– Послушайте, господин… не знаю, как вас там? – не утерпел Густав. – А не пошли бы вы к чертям?

– Только с Адольфом! – вызывающе возразил здоровяк. – Я этого негодяя потащу хоть в пекло!

– Хорошо, Альфред, ты прав, – неожиданно согласился Шеер. – Нам следует с тобой немного потолковать…

Он поднялся из-за стола. «Альфред» ликовал, глядя на его расстроенное и явно растерянное лицо.

И тут Шеер нанес ему молниеносный удар в солнечное сплетение. «Альфред» вытаращился от неожиданности и, хватая ртом воздух, стал оседать на пол.

Словно ниоткуда возникли над ним оберштурмбаннфюрер Хейниш и майор Штюбе.

– Уберите этого пьяницу! – рявкнул Хейниш. – Штюбе, я о чем вас предупреждал?

– Но, господин оберштурмбаннфюрер, мое отсутствие… Мы вместе…

– Ну, хорошо! Инцидент исчерпан! А господин Шеер, по всему видно, в университете не только рылся в старинных, пропыленных фолиантах… Молодец!

«Альфреда» уже тащили за ноги на выход…

– Господа, у меня сюрприз! – взял слово Хейниш. – Пользуясь случаем, хочу сообщить всем! И вам, Штюбе, тоже не мешает послушать… Господа! За решительные и смелые действия в стычке с партизанами наш дорогой берлинский гость, еще вчера гражданский историк Адольф Шеер награжден боевой медалью! Поздравления господину Шееру!

– А что? – рявкнул вновь повеселевший ас Густав. – Да я бы ему за этот молодецкий мордобой дал и вторую медаль! Прозит, Адольф! Бери рюмку…

– Дорогой Адольф! – любезно сказал Хейниш. – Чтобы ты знал, твой китель у Кеслера. Этот болван с пьяных глаз надел его на гауптмана Зайбеля.

– Не замарали? – заволновался Шеер.

Память о зиме сорок первого года и поражение от Красной Армии под Москвой, поражение от армии, которую много раз объявляли полностью уничтоженной, принудила фюрера осторожно предупредить: «…на всем Восточном фронте в день русского революционного праздника 7 Ноября следует ожидать значительных наступательных операций; фюрер выражает надежду, что войска будут защищать каждый участок до последнего солдата».

Такие мысли сновали в голове гауптмана Адольфа Шеера, когда он вместе с Гансом Лютке выехал в горы, к месту, которое ему указал «дед Маклай».

Было и «прикрытие»: здесь, на дороге, он перехватит бравого аса Густава Готтфрида, чтобы воспользоваться его приглашением посетить аэродром. Шеер знал, что Густав будет возвращаться именно этим путем, и знал, откуда он будет ехать. Ведь он и сам вчера получил приглашение от Гуриани, обозного князя фашистского вермахта, еще одного кандидата в марионеточные «правители» из инкубатора рейхслейтера Розенберга. Но он не поехал к князю: не был уверен, что своевременно вырвется с непременного кутежа. Встреча же – вот здесь – с человеком «деда Маклая» обязательно должна была состояться, и к тому же в точно оговоренное время…

Закрытый деревьями и колючим кустарником, где-то за скалами с неутомимым шумом кипел бурливый Терек, из расщелины тянуло влажным холодом. Граненые белые вершины Кавказского хребта уже розово заискрились. Шеер добрался сюда по делам, но все же величественные горы, всегда удивительно неповторимые, словно их всякий раз впервые видишь, поневоле поражали причудливой чистой красотой.

Краем глаза он заметил, как из кустов поднимается вооруженный человек, и резко обернулся к нацеленному на него немецкому «шмайсеру», хватаясь за пистолет.

– Я пришел с гор, а горы ваши друзья, – произнесла темная фигура в кустах, еще густо окутанных здесь, в низине, утренними сумерками.

– Горы нас стерегут, – отозвался Шеер с облегчением, радуясь, что точно вышел на место встречи. А еще больше обрадовался, когда признал этого человека, вышедшего из зарослей: – Чомай! Вот это встреча! Совсем не ожидал тебя увидеть…

– Горы стелют тропы друзьям и добрым людям. Я узнал тебя, кунак, и слушаю.

Да, Уянаев был прав – не время для эмоций. Шеер перешел к делу:

– Передайте секретарю подпольного райкома: приказано активизировать подрывную деятельность в районе Гизель – Адон – Алагир. Особенное внимание следует обратить на дезорганизацию работы штабов и служб. Сигнал – начало наступления Красной Армии в указанном районе. Чтобы ни один провод не остался неповрежденным… Второе: коммуниста Михальского вместе с другими арестованными завтра ночью повезут в Ставрополь. Необходимо, чтобы партизаны освободили их. Это единственная возможность спасти Михальского. Арестантов повезут в крытой грузовой машине. В двух «опелях» – офицеры СД. Мотоциклетный конвой. На брезенте машины, вверху, примета – желтое пятно от разлитой краски. Ночью эта примета малозаметна. Так что максимум внимания…

– Во главе группы, – сурово сказал Чомай, – пойдут братья Тамирбулат и Димитр Дзбоевы. Они поклялись, что не будут жить, если не спасут товарища Михальского.

– Ну, зачем же так, – возразил Шеер.

Чомай взглянул на него, понял, что тот ничего не знает о событиях августовских дней, и коротко объяснил:

– Это горская присяга кровников: товарищ Михальский спас Тамирбулата и Димитра от верной смерти…

– Вот оно что! Тем лучше…

Гуденье мотора прервало их разговор.

– Шеер, где ты? – послышалось с дороги.

Чомай Уянаев неслышно исчез в зарослях.

Звал не Ганс Лютке, и главное – голос был знакомым, тот, которого ждал…

– Эгей! – отозвался. – Идите сюда!

Сквозь кусты кто-то ломился, шумно отдуваясь. Гауптман вытащил фотоаппарат.

– Доброе утро, Адольф! – Из кустов напрямик продирался меднорожий ас Густав Готтфрид. – Чего это тебя с утра в кусты понесло? – громогласно осведомился он. – Да еще без девочки…

– Хочу сфотографировать восход солнца на Тереке. – И подмигнул: – С этого времени – немецкого солнца. Для книги нужны и экзотические пейзажи, Густав… Погоди, я и тебя щелкну. Где желаешь? На фоне этих диких скал или на берегу бурного Терека?

– На фоне местной княжны! – ухмыльнулся ас.

– Но где же ее взять?

– А я привез… этой бездельнице приспичило подышать горным воздухом.

– И кто же она такая?

– Настоящая княжна, дочь самого князя Гуриани… Да плевать на того князя! Понимаешь, Адольф, из-за того, что мы никак не можем взять Владикавказ, этот родовитый хорек решил уже сейчас смыться отсюда в Берлин. Вот и напустил на меня собственную дочку, чтоб уговорила дать им самолет для них и для их семейного – а по-моему, награбленного и накраденного – добра… Их теперь развелось, этих князей, – завезли сюда целое «правительство». Представляешь, в этой сановитой компании, все – бывшие беглецы отсюда, князья Зафир и Довгатели… Теперь собрались сматываться вторично!

– А что же княжна? – остановил это геральдическое словоизвержение Шеер.

– Пьет, как ломовик, и неутомима, как шлюха из портового борделя, – дал исчерпывающую характеристику меднолицый ас. – Но еще одна такая изнурительная ночь, и я не смогу держать штурвал…

– Дорогой Густав, неужели ты и это можешь? Разве в твоей власти упаковать в грузовой самолет такой породистый багаж?

– Начальник штаба авиачасти асов люфтваффе может все! – заверил майор.

– Разве ты начальник штаба?

– А кто же еще? Неужели ты об этом не знал? А еще корреспондент… Кстати, Адольф, ты не забыл своего обещания прославить в книге моих фаталистов?

– О чем разговор, Густав!

– Тогда поехали. Сейчас же! Посмотрю, какое оно – твое слово.

– Что ж, охотно… Не возражаешь, если я сначала напечатаю очерк в газете «Панцер форан»? Скажем, под названием «Друзья бронированных рыцарей – крестоносные валькирии»?

– О, это было бы великолепно! – даже вспыхнул от удовольствия Готтфрид. – Однако идем – меня ждут.

Возле машины Готтфрида два офицера развлекали «восточную красотку» с линялой после проведенной ночи физиономией, кое-как и наспех размалеванной.

– Госиода! – бодро объявил Густав. – В нашу прославленную часть едет корреспондент из Берлина герр Адольф Шеер. Рекомендую! Прошу уступить место в моей машине и пересесть в авто господина историка.