— Странно, — сказал он, склонив голову набок, чтобы прислушаться. — Джо так не стучит.

— Не открывай! — крикнул я, вскакивая на ноги.

— Почему? — спросил он и пошел к двери.

Как только он двинулся, я метнулся в соседнюю комнату. Там было темно, но в окно светила луна. Я поднял раму и перекинул ногу через подоконник, и тут увидел человека с парой пистолетов, нацеленных мне в грудь.

— Назад, или ты покойник! — сказал он.

Я огляделся. Дом был окружен. Их было с дюжину, а Индеец Джо лежал связанный и с кляпом во рту.

— Где лейтенант Флетчер? — раздался голос янки из гостиной позади меня. — Лейтенант Джейкоб Флетчер из Королевского военно-морского флота Британии?

«Это темноволосая дама среднего роста, хотя и кажется выше, и неотразимой живости. Она немолода, но красота ее восхищает чувства, и те, кто однажды насладился ее обществом, должны отныне страдать муками опиумного наркомана, вынужденного искать все новую и новую дозу своего зелья».

(Из письма от 24 сентября 1795 года от мистера Харрисона Отиса из Бостона своему брату Эдварду в Нью-Йорк).

*

К своему удивлению, леди Сара Койнвуд обнаружила, что ей нравится Бостон. Городской пейзаж со шпилями и крышами был приятен глазу, здесь были театры, библиотеки, магазины и церкви, а после успеха на балу знать и сливки общества наперебой спешили представиться ей в лучшей гостиной ее пансиона. Эта комната, хоть и уступала ее собственному салону в Лондоне, тем не менее обладала наивной элегантностью и имела весьма привлекательную овальную форму.

Многие из посетителей были мужчины, все — любопытны, и все быстро попадали под чары миледи. Проблема ее статуса подданной враждебной державы, как оказалось, не существовала вовсе. Трое или четверо членов Совета избранных из кожи вон лезли, соглашаясь, что паспорт можно и должно, и следует подготовить без промедления, поскольку миледи не может представлять никакой мыслимой угрозы для города. Позже различные банкиры заверили ее, что Бостон примет к оплате что угодно: британское серебро или золото, а банкноты Банка Англии можно будет обналичить в крупных коммерческих домах с небольшой скидкой. Кроме того, эти бостонские банкиры — на удивление искушенные для колонистов — были, очевидно, способны перемещать кредиты между континентами и с улыбкой готовы были предоставить ей любую сумму денег под ее огромные резервы в Лондоне, лишь бы она поставила свою подпись.

Что до дам Бостона, то, увидев наряды леди Сары (каждый стежок был по последней парижской моде, война войной, а мода по расписанию), они заставили портних, модисток и торговцев тканями Бостона благословлять и боготворить леди Сару, принимая их новые заказы.

Вдобавок миледи принимал мистер Чарльз Булфинч, знаменитый архитектор, в своем собственном большом доме. Этот молодой джентльмен оказался столь же культурным, как и любой европеец. Он совершил гран-тур и учился у мастеров французской и английской архитектуры. Он и его жена были очаровательной компанией, если не считать того, что они упомянули некоего Джейкоба Флетчера, английского лейтенанта, с которым мистер Булфинч познакомился в доме мистера Дэниела Купера в прошлом году. Того самого Дэниела Купера, что теперь командует «нашим прекрасным новым военным кораблем в заливе». Леди Сара улыбнулась при имени Купера и перевела разговор на другие темы.

После этого миледи повергла и без того ошеломленный и восхищенный Бостон в полный нокаут, совершив за один день невероятный подвиг: переехала в новый дом, наняла штат прислуги и устроила званый ужин для избранного общества ярких и прекрасных. Те дамы, что получили приглашения, падали на колени и благодарили бога в его бесконечной милости и милосердии. Те же, кто не получил, продали бы своих детей в рабство, лишь бы заполучить их, если бы только приглашения можно было достать столь дешевым и легким способом.

Дом был внушительным зданием на Стейт-стрит, недавно спроектированным и полностью обставленным мистером Булфинчем для клиента, у которого кончились деньги. Среди ее многочисленных гостей в день переезда был красивый молодой человек по имени Харрисон Отис, юрист с огромной и прибыльной практикой и вложениями в землю и недвижимость. Он был также политиком и имел склонность уводить разговор в скучные дебри. Но позже, когда его убедили избавиться от его еще более скучной жены, мистер Отис вернулся, чтобы быть допущенным через боковой вход к интимным милостям самой леди Сары.

На следующий день мистер Отис, мистер Булфинч и компания дам и джентльменов наняли катер с гребцами, корзиной с едой и вином, тентом и удобными мягкими сиденьями и повезли леди Сару осматривать гавань и подходы к городу. Поездка включала импровизированный подъем на борт американского военного корабля «Декларейшн оф Индепенденс», стоявшего на якоре напротив французского корабля и мятежного британского, который леди Сара видела (совершенно без интереса) по прибытии в Бостон.

Поскольку на катере находились близкие друзья и ровня капитана Дэниела Купера, его без труда подвели к борту большого корабля и приняли меры, чтобы поднять дам наверх. Так как на борту корабля было чрезвычайно много очень красивых молодых людей, леди Сара наслаждалась визитом, чего нельзя было сказать о капитане Купере, который был подавлен чувством вины и вскоре стал искать предлоги, чтобы покинуть компанию. Это было забавно, но прискорбно, и заставило леди Сару задуматься.

Дело в том, что капитан Купер оказался неэффективен в порученном ему задании разобраться с Флетчером, настолько, что теперь (пройдя такой путь и испробовав столько способов) она начинала сомневаться в мудрости самой затеи разбираться с Флетчером. Ее мысли были так встревожены, что она полностью погрузилась в себя, игнорируя болтовню друзей; чудесная живость исчезла с ее лица, и все вокруг это заметили.

— Миледи? — спросил Отис.

— Миледи? — спросил Булфинч, а американские дамы закудахтали и заохали.

Но она вспоминала тот миг после последней попытки, когда она окончательно сорвалась в пропасть.

«Это был почти побег, — подумала она, — почти побег от него, и не только от него… но и от самой себя». И она начала формулировать вопрос, который задал ей сын: «неужели я… — думала она, — могу ли я быть… неужели я…» Но ее самоощущение было бесконечно сильнее его, и она рассмеялась, резко и внезапно, и все вокруг рассмеялись вместе с ней. «Что ж, прекрасно, — подумала она, глядя на них, — но все должно утрястись. Нужно оставить все на время». Так, уже в глубинах бессознательного, было принято решение ехать домой: домой, к безопасности и надежности, где неудачи забудутся, и можно будет строить новые планы.

Тем временем четыреста полных сил молодых людей из команды «Декларейшн», соблюдая приличия и снимая шляпы, смотрели на леди Сару, как стая волков на пухлого молодого олененка. Именно ожидание этого восхитительного опыта и заставило леди Сару предложить подняться на борт, ибо что еще интересного могло быть на корабле?

Позже катер ненадолго посетил британское судно «Калифема», которое, как с некоторым злорадством отметили американцы, было разбито французами. Команда этого судна явно не подчинялась должной дисциплине, и леди Саре оно показалось неопрятным. Мистер Отис и мистер Булфинч настояли на том, чтобы катер не подходил слишком близко, и намекнули, что вокруг этого корабля вращаются политические колеса.

Французский корабль, «Меркюр», вызвал куда более приятный отклик. Отис и Булфинч снова не позволили катеру остановиться, но он обошел француза под восхищенные крики сотен матросов на борту, которые мгновенно заметили дам и взобрались на ванты и коечные сетки, чтобы лучше их рассмотреть.

Сара Койнвуд всегда любила французов. Она говорила по-французски так же хорошо, как и по-английски. У нее был дом в Париже, и до того, как французы сошли с ума и убили своего короля, она была так же известна в Париже, как в Лондоне или Бате. Из-за этого, а также потому, что бостонские новости достигли нижней палубы «Меркюра», ее, к ее удовольствию и лести, узнали.