– Ну что вы, герр штурмбаннфюрер? Мы с отцом не одобряли ее недостойное немки поведение. Одного того, что она пренебрегла вашей искренней дружбой и запретила посещать наш дом…

– Да, да, – осуждающе покачал головой Хейниш. – Ваша мамочка – женщина с норовом. Чуть не погубила карьеру вашего отца и мою в придачу… Но, к счастью, все тогда хорошо обошлось!

Неожиданно впервые за весь разговор их прервал телефон.

– Хейниш слушает! Что?! И вы до сих пор тянули с таким сообщением? «Не знали, не знали…» – передразнил Хейниш кого-то. – Функеля предупредили? Ах, уже на месте… Так вот – ничего не трогать до моего приезда! – Штурмбаннфюрер раздраженно швырнул трубку. – Еще новость – убит бургомистр. Вот так и живем, дорогой Адольф, словно на вулкане… Майер! – позвал он и, когда рыжий здоровяк Вили возник в дверях, приказал: – Вот мандат Шеера. Поставьте штамп без ограничений, потом позаботьтесь о нем самом согласно моим распоряжениям. Свой сегодняшний день посвятите нашему гостю из Берлина. В случае чего – я в бургомистрате…

…Господин бургомистр лежал на полу навзничь. На макушке его лысоватой головы запеклась кровь.

– Снова – выстрел сзади, – отметил Функель.

– Кто тут топтался и шарил? – спросил Хейниш, обведя быстрым взглядом помещение.

– Полицаи, – обронил комендант.

– Идиоты!

– Поголовно, – с хмурым сарказмом согласился Функель. – А этот, – ткнул пальцем в Зазроева, – наибольший уникум! Это он, остолоп, весь пол занавозил.

– Кто первый обнаружил труп?

– Двое – бухгалтер Кляпрот и господин Михальский.

– Задержали?

– Так точно!

– Зовите.

– Зазрой, ти приводийт Кляпрот и Михальски. Бистро, свиня в сапогах. Господин штурмбаннфюрер, бухгалтер Кляпрот – из фольксдойче, но тоже скудоумен. Даже немецкого языка не знает, ублюдок.

Вернулся Зазроев. С винтовкой наперевес он сопровождал герра бухгалтера, потасканного и невзрачного Кляпрота, сухонького старикашку в очках с железной Оправой на испуганном личике, а также серенького, неприметного с головы до пят господина заместителя.

– Фрейлейн Бергер, переводите, – приказал Хейниш. – Кто из этих двоих увидел убитого первым?

– Я, – взволнованно пискнул старикашка.

– При каких обстоятельствах это произошло?

– Понимаете, господин, – старого бухгалтера била горячая дрожь, и все его иссохшее тело странно дергалось, – я принес, как приношу каждое утро, господину бургомистру папку с бумагами на подпись. Зашел, а господина Даурова нет…

– А кто был? – сразу спросил Хейнищ.

– Труп, – испуганно пролепетал бухгалтер.

– Тьфу!

– Я же говорил, – презрительно буркнул Функель, – что этот бухгалтер – недотепа, хоть он из фольксдойче.

– И что вы делали дальше? – спросил Хейниш.

– Побежал к господину Михальскому…

– Это правда? – обратился штурмбаннфюрер к заместителю Даурова.

– Так точно! Все свидетельствует о том, что господина бургомистра убили во время ночного налета. Стреляли в окно. Дырка в стекле указывает на то, что выстрел был один-единственный. Но меткий. И не случайный…

– Почему вы так считаете? – Штурмбаннфюрер подошел к окну. Не оставалось никаких сомнений – стреляли с улицы.

– Потому что найдено вот это, – ответил Михальский, протягивая небольшую бумажку.

Хейниш взял листок, поглядел и передал Кристине:

– Фрейлейн Бергер, что это такое?

– Это – приговор.

– Что за чертовщина? Какой еще приговор? Читайте!

– «Именем Союза Советских Социалистических Республик, – четко читала Кристина, – суд народов Северного Кавказа…»

– Какой еще суд? – вспыхнул Хейниш.

– Здесь написано: «…суд народов Северного Кавказа, рассмотрев дело о злодеяниях гитлеровских палачей и их прислужников, приговорил к расстрелу: изменника Даурова – бургомистра, изменника Михальского – его заместителя…» – Кристина остановилась в нерешительности.

– В чем дело? – торопил Хейниш. – Читайте все!

– «…убийцу мирных жителей, стариков, женщин и детей, Хейниша – штурмбаннфюрера СС…»

– Что? – всполошился Хейниш, которого вдруг пронизало еще не испытанное чувство обреченности, смертельной опасности, подстерегавшей за каждым углом. – Очень самонадеянно! – но он все же пытался усмехнуться. – Дайте-ка мне, фрейлейн Бергер, этот приговор. Будет сувенир на добрую память! – Он аккуратно сложил бумажку и положил в карман.

С недавнего времени Кристина Бергер имела в офицерской столовой свой собственный «штамтиш» – постоянный стол. По иронии судьбы он стоял возле стены с вывешенными плакатами «Осторожно, враг подслушивает!», «Не болтай с незнакомым: он может оказаться шпионом» и просто «Тс-с!» – губы с прижатым к ним пальцем.

Столовая гудела. Незнакомые офицеры навеселе бодро и шумно выставляли все новые бутылки шнапса, опрокидывали бокалы «за победу немецкого оружия», куражились, с откровенным вожделением приставали к официанткам.

В последнее время, куда бы она ни пошла, ей встречался всегда вежливый, всегда предупредительный, всегда усмехающийся Вилли Майер, которому везде оказывалось «по дороге» с ней. Он и сейчас управлялся с ножом и вилкой за ее столом под «противошпионскими» призывами. Ее обеспокоило вчерашнее желание слишком внимательного Вилли почистить ее пистолет. Значит, подозрение с нее не снято…

– Уверяю вас, фрейлейн, чистка оружия – совсем не женское рукоделье, – любезно разъяснял он Кристине. – Оружейное масло – это не крем для нежных, девичьих рук…

С ее пистолетом Вилли отправился в соседнюю комнату, куда сразу же торопливо прикатилась пивная бочка по фамилии Кеслер. Неужели подозрение так сильно? Но ведь следствие по делу Мюллера закончено. Она собственноручно печатала отчет Хейниша его шефу оберфюреру СС Корземану. Вилли возвратился минут через тридцать и с почтительным поклоном поднес ей ухоженный пистолет, словно дарил цветы.

– Кристина, неужели вы до сих пор ни разу не стреляли из этой чудесной игрушки?

– Пока что не было случая…

В столовую ввалилась галдящая группа новоприбывших.

– Мне пора, Вилли, – встала Кристина из-за стола. – Сегодня здесь слишком шумно…

– Вместе, фрейлейн, только вместе! Надо же кому-то охранять вас от боевых действий закаленных фронтовиков.

Конечно, он был прав. Беззастенчивые лапищи хмельных юбочников повисали в воздухе на полдороге, когда глаза натыкались на черный эсэсовский мундир Майера.

– Фрейлейн Кристина! – заорал кто-то в шумной компании.

Она обернулась. С бокалом в руке ее радостно приветствовал знакомый связной офицер из штаба Клейста обер-лейтенант Шютце.

– Прошу к нам! – перекричал он шум. «Может, подойти? – мелькнула мысль. – Шютце много знает…»

Однако застыла на месте и побледнела: сосед Шютце – гауптман – дружески обнял обер-лейтенанта и что-то зашептал ему. Не этот обычный эпизод, а взлелеянное в девичьих глазах лицо гауптмана заставило по-сумасшедшему заколотиться сердце и лишило ноги сил, сделало их ватными. Костя?.. Невозможно… Но разве могла она спутать это знакомое до последней черточки лицо с чьим-то другим?.. И разве мог ее Костя надеть немецкий мундир?.. Предал?.. Он же – Хартлинг, полунемец, фольксдойче… Если предал, то добровольно: звание гауптмана – высокое, она сама до сих пор ходит без знаков различия… Она сама?.. Она сама – в эсэсовской форме… Костя решит: изменница…

– Что с вами, фрейлейн? – спросил Майер. – Вам плохо?

– Да… Слишком накурено… Душно…

– Идемте на воздух! Шютце обойдется и без вас…

Кристина почувствовала – Майер искренне оберегал ее от залетных кавалеров.

На улице не по сезону мела метель, неприятно лепила в лицо снегом. Изменчивая погода. Когда входили в столовую, светило и грело солнце. Да и сейчас вся эта метель, кажется, быстро минет – просто с гор на город наползла случайная туча. А там, в горах, коромыслом повисла редкая в эту пору радуга. Есть примета: увидеть снеговую радугу – к счастью. Но Костя – и вдруг в немецком мундире?.. Хорошо, что мокрый снег скрывал ее непрошеные слезы.