— Миледи!
— Прекрасная мадам!
— Прекрасная Койнвуд!
— Ля Белль Койнвуд!
Леди Сара нежилась, словно цветок на солнце. «Прекрасная Койнвуд» было ее любимым обращением. И эти люди приветствовали ее им по своей воле и во всю глотку. Они ухмылялись, пялились и махали руками, и было чрезвычайно приятно, что это происходит на глазах у ее новых американских друзей в этой далекой стране. Она искоса взглянула на своих спутников, чтобы убедиться, что они должным образом впечатлены. И они действительно были! Затем на французском корабле раздались крики. Приветствия стихли, и грубый, небритый человек в крестьянской блузе и красном фригийском колпаке яростно метался среди матросов, раздавая им подзатыльники. Американцы не поняли его грубой и быстрой французской речи, но леди Сара поняла.
— Сукины дети! — орал он. — Приветствуете треклятую английскую миледи, да? Получай, дерьмоед! Получай, свинотрах!
А потом он сам вскочил на бизань-ванты и заорал на лодку:
— Вон отсюда, шлюха! Убирайся, потаскуха из потаскух, аристократка-членососка! В новой Франции мы знаем, как разбираться с такими, как ты! Прочь от моего корабля!
Наступило короткое молчание. Триста пятьдесят французов смотрели вниз, на лодку, что была не более чем в десяти ярдах от их корабля. Озадаченные американцы смотрели вверх, гребцы замерли на веслах. С кормы, из своих подушек, «Ля Белль Койнвуд» возвысила голос, на чистом и безупречном французском версальского двора.
— Кто этот человек? — спросила она.
Голос прозвучал властно и вызвал немедленный ответ.
— Это капитан, — крикнул с корабля французский голос. И, будучи французом, и глубоко преданным своему капитану, и более эмоциональным в речи, чем англичанин или американец, он добавил: — Это наш добрый капитан Барзан. Он наш отец!
— Какое счастье для вас знать своего отца, — сказала леди Сара, — ибо, похоже, этот господин из тех, чья мать ублажила столько мужчин, что он никогда не мог быть уверен в своем собственном.
С французского корабля донесся взрыв хохота, и было видно, как улыбнулся сам Барзан. Булфинч легко понял французскую речь леди Сары, догадался, что было сказано до этого, и объяснил остальным. И так катер с триумфом отчалил от шумного, ревущего, ликующего французского корабля, увозя еще одну главу из приключений леди Сары Койнвуд в жадно ожидающие салоны, газеты и журналы Бостона.
Тем не менее, леди Сара не могла не заметить, что затишье в войне между американцами и британцами вот-вот сменится громовыми раскатами. Это было серьезной проблемой, потому что могло означать, что она окажется в ловушке в Америке. Таким образом, уже принятое решение о возвращении домой всплыло в ее сознании, и она задумалась, как лучше всего его исполнить.
30
Когда в гостиной Стэнли выкрикнули мое имя, я понял, что попался. Вперед идти нельзя — застрелят, а в спаленку уже бежали люди, чтобы меня схватить. Я повернулся обратно в комнату с единственным оружием, которое у меня было, — моими двумя руками.
— Вот он! — крикнул первый ворвавшийся в комнату и бросился вперед.
Света было мало, и я стоял на одной ноге, спрыгивая с подоконника, но я ударил его и раскроил бы ему череп, если бы удар пришелся как следует. А так я лишь сбил его с ног и пошел на второго. Похоже, они не были вооружены.
— Нет! — раздался громкий голос. — Оставьте, сэр! Мы вам не враги, мы здесь все люди короля Георга!
— Так точно! — крикнули они, и я замер с воротником человека в руке и с занесенным для удара кулаком.
На самом деле я держал не совсем человека. Это был юноша в мундире мичмана. Его глаза были белыми от страха, но я видел, что у него на боку кортик, а за поясом — пистолет. Он не вытащил ни того, ни другого, так что я опустил его, дал ему отдышаться, и в комнату вошел суетливый, хлопотливый человек и взял меня за руку.
— Я Рэтклифф, сэр! — сказал он. — Томас Рэтклифф. Я упустил вас в прошлом году, и теперь горд познакомиться.
Это был мужчина лет пятидесяти, с круглым лицом, оттопыренными ушами, постоянной сияющей улыбкой и непрерывным потоком болтовни, который лишь изредка давал сбой, обнажая совершенно иную личность. Его голос снова заставил меня насторожиться: он был американским.
— Что такое? — спросил я. — По-моему, вы не британец.
— Все в порядке, сэр! — сказал мичман. — Мистер Рэтклифф — лоялист.
— Рэтклифф? — переспросил я, вспомнив, что говорила Люсинда.
— Рэтклифф, сэр, так точно! — сказал он. — Я сражался за своего короля во время мятежа и видел, как мятежники после своей победы изгнали моих родных и соседей. Ибо все, кто был верен короне, бежали в Канаду с тем, что могли унести на спине. Земля, и фермы, и скот остались позади, сэр, на разграбление треклятым мятежникам!
— Ужасно! — сказал я, так как это, казалось, было к месту, но о Люсинде промолчал, не зная, что о нем думать, и оказалось, что это был тот самый, да. Тот, что задавал вопросы, только теперь я знал, что он спрашивал в интересах Британии, а не Америки.
— Ужасно, сэр, так точно! — сказал Рэтклифф. — И теперь, когда я вас нашел, лейтенант, я должен срочно переговорить с вами, ибо то, что мы должны сделать, нужно делать быстро!
— А! — сказал я, и мне это совсем не понравилось.
Хорошо, конечно, что это не янки пришли меня арестовывать, но мне не нравилось, когда меня называли лейтенантом, не нравился мундир мичмана и тот факт, что люди, толпившиеся в гостиной, были все как один моряками: британскими «смоляными куртками», судя по виду. Они связали Индейца Джо и уже брались за Стэнли, держа в руках конец каната.
— Отставить! — рявкнул я. — Никаких этих штук! Мистер Стэнли — джентльмен и мой добрый друг. Я не позволю и пальцем его тронуть!
Я инстинктивно взревел это с топа мачты, отчего «смоляные куртки» замерли на месте, вздрогнули и виновато посмотрели на Рэтклиффа, в то время как тот прямо-таки просиял от восторга и хлопнул меня по спине.
— Проклятье! — сказал он. — Вы — тот, кто нам нужен, без сомнения! — Он повернулся к мичману. — Мистер Пэрри, — сказал он, — будьте любезны, выведите своих людей наружу и несите вахту, пока я переговорю с лейтенантом Флетчером. Возьмите этого джентльмена, — он указал на Стэнли, — и охраняйте его хорошо, но не связывайте! — Затем он всезнающе посмотрел на меня, подмигнул и сказал: — Ну что, мистер Флетчер? Все еще утверждаете, что вы не морской офицер?
Его вывели, пока я размышлял над этим, а Рэтклифф подвел меня к столу Стэнли, и мы сели. Я уже не понимал, что происходит, и был готов слушать. Но то, что он выдал, было наполовину сказкой, наполовину кошмаром, потому что он все продумал и все понял неправильно.
— Мистер Флетчер, — сказал он, — у нас мало времени, так что я перейду к делу. Я знаю, что вы действуете по секретным приказам, и не жду, что вы будете что-либо подтверждать или отрицать. — Он посмотрел мне в глаза, весь такой благородный и искренний. — Я человек короля Георга, сэр!
— А! — говорю я. — Великолепно!
— Так вот, сэр, — говорит он, — я это знаю, так что не отрицайте: вы — британский офицер, тайно служащий в Королевском флоте.
— Вот как? — говорю я.
— Я знаю, что вы — эксперт по артиллерии. Знаю, что вы — отличный моряк с особыми познаниями в подводной навигации. И я знаю, как вы деретесь! — Он снова ухмыльнулся. — Без оружия, в одиночку, вы вчера одолели пятерых добрых молодцов, когда они на вас напали!
— Так это были ваши люди? — говорю я.
— Люди короля Георга, сэр! — говорит он. — Верные руки с «Калифемы». Верные, но глупые, иначе они бы вам представились.
— Что ж, — говорю я, — скажите этим болванам, чтобы в следующий раз просили вежливо!
— А-ха! — говорит он. — Вы мне нравитесь, сэр! Черт побери, если это не так! — Затем он яростно улыбаясь, перегнулся через стол. — А теперь вот какова ситуация, лейтенант: «Калифема» в руках мятежников. «Меркюр» ждет, чтобы ее забрать. Французский консул поддерживает связь с «Калифемой» и вот-вот убедит этих псов-предателей перейти на их сторону. А еще есть американцы! «Декларейшн» приказано не дать «Калифеме» уйти. Ей приказано не вмешиваться в дела «Меркюра» и всячески убеждать «Калифему» перейти к американцам. Капитан Купер в этом не слишком преуспел, и американцы считают, что корабль уже почти французский.