1918 — XI Пора безжизния Кончается октябрь, бесснежный и туманный. Один день — изморозь. Тепло и дождь — другой. Безлистый лес уснул гнилой и безуханный, Бесцветный и пустой, скелетный и нагой. На море с каждым днем все реже полотенца: Ведь Осень, говорят, неряха из нерях… И ходят две сестры — она и Инфлюэнца, Две девы старые, — и топчутся в дверях. Из скромных домиков их гонят: кто — дубиной, Кто — жаркой банею, кто — ватным армяком; Кто подогадливей, их просто гонит хиной, Легко тягающейся с крепким тумаком… Пора безжизния!.. И даже ты, телега, Не то ты ленишься, не то утомлена… Нам грязь наскучила. Мы чистого ждем снега. В грязи испачкала лицо свое луна… 1918 — Х
Предвешняя элегия Не знаю — буду ли я жив К весне и вкрадчивой, и нежной; Пойду ли вновь с мечтой элежной К полянам, песнь о них сложив. Не знаю — станет ли сирень Меня дурманить вновь фиолью, Какою занеможет болью Моя душа в весенний день. Не знаю — буду ли я знать, Что значит упиваться маем, Туберкулезом злым ломаем, И, умирая, жить желать. 1918 — XII Это явь или грёза? Сон мой был или не был? что мне снилось, что снилось? только море и небо, Только липы и поле! это явь или греза? сон мой был или не был? Я здесь жил или не жил? ты была ли со мною? здесь тебя ли я нежил? Что-то все по-другому… Будто то, да не то же… Я здесь жил или не жил? Та же самая дача… Те же самые окна… В них смотрела ты, плача… А потом улыбалась… А потом… Да, конечно: та же самая дача!.. Значит, «Тост безответный» здесь написан, не правда ль? И обложкой приветной, Все сомненья рассеяв, убедил меня в яви милый «Тост безответный». 1918 — IV Музе музык Не страшно ли, — тринадцатого марта, В трехлетье неразлучной жизни нашей, Испитое чрез край бегущей чашей, — Что в Ревель нас забрасывает карта? Мы в Харькове сошлись и не в Иеве ль Мечтали провести наш день интимный? Взамен — этап, и, сквозь Иеве, в дымный Холодный мрак, — и попадаем в Ревель. Как он красив, своеобразен, узок И элегантно-чист, весь заостренный! Восторженно, в тебя всегда влюбленный, Твое лицо целую, муза музык!.. Придется ли нам встретить пятилетье И четверть века слитности — не знаю. Но знаю, что никто-никто иная Не заменит тебя, кого ни встреть я… Встреч новых не ищу и не горюю О прежних, о дотебных, — никакие Соблазны не опасны. Я целую Твое лицо открытое, Мария. 13 марта 1918 Ревель, гостиница «Золотой лев» Элегия изгнания В моем добровольном изгнании Мне трудно представить, что где-то Есть мир, где живут и мечтают, Хохочут и звонко поют. Да полно! Не только ль мечтанье — Соблазны культурного света? Не всюду ли жизнь проживают, Как я в заточении тут? И разве осталась культура, Изыски ее и изборы, Утонченные ароматы Симфоний, стихов и идей? И разве полеты Амура Ткут в воздухе те же узоры? И разве мимозы не смяты Стопой озверелых людей? Вот год я живу, как растенье, Спасаясь от ужасов яви, Недавние переживанья Считая несбыточным сном. Печально мое заточенье, В котором грущу я по славе, По нежному очарованьв В таком еще близком былом… 1918 — Х II. Пчелы и стрекозы Восемнадцатый век Восемнадцатый век! не ему ли дано Слыть изысканным хамом во веки веков? В нем с учтивостью грубость — сплелась заодно, И с изяществом пошлость придворных домов. Ришелье исщипал в синяки Шаролэ. Бил Субиз по щекам, наземь бросив де Нель. За Шасси выбегала кокетка Буфле И кричала: «Желаю его на постель!» Герцогиня Беррийская в пьянстве сожглась. Graile и Logre называли maman… Помпадур! Было много чудовищных зрелищ для глаз, Было много средь фрейлин развратниц и дур. Куаньи, проиграв капитал принцу Домб, Закричал: «Так везет лишь ублюдкам одним!» Создавая шантан, устроители помп Говорили: «Традиции monde'a храним…» Эстрада, в браке с маршалом, игорный дом Совершенно открыто держала, свой сан Позабыв, — дом, где «в пух» проигрался Вандом И богачкою стала madame Монтеспан. 1918 — Х Сонет XXIX Век грации, утонченный век-стебель! Ланкрэ, Ла-Туш, Бушэ, Грэз и Ватто! Андрэ Шарль Булль — поэт, не твой ли мебель? И ты, Бертон, не ты ль певец манто? Век мушек-«поцелуев», вздохов гребель, Духов и комплиментов, — но зато Виконт бранится дома, как фельдфебель, А виконтесса, как — не знаю! — кто… Двуликий век Раттье и Фрагонара — Изящества и грубого кошмара! — Ты мне напомнил «эти» времена: Не та же ли культурность показная, Которую определенно зная, Спасти не могут наши имена? |
