Валерию Брюсову Нежны bегсеusе'ные рессоры — Путь к дорогому «кабаку», В нем наша встреча, — после ссоры, — Меж наших вечеров в Баку. Я пил с армянским мильонером Токай, венгерское вино. В дыму сигар лилово-сером Сойтись нам было суждено. Походкой быстрой и скользящей, Мне улыбаясь, в кабинет Вошли Вы тот же все блестящий Стилист, философ и поэт. И вдохноьенно Вам навстречу Я встал, взволнованный, и вот — Мы обнялись: для новой речи, Для новых красок, новых нот! О, Вы меня не осудили За дерзкие мои слова, — И вновь певцу лесных идиллий Жизнь драгоценна и нова! Я извиняюсь перед Вами, Собрат, за вспыльчивость свою И мне подвластными стихами Я Вас по-прежнему пою! Те, кого так много От неимения абсента, От созерцания кобур — Я раздраженней дез'Эссента У Гюисманса в «А rebours». И глаз чужих прикосновенье На улице или в лесу, — Без бешенства, без раздраженья, Без боли — как перенесу?!.. А от «мурлыканья» и «свиста» Меня бросает в пот и дрожь: В них ты, ирония, сквозисто Произрастаешь и цветешь! Но нет непереносней боли — Идти дорогой меж домов, Где на скамейках в матиоле Немало «дочек» и «сынков»… Скамейки ставят у калиток, И дачники садятся в ряд; Сидят, и с мудростью улиток О чем-то пошлом говорят. И «похохатывают» плоско, — Сам чорт не разберет над чем: Над тем ли, что скрипит повозка, Иль над величием поэм!.. Обозленная поэза В любви не знающий фиаско (За исключеньем двух-трех раз…) Я, жизнь кого — сплошная сказка, От дев не прихожу в экстаз: Я слишком хорошо их знаю, Чтоб новых с ними встреч желать, И больше не провозглашаю Им юношески: «Исполать»! Все девы издали прелестны И поэтичны, и милы, — Вблизи скучны, неинтересны И меркантильны, и пошлы. Одна гоняется за славой, Какой бы слава ни была; Другая мнит простой забавой Все воскрыления орла; Мечтает третья поудобней Пристроиться и самкой быть; Но та всех женщин бесподобней, Кто хочет явно изменить! При том не с кем-нибудь достойным, А просто с первым наглецом — С «красивеньким», богатым, «знойным», С таким картиночным лицом! Маленькие пояснения То не пальнула митральеза, Не лопнул купол из стекла, — То «Обозленная поэза» Такой эффект произвела! Еще бы! надо ль поясненье? Поэт «девический» — и что ж? — Такое вдруг «разуверерье», Над девой занесенный «нож»… Нет, кроме шуток, — «Отчего бы, — Мне скажут, — странный этот взгляд С оттенком плохо скрытой злобы?» И — объясняться повелят. Охотно, милые синьоры, Охотно, милые mesdames, Рассею я все ваши споры, Вам объяснения я дам! Мой взгляд на женщин есть не личность, А всеми обобщенный факт: Не только «этих дам публичность», Но и «не этих дамный такт»… Есть непонятные влеченья, — Живой по-своему ведь жив… Бывают всюду исключенья, Но в массе — вывод мой не лжив. О юге Тебя все манит Калабрия, Меня — Норвегии фиорд. О, дай мне взять, моя Мария, Последний северный аккорд! Дай утонуть в Балтийском море Иль на эстляндском берегу, Уснуть, лаская взором зори, Что вечно в сердце берегу… Тебя влечет Александрия, Тебе все грезится Каир, Как мне Миррэлия, Мария, Как Сологубу — сон-Маир! Ты мной всегда боготворима, И за тобою я пойду За них — меридианы Рима — Прославить южную звезду. Тебе угрозна малярия, Но если хочешь, — верный друг, Я для тебя, моя Мария, Уеду с севера на юг! Март Март — точно май: весь снег растаял; Дороги высохли; поля Весенний луч теплом измаял, — И зеленеет вновь земля. И море в день обезольдилось, Опять на нем синеет штиль; Все к созиданью возродилось, И вновь зашевелилась пыль. На солнце дров ольховых стопик Блестит, как позлащенный мел, И соловей, — эстонский: «ööpik», — Запеть желанье возымел… Опять звенит и королеет Мой стих, хоть он — почти старик!.. В закатный час опять алеет Улыбка грустной Эмарик. И ночь — Ночь Белая — неслышной К нам приближается стопой В сиреневой накидке пышной И в шляпе бледно-голубой… |
