20 ноября 1909 Терцина Люблю в туман осенних вечеров Мечтать с тобой в избушке в сердце леса, Смотря на печь, на агонию дров. Из уст моих плывет за пьесой пьеса, Гремят пред нами оргии пиров, Как наяву. Пятою Ахиллеса Шагает впечатление. Нам кровь Волнует взор то ангела, то беса. О, сколько вечера дают даров! И сколько чувств! И сколько интереса! Деревня спит. Молчание дворов Пугает нас. Глядит из-за навеса Сквозь темноту ряд туловищ коров. Нам тяжело от тяжести их веса… Восток далек. Пока под звездный кров. В постели мы. Но долго поэтесса Еще нам шепчет много тайных строф, — И в них я — принц, а ты — моя принцесса. 1909. Ноябрь Тебе я верю иногда… Ты, может быть, меня и любишь, Я в это верю иногда, Но никогда не приголубишь И не отдашься никогда. Ты никогда мне не раскроешь Своей причудливой души, Но от меня любви не скроешь, Как чувство там ни придуши. Твоя любовь — как на ладони: Пожатье плеч, холодный тон, Уста в прищуренном бутоне — Все это верный камертон. С тобой тепло, уютно, славно Играть до утренней поры, Твоя игра, дитя, забавна, Но берегись такой игры! 1909. Ноябрь Перекат I На кладбище, на родственных могилах, Для всех живых далекий и чужой, В ее глазах, доверчивостью милых, Я отдыхал усталою душой. В ее глазах, доверчивостью милых, Я находил забвенье и покой И от людей вдали, людей постылых, Я оживал под нежною рукой. Вся жизнь моя, весь дальний путь земной — В ее глазах, доверчивостью милых… «О не грусти о притупленных силах», — Мне голос пел, спокойный и грудной. Я приникал к ней, близкой и родной, Среди крестов, на вянущих могилах, И плакал, плакал, веря ей одной, У глаз ее, доверчивостью милых… 1909 Осенняя элегия Сердцу больно-больно, Сердце недовольно, Жалобно так плачет, Стонет и болит. Осень грустно-грустно, Нагибаясь грузно, В сад вошла, и значит — Будет сон разлит. Где вы, краски лета? Скоро вид скелета Примет сад певучий, Теплый и цветной. Выйду я, горюя, В сад и посмотрю я Листьев дождь летучий, Скорбному родной. 1909 Сиреневый ноктюрн В твоем саду вечернем бокальчики сирени Росою наполняет смеящийся Июнь, И сердце утопает в мелодиях курений, И сердце ускользает в развеенную лунь. Меня ты клонишь в кисти, расцветшие лилово, Захлебывая разум в сиреневых духах. Истомно отдаваясь, растаявая слово, Тобою наслаждаюсь, целуя впопыхах… 1910. Март Гатчинская мельница Неумолчный шум плотины; Пена с зеленью в отливе; Камни — в ласке теплой тины; Ива, жмущаяся к иве; Государя домик низкий — Пункт во дни его охоты — Спит у быстрой речки близкой, Мрачно хмурясь отчего-то; Историческое зданье Над рекой стоит убого; Зданье знатно по преданью, Стариною зданье строго. Спеет в холоде крокетус — Диссонанс унынья фону; Добродушно смотрит Термос, Встав на ржавую колонну. Не в сверкающем чертоге Он поставлен, — у плотины На проселочной дороге, Встарь, во дни Екатерины; Вея прошлым, бюст чугунный Выделяется в ракитах; Он причудлив ночью лунной В ветвях, инеем повитых. В старой мельнице колеса Воду пенят равнодушно. Здесь рождаются вопросы, В голове теснятся дружно. Здесь, где все так элегично, Так пустынно, одичало, Мысль с природой гармонична, И для отдыха — причалы; Здесь, где веяньем культуры Не всколышены ракиты, Где избушки дремлют, хмуры, Здесь идеи не убиты. Приходи, усталый духом Брат, изверившийся в счастье, И лови здесь чутким слухом В шуме вод слова участья; Приходи, ослабший верой В солнце, в утренние зори, Приходи и вникни в серый Колорит — целитель горя. Исцелишься от кручины, Наберешься сил счастливых Под глубокий шум плотины, Под напевы ив тоскливых. 1907 По владениям кучума На Урале Чернозем сменился степью, Необъятною для взора; Вдалеке синеют цепью Разновидной формы горы. Все покрыты травкой свежей Скаты древнего Урала; Взглянешь вправо, влево — те же Содержатели металла. Много речек и потоков Вдоль по скатам вниз стремятся, Средь деревьев и порогов Воды их в горах теснятся. Там покрытые хвоею Появились пихты, ели, И одеждою седою Кедры-старцы засерели. Горы круче, горы выше; А в горах теснятся робко, Льются речки; вправо ближе Александровская сопка. Неуклюжей пирамидой, С виду пасмурной и темной, Лесом изредка покрытой, Сопка кажется огромной. Вот и воды Сыростана Миновали мы два раза, Там бледнеет гладь Атляна, А за ней простор Миаса. Вот Ильменские отроги, Пресноводные озера, Те же реки, те ж пороги, Те ж долины, те же горы. |
