Но кажется, она попала в цель, Хейниш отнесся к ней внимательно, сочувственно, благожелательно. Будет ли он вести себя так же и тогда, когда позаботиться о ее судьбе ему придется не на словах, а на деле? В мире всеобщего лицедейства возможно и наихудшее…
И еще: крайне необходимо сегодня же отослать в Центр шифровку про пока еще секретный оборонный рубеж немцев и планирование оттуда нового наступления, хотя ей и не посчастливилось узнать о главном – где же это новое препятствие залегло…
Глава семнадцатая
«ЧУЖИЕ» ГОЛОСА
– Явился по вашему приказу, господин оберштурмбаннфюрер!
– Проходите и садитесь, Вилли!
Хейниш пытливо посмотрел на Майера и спросил:
– Вам приходилось работать с магнитофоном?
– Никогда, господин оберштурмбаннфюрер! – на всякий случай бодро соврал Вилли, так как не знал, к чему шеф клонит.
– Ну, это мелочь, – успокоил его Хейниш, – научиться не стоит труда. Магнитофон – сравнительно простой и удобный в работе прибор.
– Разве необходимо, чтобы я…
– Именно так, Вилли! Дело слишком секретно, и поэтому я могу поручить запись некоторых бесед далеко не каждому. Точнее – кроме вас – никому!
– Благодарю за доверие, господин оберштурмбаннфюрер!
– Пустое! Лучше я вам преподам сейчас первый наглядный урок, как пользоваться магнитофоном. – Хейниш похлопал по довольно грубому, плоскому металлическому ящику, который покоился у него на журнальном столике.
Он снял крышку. Вставил штепсель в розетку. Засветилась красная сигнальная лампочка. Майер с интересом наблюдал. Он разбирался в магнитофонах и соврал просто так, на всякий случай. Правда, этот новенький магнитофон был незнакомой конструкции – техника, особенно секретная, совершенствуется быстро.
– Вы слышали свой голос в записи?
– Не приходилось, господин оберштурмбаннфюрер.
– Это как раз то, что мне сейчас и нужно. Говорите, я записываю…
– Что говорить?
– На ваш выбор, что вздумается…
Действительно, что же сказать? Особенно с учетом того, что запись может остаться у Хейниша…
Вилли вытянулся, щелкнул каблуками и будто на экзамене продекламировал «фюрер-принцип», воплощенный в уставе и практической деятельности всех организаций СС:
– Нация, империя, фюрер! Фюрер действует! Фюрер творит! Фюрер думает за всех нас! Авторитет и власть фюрера безграничны! Мы обожествляем фюрера!
– Хайль Гитлер! – воскликнул Хейниш и только после этого нажал на клавиш остановки. – Сейчас перемотаем пленку на начало, – палец утопил другой клавиш. – Теперь послушаем. Включаю!
Магнитофонные диски вращались сначала бесшумно. Но вот прозвучало: «Говорите, я записываю…» – «Что говорить?» – «На ваш выбор, что вздумается…» И так далее.
– Ну, что скажете? – спросил Хейниш, когда они прослушали запись.
– О чем?
– О записи!
– Чистая. Хороший звук.
– Я не об этом, – нетерпеливо заметил Хейниш. – Я спрашиваю о голосах. Вы их узнали?
– Ваш – узнал, мой – как чужой. Если бы не запись, проведенная в моем присутствии, мне бы и в голову не пришло…
– То-то и оно! – удовлетворенно резюмировал Хейниш. – Представляете: никто не узнает собственного голоса. Почему?
– Как сказать…
– Объяснение простое: человек слышит свой голос изнутри. Он не слышит себя извне. Голос кажется другим по тембру.
– Понимаю. Но какое все это имеет практическое значение?
– К этому мы и подходим.
Хейниш выключил магнитофон, закрыл футляр.
– Обергруппенфюрер Кальтенбруннер предложил мне работать в группе «Цеппелин».
– Сердечно поздравляю вас с высоким назначением, господин оберштурмбаннфюрер!
– Благодарю! Я считаю, что мы хорошо сработались с вами, Вилли…
– О! Рад это слышать.
– И поэтому не забыл о вас. Вы едете со мной в Берлин!
– Не знаю, как и благодарить…
– С благодарностью – потом! – махнул рукой Хейниш. – Дело в том, что на «Цеппелин» мы с вами начинаем работать уже сейчас. Поэтому я не во всем могу доверяться своим, а по сути, уже бывшим подчиненным.
– Начинаю понимать…
– У меня есть несколько агентов, которых я оставляю для работы в тылу врага. Все они из местных унтерменшей. Я имею намерение провести с ними беседы и записать разговор на пленку. Незаметно. Ваше задание: вмонтировать магнитофон у себя в номере. Микрофон замаскировать у меня.
– На какое время?
– Беседы состоятся послезавтра, ночью. С каждым агентом я буду разговаривать отдельно. Запись – прекрасный крючок!
– Разве письменное обязательство сотрудничать менее надежно?
– Вы, Майер, оперируете категориями европейского цивилизованного человека и поэтому порой забываете, что мы имеем дело с дикарями. На них запись на магнитофоне производит ошеломляющее психологическое воздействие! Особенно сильно впечатляет звук собственного голоса, который звучит как чужой. Добавьте к этому еще и соответствующее содержание… Уяснили?
– Так точно!
– Действуйте!
Но Вилли не вышел, как обычно, а как-то неуверенно, что на него было не похоже, проговорил:
– Разрешите обратиться, господин оберштурмбаннфюрер?
– Вам что-то неясно?
– Я не по этому поводу. В связи с отъездом в Берлин…
– Говорите!
– Мне кажется, – сказал Майер, и в его голосе звучала настойчивость, – было бы нехорошо с моей стороны бросить на произвол судьбы ребенка фронтового товарища.
– О чем вы? – Хейниш от удивления воззрился на Вилли. – Что за ребенок? Чей?
– Адольфа Шеера!
– Что?!
– Вы разве не заметили?
– Чего?
– Фрейлейн Бергер в положении…
Хейниш успокоился:
– Понимаю… Так вот почему в последнее время она похорошела! Прямо светится, как мадонна Рафаэля… Но внешне, на фигуре еще не отразилось.
– Да, пока незаметно, если не знаешь…
– Но уверены ли вы?
– Я не уверен – я точно знаю. Она носит ребенка Адольфа Шеера, который погиб на боевом посту.
– Странно, она не обмолвилась об этом ни словом в разговоре со мной. Даже не намекнула.
– Вы ее очень смущаете.
– Глупенькая!
– Девичья стыдливость, знаете ли… Да и брак не зарегистрирован. А вас она буквально боготворит!
– К чему вы клоните, Вилли? – смягчился Хейниш.
– Фрейлейн – сирота. Родных у нее – никого. Единственная надежда – это мать Адольфа, Патриция Шеер. Но примет ли она молодую невестку с внебрачным ребенком? Чем доказать, что ребенок – Адольфа? Фамильное сходство появляется со временем, да и то не всегда. Ведь ребенок не обязательно похож на отца: мать тоже имеет свою долю.
– Да, трудноватый вопрос! – хмыкнул Хейниш, но его лукавый взгляд противоречил этому утверждению. И действительно, он тут же добавил: – Кажется, я знаю, как уладить это дело.
– Правда? – обрадовался Майер.
– Я слов на ветер не бросаю.
– О, господин оберштурмбаннфюрер…
– Позовите фрейлейн Бергер и зайдите ко мне вместе с ней.
– Слушаюсь.
Глава восемнадцатая
«БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ»
Через минуту вытянувшаяся шарфюрер Бергер отрапортовала:
– Явилась по вашему вызову, господин оберштурмбаннфюрер!
– По приглашению, – любезно поправил ее Хейниш, давая понять, что разговор не будет иметь официального характера. – На этот раз тема разговора будет далекой от служебных дел.
– Слушаю вас!
Хейниш спросил напрямую, сразу переходя к делу:
– Почему вы не сообщили мне, что готовитесь стать матерью?
– Я не думала, что это может вас интересовать.
Хейниш поучительно поднял палец:
– В службе безопасности, фрейлейн, работают люди, среди которых чувство товарищества считается одной из главных положительных черт характера. Более того, об этом даже есть соответствующая графа в личных анкетах. СД – одна большая, крепко спаянная семья, отцом которой является наш любимый фюрер! Таким образом, ваше положение для нас, рыцарей империи, в значительной мере является делом служебным, а не ограниченным кругом ваших личных забот. Как вы считаете, Майер? – обратился он к Вилли, стараясь растянуть служебно-эмоциональный эффект.
