– Успокоились? – не повышая голоса, спросил гауптман на отличном немецком языке. – Тогда выслушайте некоторые комментарии к происшедшему. Мы, как бы это выразиться, пригласили вас на беседу. И только! Есть такая необходимость. Методы физического воздействия вам не угрожают. В том, что произошло, виноваты прежде всего вы сами. Короче говоря, оказывать сопротивление бесполезно. Ясно?

– Да, – выдавил из себя Майер. Играть в гордое молчание, судя по всему, тоже бессмысленно. Правда, смотря о чем пойдет разговор…

Стол, разделявший их, был пуст, если не считать керосиновой лампы и офицерской фуражки с характерной вздернутой тульей.

– Так что, господин Крамер, приступим к делу? – продолжил капитан.

Он сказал это без нажима, как-то буднично, но от этого неожиданного обращения Майер вздрогнул.

– Спокойно, господин Крамер! Наши сведения о вас не ограничиваются одним вашим настоящим именем.

«Недаром вспомнился отец, – молнией мелькнула мысль. – Вот и не верь в телепатию… Но кто этот гауптман и чего он хочет от меня?»

– С кем имею честь?

– Разве не догадываетесь? Я – советский разведчик.

– Чем докажете?

– Названного имени недостаточно?

– Вы имеете в виду человека…

– О котором ни в СД, ни в гестапо пока не знают. Вы это хотели сказать?

Майер задумался. Гауптман говорил правду – о его настоящем отце в службе безопасности и гестапо действительно не знали. И его охватило беспокойство.

Гауптман не давал ему опомниться:

– Но это еще не все. Мы знаем, что ваш отец – коммунист. Да, настоящий тельмановец! Его браку с вашей матерью помешал арест после восстания рабочих в Гамбурге. К тому времени ваша мать носила вас… И она, как смогла, позаботилась не столько о себе, сколько о будущем своего ребенка. Без любви вышла замуж за сына бакалейщика, который издавна предлагал ей руку. Так вот, сына коммуниста Крамера она спрятала под фамилией лояльного к любой власти Майера.

– Откуда сведения? – не удержался Вилли, слишком взволнованный, чтобы это можно было скрыть.

Марков продолжил:

– Вопрос свидетельствует о том, что для вас это не новость. Я отвечу на него. Немного позже. А сейчас вернемся к теме. Не возражаете?

Вилли только пожал плечами. Мол, здесь не он хозяин положения…

– Для вас не было тайной, чей вы сын, – об этом позаботилась ваша мать. Когда Крамер вышел из тюрьмы, а вы достигли определенного возраста, у вас с отцом сложились добрые отношения, которые по определенным причинам вы скрывали. Потом – поджог нацистами рейхстага и дикая охота на коммунистов. Крамера схватили и бросили в концлагерь. Затем – побег и нелегальный переход швейцарской границы. До начала войны вы получали из Швейцарии поздравительные открытки от Крамера, которые он передавал вам через доверенных лиц. Думаю, вы не забыли об этом?

– Нет, не забыл… Я помню отца… – глубоко вздохнул Майер и сдвинул брови. – И все-таки откуда сведения? – переспросил упрямо.

– Дело в том, что Крамер вместе с другими антифашистами в Швейцарии ведет нелегкую борьбу с гитлеровцами. Группа имеет передатчик и радиосвязь с эмигрантами, которые временно пребывают в СССР. Вот вам и ответ на вопрос, откуда мы кое-что знаем. Это печалит вас?

– Наоборот! Я рад узнать об отце хотя бы таким способом. С начала войны не имел от него ни одной весточки.

– Разумеется, он вас оберегал… Он все делал, чтобы воспитать из вас гуманного человека, который защищал бы интересы немецкого народа. В то время вы разделяли взгляды отца. Да и сейчас вы себя ведете не так, как иные эсэсовцы, – не принимаете, например, участия в карательных акциях, короче говоря, пытаетесь стать в сторонку, уклониться от злодеяний…

– Для вас это имеет какое-то значение? – ответил Майер вопросом.

– Безусловно. Иначе мы бы с вами не разговаривали. С палачами у нас иной разговор.

Неожиданно Вилли решительно уставился в глаза Маркову, проговорил с горечью:

– Ближе к делу, господин гауптман! Хотите сделать из меня русского шпиона?

– «Сделать шпиона», – повторил за ним Марков. – Неужели вы ничего не поняли? Мы хотим иметь в вашем лице еще одного соратника в борьбе с фашизмом. Не с немецким народом, а с фашизмом, который превратил вашу страну в тотальную душегубку, чудовищный застенок для целого народа, в каких бы аспектах это понятие ни брать. Так будет точнее! Ваш отец это давно понял. А вы?..

Марков учитывал, что должен переживать человек в такие критические минуты, на внезапном изломе жизни. Он может запаниковать и очертя голову согласиться на все. Но страх – плохой помощник в разведывательной работе… Либо замкнуться в себе, молча готовясь к развязке.

Вилли Майер разговаривал сравнительно спокойно, держался смело, правда, чувствовалась некоторая угнетенность. Он лишь вначале бросал испытывающие взгляды вокруг. Но, в конце концов, что мог сделать человек, попавший в кратер вулкана, который вот-вот взорвется?

– Вы уверены, что я буду работать на вас? – задумчиво спросил Вилли. – Если рассчитываете на меня, то почему? Должна быть причина…

– Опять вы за свое! – с легким упреком ответил Марков. – Не на нас, а с нами! Во имя победы над фашизмом, во имя будущего Германии, во имя освобождения из оккупационной неволи народов Европы! Разве этого мало?

Майер поднял голову и твердо проговорил:

– Буду с вами откровенным.

– Другого и не ждем, – обронил Марков.

– Так вот! Все мои помыслы и поведение, о котором вы знаете, сознательны и не были результатом случайных настроений.

– Это мы поняли, – ответил Марков.

– Меня по известным вам причинам не смогла одурманить национал-социалистская демагогия. А сейчас, в ходе войны, я воочию убедился, какое горе несет людям фашизм. У Гитлера нет ничего общего с народом. Фюрер ведет Германию к неотвратимой катастрофе. Долгое время я искал однодумцев для возможной борьбы. В том окружении, в котором я несу службу, мне ни разу не встретился достойный доверия человек. И что же? Такого человека я нашел в вашем лице. Это очень важно – знать, что ты не один.

Он на мгновение умолк и после паузы добавил:

– Мое решение обдуманное и окончательное. Имею просьбу: не смогли бы вы сообщить о нем моему отцу?

Марков секунду колебался, но ответил искренне:

– К сожалению, давать такого рода обещания я не уполномочен. Но передать, кому следует, вашу просьбу – это сделаю.

– Спасибо и за это! – поблагодарил Вилли Майер. – Итак, что мне поручите?

– Вы вернетесь к Хейнишу с нашим заданием…

– С заданием бороться против фашизма? – не удержался Майер.

– Да, с заданием бороться за свободную Германию, без Гитлера.

– Для одного человека это задание – непосильно…

– Да, если речь идет об одном человеке… А вы, как сами справедливо отметили, не одиноки… И если вас так уж беспокоит этот вопрос, могу сказать, что вы уже полгода успешно помогаете нам в борьбе против гитлеровской Германии.

– Если это шутка, то не к месту.

– А мне не до шуток! В разговоре с вами я оперирую исключительно доказательными фактами.

– Тогда я вас не понимаю…

Марков обратился к часовому, застывшему в дверях:

– Попросите нашего товарища.

Вилли непроизвольно обратился в мыслях к тому, что случилось в этот вечер. Его охватило какое-то отрешенное состояние. Словно все было или, по крайней мере, представлялось нереальным, призрачным. Он осознавал, что должен бы испугаться или хотя бы растеряться, но изначально не ощущал в себе ни страха, ни растерянности.

И все же что-то во всей ситуации произошло не так. И вдруг его осенило: Вит не лаял!

Вит не подал голоса, когда его, Вилли, схватили. Но должны были схватить и фрейлейн Бергер! А Вит не лаял! Никого не защищал. Беспрецедентный случай, особенно если речь идет о немецкой овчарке. Получается нечто любопытное… И этот гауптман… Не тот ли, который приближался к фрейлейн Бергер, когда он, Вилли, заприметил ее из окна казино? Похоже на то…