Раздался оглушительный грохот пушки, и чудовищный удар обрушился на «Планджер», а Рэтклиффа швырнуло с его банки вниз по короткой лесенке, и он, окровавленный и без сознания, рухнул на решетку. «Планджер» страшно накренило, и вода хлынула туда, где должен был быть медный купол. Но порыв холодного воздуха и удушливый пушечный дым, хлынувший в лодку, сказали мне, что купола больше нет.

Медный купол с воротником сорвало взрывом. «Планджер» качало, и в зияющую дыру, находившуюся вровень с водой, при каждом крене большими глотками вливалась вода. Я решил, что лодке конец, и первой моей мыслью было спасаться. Я уже высунулся по плечи из люка, и морская вода плескалась у моих локтей, когда выстрелило еще одно орудие, и картечь забила по воде вокруг меня, забарабанив по корпусу «Планджера».

Я рухнул обратно вглубь лодки, тяжело наступив на Рэтклиффа, который лежал так же неподвижно, как и его друг Стэнли, и даже не дернулся. Бум! Еще один выстрел, и «Планджер» дернулся и содрогнулся, когда ядро попало в цель. Я, спотыкаясь, отошел от Рэтклиффа, отбросил все мысли о плавании и схватился за рычаг балластной помпы. Я яростно заработал им, чтобы откачать набравшуюся воду, и тяжелый киль пришел мне на помощь, замедлив крен настолько, что вода перестала поступать через отверстие люка.

Но «Планджер» все еще был в опасности. «Калифема» продолжала палить из всех орудий, какие только могла навести, и из всех мушкетов тоже. Рано или поздно ядро должно было попасть точно в цель и расколоть ее, как бочку под ударом кувалды. Оглушенный пальбой и спотыкаясь о тела моих покойных спутников, я попытался облегчить лодку, выбрасывая из люка все, что не было прикручено. Со своих стоек полетели все инструменты, затем сами стойки, затем решетки, прикрывавшие льяло, и, наконец, несчастный труп Стэнли (и если вы находите это бессердечным, то замечу, что Рэтклиффа я не выбросил, потому как мне послышалось, что он стонет).

Это помогло, и через несколько минут вода перестала поступать, не считая брызг от попаданий ядер с «Калифемы».

Затем я закрепил ее рулевые рычаги куском линя, который приберег для этой цели, и вернулся к рукоятке, чтобы увести «Планджер» с глаз канониров «Калифемы» и занять позицию, с которой мина, когда течение переменится, будет снесена на корабль. И это мне приходилось делать урывками, мечась между люком, помпами и рукояткой под яростный грохот и вспышки орудий «Калифемы».

Я запутался вконец и чуть не потопил сам себя, смещая свой вес и заставляя пробоину уходить под воду. Я то и дело вел аппарат не в ту сторону, и приходилось поправлять положение рулевых рычагов. Наконец ядро угодило в цель, откололо щепку от корпуса и открыло течь, которую я не мог заткнуть, ибо выбросил за борт все необходимые снасти, так что мне оставалось лишь усерднее работать помпой.

Но две вещи были на моей стороне. Во-первых, все еще было темно, а во-вторых, у «Калифемы» не было ясной цели. Блестящий купол исчез, и «Планджер» больше находился под водой, чем на ней, так что видна была лишь тонкая черная полоска верхнего корпуса, прорезавшая поверхность. В конце концов, цепляясь за края люка, задыхаясь и пыхтя от усилий, я увидел, как они разворачивают фрегат, выбирая шпринги на якорном канате; слава Господу, разворачивают не в ту сторону, ибо бортовой залп грянул с ужасающим грохотом и послал свой огонь в сторону Говернорс-Айленда, далеко к югу от моей позиции. Они стреляли вслепую или наугад.

А затем на некоторое время все стихло, не считая громких криков на борту «Калифемы», где все говорили разом, пытаясь разглядеть врага. Бог знает, кто, по их мнению, на них напал. Вероятно, еще одна шлюпочная атака людей Гриллиса, полагаю. Но это дало мне шанс занять позицию для атаки, что подвергло меня еще большей опасности.

Когда я решил, что нахожусь там, где нужно — примерно в ста ярдах к северу от черной громады «Калифемы» и ярдах в двадцати к западу от ее бушприта, — мне нужно было поставить «Планджер» на якорь, чтобы он оставался на месте, когда переменится течение, а это, насколько я мог судить, должно было случиться скоро, так что я решил бросить якорь и ждать. Но для этого нужно было выбраться на корпус, чтобы отдать якорь, закрепленный на носу. Так что я вылез на скользкий круглый корпус, оставив башмаки внизу, чтобы лучше держаться, босиком.

Я прополз на нос на четвереньках, соскользнул прямиком в холодную воду, немного запаниковал, когда не смог забраться обратно, затем подплыл к якорю и втащил себя на борт с его помощью. Я отдал якорь, и канат размотался с еще одной из вращающихся катушек Стэнли, пока железные лапы не зацепились за песчаное дно. Затем я вернулся к люку, соскользнул внутрь и снова принялся за помпу, чтобы не пойти ко дну. Затем я снова высунул голову из дыры, чтобы посмотреть, что делает «Калифема», и увидел зрелище, от которого у меня застыла кровь.

Мягко покачиваясь, из темноты ко мне плыл, гладко скользя по ровной штилевой воде, знакомый черный горб «порохового дикобраза». «Планджер» больше не двигался, буксирный трос провис, и мина дрейфовала обратно к своей родительнице. Она была всего в двадцати или тридцати ярдах и медленно вращалась в воде. Струйки воды стекали с ее просмоленной спины, а шипы поворачивались, качались и тянулись к чему-то твердому. Я подумал о хрупких стеклянных сосудах в ее чреве, о тяжелых железных прутьях, готовых их раздавить, и о двухстах фунтах пороха, ждущих вспышки алхимического огня.

Секунду или две я надеялся, что она просто проплывет мимо, но нет, эта треклятая штуковина возвращалась домой. И она была слишком близко, чтобы я мог отплыть и надеяться спастись. Мне придется либо оттолкнуть ее, либо читать молитвы и надеяться, что Господь простит мне мои прегрешения, когда я встречусь с Ним секунд через тридцать. Я застонал от несправедливости всего этого, скинул башмаки, которые только что снова надел, соскользнул в воду и поплыл к чудовищу.

На самом деле, не будь в этой штуке настоящего пороха, с этим справился бы и ребенок. Я просто подплыл, ухватился за один из шипов у основания, чтобы он не мог скользнуть внутрь, и пошарил вокруг, пока не нашел рым-болт и буксирный трос. Затем я поплыл прочь, буксируя за собой «порохового дикобраза». Сначала я думал лишь оттащить эту штуку подальше от «Планджера», но потом решил, что можно заодно сделать дело как следует и поместить мину так, чтобы течением ее снесло на «Калифему». И это тоже оказалось легко, в сущности, если не считать воплей и криков с борта «Калифемы» и слышного лязга кабестана, которым они разворачивали ее бортом, высматривая меня.

Когда трос натянулся, я прицелился по очертаниям «Калифемы», чтобы проверить, правильно ли я расположил мину. Но меня ждал удар. Я подумал, что «Калифема» движется. Выступающий силуэт длинного бушприта скользил вперед на фоне звезд. Но она все еще стояла на якоре, без единого паруса! Тут до меня дошло, что течение переменилось, и мину несет под нос «Калифемы», как я и планировал, вот только меня несет вместе с ней.

Что ж, славные мои ребята, сомневаюсь, что кто-либо за всю историю водных упражнений плавал так отчаянно и так яростно, как я в следующие пару минут. Я молотил руками и ногами, хлебал воду и отчаянно пытался оторваться от мины как можно дальше. Но это привлекло внимание с фрегата, ибо я слышал, как они кричат и показывают на меня.

Беда была в том, что меня сносило боком. Как бы сильно я ни плыл на север, течение несло меня на восток, в море, вместе с водами Бостонской гавани, и в результате я проходил прямо под бушпритом «Калифемы».

Треск-треск-бах! Мушкеты выстрелили над моей головой, когда люди перегнулись через фальшборт на баке и прицелились. Плюх-плюх! Холодные ядра вонзились в воду рядом со мной, и, как будто этого было мало, что-то запуталось в моих ногах. Это был треклятый буксирный трос треклятой мины! Он как-то зацепил меня. Я забился, пытаясь освободиться, наглотался полгавани воды, вынырнул, задыхаясь и кашляя, и увидел ряд лиц, свирепо смотревших на меня с корабля. Я видел вспышки и огонь ручного оружия. Я видел кулаки, занесенные, чтобы швырнуть ядра, и чувствовал, как течение тащит меня за собой.