— Удивительно… что обещание новой машины и пары выходных может из тебя вытянуть, особенно у тех, кому и торговаться-то нечем.

Повисает длинная пауза.

Она резко вдыхает:

— Пожалуйста, не наказывай ее.

Я не отвечаю, потому что ей не помешает поверить, что в этом мире предательство тоже не остается без последствий.

— Почему ты приходил в дом? — она выпаливает вопрос, как разъяренный чихуахуа.

— Я проверял, как ты.

Она трясет головой:

— Это больше не твоя обязанность. Тебе не нужно больше следить за мной.

Эти слова выбивают у меня почву из-под ног. Потому что она права.

— Да? И я должен просто позволить тебе бегать по вечеринкам в дерьмовом районе без всякой защиты?

— Никто не причинит мне вреда, — она еще и закатывает глаза.

Ей нужно услышать пару суровых истин. Если единственное, что я смогу ей оставить, — это немного защитной паранойи, мне будет проще смириться с тем, что я не смогу быть рядом, когда она станет Ди Санто.

— Не будь в этом так уверена. И потом, боль — это не единственное, от чего тебя нужно защищать, Кастеллано.

Она бросает на меня быстрый взгляд:

— Тогда от чего?

— От похищения, — отвечаю я спокойно. — Из тебя получился бы отличный заложник для выкупа.

— Так не плати выкуп. Просто оставь себе деньги и пусть они забирают меня.

Ее ответ вышибает у меня воздух из легких, и мне приходится сдерживать дрожь в голосе:

— Это, блядь, самая идиотская вещь, которую я когда-либо слышал из твоих уст.

Она, сука, игнорирует меня.

— А еще лучше сделай это после свадьбы. Так Саверо получит свою долю порта, но не придется иметь дело с женой, которая ему на самом деле не нужна.

Я ничего не могу с собой поделать. Дикий звук, который зарождается у меня в горле, прорывается наружу. Она даже не представляет, как ее слова влияют на мою голову.

— Клянусь Богом, Кастеллано, если ты скажешь еще хоть слово сегодня, я сам вышвырну тебя из этой машины.

К счастью, она замолкает минут на десять. Этого хватает, чтобы адреналин, подогревавший мое желание, блядь, отрубить кому-то голову, немного спал.

В конце концов, она поворачивается ко мне:

— Я не чувствую пальцев.

Я почти усмехаюсь:

— Хорошо, что они тебе сейчас ни для чего не нужны.

— Мне придется пописать, когда мы приедем. Как ты предлагаешь мне снять трусики?

Святое дерьмо. Я сглатываю.

Теперь перед глазами только одно: Кастеллано, снимающая свои, блядь, трусики. И я стою. Господи, я такой твердый, что это почти больно.

Я отвечаю сквозь зубы:

— Что я сказал насчет разговоров?

— Ты сказал, что я не могу сказать одно слово. Ты не уточнил насчет нескольких.

Вот это, блядь, дерзкий ответ, который когда либо слышал.

— Я сказал: «Еще одно слово». Ты что, дразнишь меня, Кастеллано?Имей в виду, когда дело доходит до наказаний, я никого не щажу.

Ее голос становится мягче, а в глазах вспыхивает дьявольский блеск:

— То есть ты не делаешь любимчиков?

Спокойно, придурок.

— У меня нет любимчиков.

— Даже у твоей новой сестры?

Все внутри меня резко напрягается.

— Ты еще не моя сестра.

Я почти физически чувствую ее озорную улыбку сбоку у своего лица.

— Нет, но держу пари, ты уже считаешь дни.

Пока она не станет моей сестрой?

— Не совсем.

— И почему же? У меня огромный опыт быть сестрой. Если спросить Серафину, она скажет, что я лучшая.

Я так стараюсь не свернуть на обочину и не прижать свой рот к ее губам, лишь бы остановить это дразнящее шоу, что едва зубы не трещат.

Но она не останавливается.

— Я даю самые лучшие обнимашки, — мурлычет она.

— Я не из тех, кто любит обниматься.

— А вот в это трудно поверить.

В голове мгновенно вспыхивает картина, как я держал ее всю ночь. Это вряд ли можно было назвать объятиями, я просто изо всех сил пытался не замечать ее кожу, прижатую к моему телу, ее пот, смешанный с моим, и ее дыхание, такое сладкое, что я мог бы им питаться.

Я сжимаю зубы.

— Это не в счет.

— Держу пари, я смогу тебя перевоспитать. — Она думает, что играет. Она не знает, что для меня это больше не игра. — Как минимум, я буду щекотать тебя, пока ты не сдашься.

— Осмелишься щекотать, я сломаю тебе пальцы.

Она продолжает дразниться, но ее слова и мои ответы уже звучат как сквозь вату, потому что я теряю способность мыслить. Я замечаю парковку и вжимаю педаль в пол, колеса визжат, вписываясь в поворот на рампе. Мне нужно выйти из этой машины. Мне нужен воздух. Мне нужен, блядь, алкоголь или хоть что-то.

Сквозь шум в голове пробивается ее издевка:

— …Ты никогда не выиграешь у меня в прятки.

Все.

Она зашла слишком далеко. Слишком. И теперь я сорвался. Перешел ту грань.

Я глушу двигатель, и мне требуется каждая молекула самоконтроля, чтобы повернуться к ней. Мой голос такой низкий, что я едва его узнаю:

— Хочешь проверить?

Ее взгляд мечется, пытаясь понять меня. Я не даю ей ни единого шанса. Моя рука уходит вверх, я освобождаю ее запястья, они ей понадобятся. И потом, впервые с момента нашей встречи, я не останавливаю себя.

Я наклоняюсь к ней, запускаю свои жадные пальцы в ее теплые, мягкие волосы и притягиваю ее к себе. Мои губы жаждут прикоснуться к ее коже, поэтому я позволяю им. Она на вкус даже лучше, чем я ожидал, а из меня вырываются рваное, обжигающее дыхание и стояк, который сводит с ума.

Мой голос хриплый и пропитанный похотью:

— Дам тебе фору, сестренка.

Я наклоняюсь через нее, хватаю за ручку и распахиваю дверь. Мое плечо неслучайно скользит по ее груди, и, блядь, мне хочется схватить ее сиськи обеими руками и жрать их днями.

Наше прерывистое дыхание сталкивается в тесном пространстве, и я нарочно провожу ладонью по верхней части ее бедер, когда откидываюсь назад. Она почти выпрыгивает из автомобиля. Если бы у меня еще оставались сомнения, девственница она или нет, это движение рассеяло бы их к черту. Она умеет красиво говорить и эффектно кружиться, но ее невинность написана прямо на этих чертовски манящих чертах лица.

Я не какой-то конченый бабник, но женщин у меня было достаточно, чтобы считывать их опыт, как зачитанную до дыр книгу. Я вижу это по тому, как широко раскрываются ее глаза и как резко она вдыхает: она новая, нетронутая, чистая, сверкающая. Желание испачкать ее сладкой грязью лежит на моих губах, словно сахар, медленно тает и заполняет рот.

Я больше не могу ждать.

Мой язык медленно скользит по нижней губе, и ее глаза цепляются за каждое движение. Я наблюдаю, как она бессознательно повторяет то же самое. Она даже не понимает, что делает это, и от этого температура моего тела взлетает еще выше.

Когда я резко поднимаю взгляд, она делает то же, и наши глаза встречаются. Между нами проскальзывает понимание. Я приоткрываю губы и шепчу:

— Беги.

Звуки чистые, отчетливые и полные обещаний. Щелчок ремня безопасности, падающая в нишу обувь, мягкие ступни, касающиеся земли. Мои веки опускаются, голова откидывается на подголовник, и я начинаю отсчет.

Десять.

Девять.

Восемь.

Семь.

Шесть.

Пять.

Четыре.

Три.

Два.

Один.

Я все еще сижу с каменным стояком, и, может, поэтому выбираюсь из машины чуть медленнее, чем хотелось бы. Но все же поднимаюсь, разминаю пальцы и перекатываю шею.

Глубокие, ровные, отрезвляющие вдохи. Горло сжимается, и я приоткрываю губы:

— Осторожнее с желаниями, Кастеллано. Готова ты или нет, я иду.

Оказывается, она соврала, когда сказала, что я никогда не выиграю у нее в прятки, потому что я точно знаю, где она. Полупустая подземная парковка не дает слишком много мест, чтобы исчезнуть.

Мои туфли мягко касаются пола, и если вычеркнуть из сознания все остальное, можно услышать ее дыхание. Оно заполняет мою голову и раздувает грудь. Я бесшумно иду к колонне, за которой она прячется. Я не понимаю, как это возможно, но мой член становится тверже с каждым шагом, приближающим меня к ней.