Конец июля 1916 Им. Бельск Опечаленная поэза Не вечно мне гореть. Не вечно мне пылать. И я могу стареть. И я могу устать. Чем больше пламени в моем давно бывалом, Тем меньше впереди огня во мне усталом. Но все-таки, пока во мне играет кровь, Хоть изредка, могу надеяться я вновь Зажечься, засиять и устремиться к маю… Я все еще живу. Я все еще пылаю… 8 декабря 1916 Гатчина Музей моей весны О милый тихий городок, Мой старый, верный друг, Я изменить тебе не мог И, убежав от всех тревог, В тебя въезжаю вдруг! Ах, не в тебе ль цвела сирень, Сирень весны моей? Не твой ли — ах! — весенний день Взбурлил во мне «Весенний день», Чей стих — весны ясней? И не окрестности твои ль, Что спят в березняке, И солнцесвет, и лунопыль Моих стихов сковали стиль, Гремящих вдалеке? И не в тебе ли в первый раз Моя вспылала кровь? Не предназначенных мне глаз, — Ах, не в тебе ль, — я пил экстаз И думал: «Вот любовь!» О первый мой самообман, Мне причинивший боль, Ты испарился, как туман, Но ты недаром мне был дан: В тебе была эоль! И только много лет спустя, Ошибок ряд познав, Я встретил женщину-дитя С таким неотразимым «я», Что полюбить был прав. Да, не заехать я не мог Теперь, когда ясны Мои улыбки, в твой шатрок, Мой милый, тихий городок, Музей моей весны!.. 19 апреля 1916 Гатчина Поэза Дмитрию Дорину Я перечитываю снова Твои стихи, — и в ореол Давно угасшего Былого Взлетел «Тоскующий Орел»! Ах, чувствам нет определенья… Чего до слез, до муки жаль? Какое странное волненье! Какая странная печаль! Твои стихи! — они мне милы! На редкость дороги они! Моя известность не затмила Того, что помним мы одни! И если не совсем умелы Твои смущенные стихи, Что мне до этого за дело, Раз сердцу моему близки?!.. Ведь в них и Фофанов, и Пудость, Твоей застенчивости «аль», И внешних лет святая скудость, Которую-то мне и жаль… Пусть мой порыв нелеп и вздорен, — Я не стыжусь его; я рад, Что где-то жив мой грустный Дорин, Меня волнующий собрат. 9 ноября 1916 Гатчина Гастрономические древности Лукулл, Октавий, Поллион, Апиций, Клавдий — гастрономы! Ваш гурманический закон: Устроить пир, вспенить ритон И уедаться до истомы. Прославленный архимагир, Одетый чуть не в латиклаву, Причудами еды весь мир Дивил, и рокотанье лир Отметило его по праву. Не раз в шелках имплувиат, Закутав головы кукулем, К Лукуллу толпы шли мэнад Пить выгрозденный виноград, Соперничающий с июлем. Из терм Агриппы сам Нерон, Искавший упоенья в литре, Шел к гастрономам спить свой сон, И не Нероном ли пронзен Прощающий его Димитрий? И не на этих ли пирах Тот, кто рожден с душой орлиной, — Пизон, Петроний, — пал во прах, Сраженный той, чье имя — страх: Статилиею — Мессалиной? 15 октября 1916 Гатчина Рифмодиссо Вдали, в долине, играют Грига. В игранье Грига такая нега. Вуалит негой фиордов сага. Мир хочет мира, мир ищет бога. О, сталь поляра! о, рыхлость юга! Пук белых молний взметнула вьюга, Со снежным полем слилась дорога. Я слышу поступь мороза-мага; Он весь из вьюги, он весь из снега. В мотивах Грига — бессмертье мига. 1916. Ноябрь Гатчина Миньонет О, мечта бархатисто-фиолевая, Ты, фиалка моя, Расцветаешь, меня окороливая, Аромат свой лия… Нежно теплится в сердце эолевая Синих вздохов струя, О, мечта бархатисто-фиолевая, Ты, фиалка моя! 8 декабря 1916 Гатчина Белая фиалка Когда вы едете к деревне Из сквозь пропыленной Москвы, Уподобаетесь царевне Веков минувших тотчас Вы. К фиалкам белым злая ревность, Берете страстно их букет, Оправдываете царевность Отлеченных когда-то лет. И, может быть, — кто смеет спорить? — Способна, нежно-хороша, Злой папоротник разузорить Фиалки белая душа? Ни шоколадных, ни лиловых, — Лишь белые берете вы… Не в поезде, не на почтовых, — На крыльях надо из Москвы… |
