— Мистер Босуэлл! — сказал он. — Мы не слышали вашего мнения на сей счет. Что бы вы посоветовали?

Вынужденный что-то сказать, и поскольку путь в Монтего-Бей и к морю лежал через Олд-Таун, я изложил им точку зрения майора Джона Джеймса о неспособности маронов противостоять дисциплинированному мушкетному огню.

— А он знает их лучше любого из ныне живущих, — добавил я.

— Я придерживаюсь того же мнения, — сказал Сэнфорд. — Господа, мы выступаем!

Войска пришли в восторг от этой новости, ибо они совершенно перестали бояться людей, которые скачут по склону холма и у которых не хватает духу на драку. К тому же им до смерти надоело бездельничать. Но как только лазутчики-мароны услышали эту новость, они тут же дезертировали, хотя это и означало потерю их жалованья. И это была плохая примета. Очень плохая.

Едва солдаты в красных мундирах надели ранцы, загремели барабаны, развернулись знамена, и с 62-м полком во главе пехота выступила в короткий поход на Олд-Таун. Небольшой отряд флейтистов заиграл «Том, Том, сын дударя», и солдаты запели в такт. Впереди них ехали 20-й и 18-й полки с Сэнфордом, Галлимором и мной, а замыкала шествие конница добровольцев-плантаторов.

Как только мы выступили, мароны как один человек поднялись на ноги, и вверху можно было видеть маленькие фигурки, указывающие пальцами и перекликающиеся друг с другом. А затем случилось странное. Они все исчезли. В одну секунду их было видно, а в другую они словно в землю провалились.

Том, Том, сын волынщика,

Свинью украл и наутек!

Свинью съели, Тома побили,

И он с воем помчался по улице!

Рам-там-там,

Рам-там-там,

Раматам-рараматам,

Рам-там-там!

Сквозь пепелище Нью-Тауна мы прошествовали с большой помпой, и передний ряд 20-го полка въехал в ущелье, ведущее в Олд-Таун. Оно было длиной около полумили, с тропой шириной ярдов в двадцать на дне и крутыми склонами, уходившими все выше и выше по обе стороны. Склоны были густо покрыты валунами, низкорослыми корявыми кустами и высокой травой.

Дозорные 20-го полка ударили коней пятками и направили их вверх по склонам с обеих сторон. Скрежеща копытами, животные с трудом вскарабкались наверх и рассыпались веером в поисках засады.

Рам-там-там,

Рам-там-там!

20-й полк целиком вошел в ущелье, за ним последовал 18-й. Сэнфорд, я и другие офицеры были с ними. Ни одного марона не было видно. Нигде, а я, уж поверьте, смотрел во все глаза.

Я оглянулся на колонну и увидел, как за нами входит 62-й полк, солдаты все еще пели. Затем вошла пехота милиции и добровольцы-плантаторы, и вся наша тысяча человек растянулась по дну ущелья — растянулась и заполнила его. Мушкеты на плечах, карабины на перевязях, сабли в ножнах, и почти все были в веселом настроении.

То, что случилось потом, произошло с ошеломляющей быстротой. Раздался рев раковин-горнов, и со всех сторон, сотнями, поднялись мароны, не более чем в дюжине ярдов от тропы. Как им удалось подобраться так близко незамеченными — это сродни чуду, но, ей-богу, они это сделали. Около двадцати из них, по десять с каждой стороны, сгрудились вокруг Сэнфорда и его штаба. Без единого слова они бросились вперед, пока стволы их мушкетов не оказались всего в нескольких футах от нас, и дали залп. Подозреваю, я обязан жизнью тому факту, что был единственным в этой группе не в красном мундире и шляпе с плюмажем, ибо почти всех, кто был так одет, смело из седел в облаке белого порохового дыма.

Б-б-бах! — взревели двадцать мушкетов, и в один-единственный, хорошо спланированный миг колонна лишилась своих старших офицеров. Сэнфорд рухнул с пулей в боку, а половина его челюсти повисла кровавым лоскутом. Черный Том заржал от ужаса и взвился на дыбы, когда горячие порошинки обожгли его кожу, а вспышки выстрелов ослепили глаза. Он лягался и кусался во все стороны, сбив с ног двух или трех маронов, как раз когда те пытались перезарядить ружья. Один получил его тяжелое копыто прямо в лицо и наверняка был покойник.

Я изо всех сил старался удержаться в седле и видел поразительную дисциплину маронской атаки — этих людей, которых мы считали неспособными противостоять построенным войскам. Они давали залпы по всей длине колонны, так что каждая мушкетная пуля должна была поразить хотя бы одного человека. Они были построены в отряды по двадцать-тридцать человек, расположенные через равные промежутки вдоль ущелья. Сначала отряд, ближайший к голове колонны, подбегал и стрелял, как можно ближе к нашим людям, затем подбегал и стрелял следующий, потом еще один, и еще, словно военный корабль, дающий беглый бортовой залп. Таким образом они поддерживали непрерывный огонь и не мешали друг другу.

И все это время их лучшие стрелки метались вдоль колонны, действуя по обстановке, чтобы выцеливать любого оставшегося офицера или сержанта, который выглядел так, будто собирается сплотить своих людей. Эти люди были просто бесстрашны. Они не обращали внимания ни на свой собственный огонь, ни на ответный, а их метод был прост до гениальности. Марон намечал себе цель: какого-нибудь бедолагу-лейтенанта или сержанта, орущего на своих людей, чтобы те стояли твердо и давали отпор, подбегал так близко, как только мог, и… Бах! Жертва становилась покойником.

Эффект был сокрушительным. Лишившись офицеров, сбитые в кучу, как крысы в яме, видя, как падают товарищи по обе стороны, солдаты 62-го полка и милиции дрогнули, попятились и принялись беспорядочно палить по целям, которые едва могли разглядеть. Кавалерия показала себя не лучше. Они обнажили сабли и попытались атаковать крутые склоны ущелья, но тщетно. Склон был слишком велик, а проворные мароны двигались быстрее драгун. К тому же лошадь — прекрасная мишень, особенно когда она шатается, скользит и спотыкается, так что предсмертное ржание коней заглушало крики людей, и обезумевшие животные, дико лягаясь, падали на своих всадников и скатывались в хаотичные ряды на тропе, усугубляя сумятицу.

Грубой силой мне удалось отчасти совладать с Черным Томом, и я повернул его вперед, к дальнему концу ущелья и спасению, но едва я собрался пришпорить его, как сзади хлынул поток людей. Солдаты в красных мундирах сломали строй и в панике бежали, обтекая меня со всех сторон. Некоторые даже бросали мушкеты и сбрасывали ранцы, чтобы бежать было легче. Том снова принялся дико лягаться, когда тела стали теснить его и проталкиваться мимо. Один солдат попытался ткнуть его черную шкуру штыком, но тут же рухнул с проломленной копытом грудью.

Тут рядом со мной оказался Джервис Галлимор с саблей в руке; он боролся со своей лошадью и что-то мне кричал. В оглушительном реве, грохоте выстрелов и воплях я едва расслышал, что он говорит, но он указал саблей на склон ущелья и проревел:

— За мной, или будь ты проклят, треклятый лавочник!

Они промахнулись по нему, когда убили Сэнфорда, и теперь он атаковал склон, вытянув саблю на манер фехтовальщика. И тут я увидел, на кого он нацелился.

Запрокинув голову и держа в одной руке большую черную книгу, стоял этот адский мерзавец Вернон Хьюз. Его длинная, костлявая фигура торчала, как девятидюймовый гвоздь в столешнице. Белые волосы разметались по лицу, и он явно пребывал на вершине экстаза. Он размахивал руками и что-то беззвучно выкрикивал в небо — полагаю, этот ублюдок молился.

Без сомнения, он думал, что в этот самый день началась долгожданная им резня белых. Галлимор вознамерился его убить, и в тот миг это показалось мне превосходной затеей, так что я пнул Черного Тома и приготовился следовать за Галлимором. Но у Тома были другие планы, он не сдвинулся с места, а выхватить саблю верхом было почти пределом моих возможностей, так что мы закружились на месте, сбивая с ног перепуганных солдат направо и налево, пока Том вращал глазами, а я дергал свой изогнутый клинок.

Сделав еще один круг, я увидел, как рука Галлимора поднялась, согнулась в локте, а затем сверкающая сабля обрушилась вниз. Но рядом грохнули маронские мушкеты, и конь Галлимора рухнул под ним. На мгновение я потерял его из виду, когда Том снова закружился, и тут моя сабля наконец выскочила из ножен, а Том решил, что мы все-таки полезем на склон ущелья. Два-три шага его длинных ног — и мы оказались в центре последней схватки Галлимора. Мароны стащили его с павшей лошади и рубили абордажными саблями. Он уже был обречен.