелкнул каблуками лейтенант.

– Сейчас потеплеет. А пока что, если не возражаете, погреемся коньячком. Согласно местным обычаям гостеприимства…

– С удовольствием!

– Как видите, у меня словно по заказу – поднос, бутылка, рюмки и лимоны с сахарной пудрой. За ваши творческие успехи!

– Благодарю! – Шеер маленьким глотком выпил рюмку. – Мои успехи… Они начинают меня беспокоить, господин майор.

– Почему же?

– События подстегивают, не дают времени для основательных размышлений и глубоких научных изысканий. Возьмем корпус «Ф» генерала Гельмута Фельми. Ведь это – Индия! И появление его здесь предсказывает приближение исторических событий. Тех событий, которые перекрашивают карту мира в иные цвета.

– Именно так!

– Так что корпус «Ф»…

– Еще не время, он дислоцируется в тылу. Но прямо с марша вынужден был вступить в бой.

– В тылу? – удивился Шеер.

– В общем, история не очень веселая, – проговорил франтоватый майор. – Дело в том, что большевики умудрились перебросить в наши тылы целый казачий корпус – они прошли абсолютно бездорожной и безводной степью. Двигались исключительно по ночам. И вот неожиданным ударом захватили Абдул-Газу, Махмут-Мектеб, Березкин и ринулись на Ачикулак. Надеялись на легкий успех, так как гарнизон города состоял лишь из батальона пехоты, это около четырех сотен солдат, и трех десятков танков. А их встретил вымуштрованный спецкорпус генерала Фельми! Это не городской гарнизон, разнеженный на яйцах и курочках. Казачий корпус покромсали изрядно.

– А разве казаки против нас? Я слышал, что они во всем поддерживают внедрение нового порядка.

– Кто – казаки? – возразил майор. – Все это химерные выдумки Розенберга! Сидит в Берлине и забавляется кабинетными теорийками… Этих казаков мы теперь используем как тягловый скот, как живой сельхоз-инвентарь. Уже организованы мастерские, где изготовляются облегченные лемешки для человеческих упряжек. Весной будем пахать землю на знакомых с кнутом казачьих спинах. Как и всегда, фюрер был абсолютно прав, когда говорил, что завоеванные народы имеют значение только с экономической точки зрения. Это рабы, которых укротит только самый строгий режим.

В эту минуту вошел в сопровождении лейтенанта небольшой дедок со всклокоченной неопрятной бородкой. На нем мешковато сидел брезентовый плащ, из-под которого выглядывали резиновые сапоги. В руках он мял шапку-ушанку.

– Почему не растопил печку? – сравнительно неплохо спросил по-русски майор.

– Какой-то незнакомый полковник, господин-герр, заставил меня мыть его машину, – хмуро объяснил истопник.

– Как это заставил? Ты же на службе!

– А просто – дал оплеуху и пообещал пристрелить как собаку.

– Ну дал он тебе по харе, но не пристрелил же. Где ты пропадал?

– Пошел мыться и сушиться.

– А я должен мерзнуть? Что за дикий народ… Да я тебе сейчас…

– Господин майор, – остановил его Шеер, – что это за человек?

Приметы подпольщика-радиста совпадали.

– Ублюдок, а не человек!

– Чего он хочет? Я совсем не понимаю русского языка.

– В том-то и дело, что он ничего не хочет, а особенно – работать. Настоящее двуногое воплощение лени! Да еще с ненасытной утробой…

– Он в чем-то провинился?

– Понимаете, какой-то полковник заставил это чучело мыть машину, так он пренебрег обязанностями истопника. И вот результат – мы сидим с вами как в холодильнике!

– Моет машины? – подхватил Шеер. – Моя тоже да самого верха залита грязью.

– Гут, вымоет. Но сначала пусть натопит.

– Благодарю. А я тем временем пойду предупредить своего шофера. Мой Ганс может свернуть деду шею, как старому петуху…

Лютке расположился в машине по-господски – развалился и важно читал свежий номер «Панцер форан». «Опель» с особой приметой все стоял. Его мотор тихо работал, шофер курил папиросу, еще две фигуры угадывались на заднем сиденье.

Шеер открыл дверцы и наклонился к Лютке:

– Подготовь спидометр… Цифры не забыл?

– Нет.

– Слушай, сейчас из сарая с дровами пойдет дед. Потом он будет мыть нашу машину. Прикажи ему протереть стекло изнутри. Понял? Он снимет показания спидометра.

– Слушаюсь, герр гауптман!

Двое в «опеле» продолжали наблюдать за ними.

У Шеера была единственная возможность завязать контакт с истопником, да и то мгновенный, когда тот понесет дрова.

Вот старик вышел из сарая.

– Шнеллер, русише швайне! – заорал Шеер, входя в помещение следом за истопником, и быстро проговорил в спину: – Нужны туфли сорокового размера. Не оглядывайтесь!

– Ношу сорок пятый, – буркнул тот.

– Сейчас будете мыть мою машину. Спидометр… Цифры… Срочно передадите их в Центр. Кроме того: в районе Ачикулак-Нортек корпус «Ф». И еще: унтер-штурмфюрер Майер служит у Хейниша. Вызывает интерес. Изучается… Будьте осторожны: во дворе машина абвера. Все… Прочь с дороги, свинья!

…И вот теперь Адольфа Шеера донимали вопросы: все ли понял «дедушка Маклай», хорошо ли запомнил цифры, пошла ли в эфир радиограмма? За сведения Кристины Бергер немцы заплатили высокую цену. Почему же его информация обесценена? А что это так, сомнений не оставалось. Или, может, не дошла, не услышана? Он еще дважды ездил в Пятигорск, и каждый раз «дедушка Маклай» по приказанию господина редактора старательно мыл его машину. Так почему же?..