Я прищурился.

— И что у вас против Маркези?

Тони замолкает, и меня накрывает волна чужого горя. Я узнаю эту паузу.

— Они убили мою жену, мать моих четырех дочерей. Прямо у Трилби на глазах.

Я шумно втянул воздух, словно осколки пазла начали наконец складываться. Я знал, что где-то уже слышал имя его дочери.

— Блядь, — тихо выдыхаю я. — Мне жаль.

Сдержаться, чтобы не двинуть себе по лицу, непросто. Я-то помню, как бармен объяснял, почему старшая дочь Тони выходит выпить всего раз в год, но мне и в голову не приходило, что ее мать могли убить. И уж точно я не мог представить, что она была там, когда все случилось.

Желудок сжимается в тугой узел вины. Похоже, мы с девчонкой Кастеллано не такие уж и разные. Я потерял мать в семнадцать, десять лет назад. Она в пятнадцать, пять лет назад. Обеих наших матерей убили Маркези. Главное отличие между нами в том, что мне позволили уйти из Коза Ностры, а ее вот-вот проглотят с головой.

— Ценю это, — выдыхает Тони сквозь сжатые зубы. — Они хотели передать послание.

Я редко пользуюсь пистолетом, что у меня за поясом, ношу его скорее по привычке, чем по необходимости. Но сейчас он греет мне спину, как будто дает о себе знать.

— Какое послание? — спрашиваю я.

— Им не понравилось, что я работаю с твоим отцом. Они предлагали мне крупные контракты, больше прибыли, но я отказался с ними связываться.

— Почему?

Тони поворачивается ко мне, и выражение на его лице наполнено подлинными чувствами.

— Я уважал твоего отца. Я понимаю, что многое из того, чем он занимался, выходило за рамки закона, но, по крайней мере, он делал это с достоинством. У него были принципы, а в наше время такое встретишь редко.

Грусть сжимает мое сердце в железном кулаке. С тех пор как я узнал о смерти отца, я не дал себе ни минуты на то, чтобы оплакать его. Но это придет, вместе с волной вины за то, что я сбежал так рано и не вернулся так долго.

Тони тяжело выдыхает:

— Если использовать возможности, которые может дать мой порт, и связи, которые ищет твой брат, у нас может получиться окончательно выжить Маркези из Нью-Йорка.

Я не всегда согласен с методами брата, но кровь в моих жилах закипает.

— Я согласен.

Тони останавливается и смотрит на меня:

— Ты снова с семьей? Я знаю, твой отец надеялся, что ты вернешься.

— Нет, не вернулся. И задержусь ненадолго, потом снова уезжаю в Вегас.

— Жаль, — говорит Тони. — Ты мне нравишься.

Я усмехаюсь:

— Лучше бы тебе держать это при себе.

— А, да кого это, блядь, волнует? Теперь мы партнеры.

— Уточнение: партнеры ты и мой брат. Я просто управляю казино. У меня хорошие связи с властями. Ценные. Эти связи сильно пострадают, если я вернусь в семью.

Мы оба встаем и застегиваем пиджаки.

— Но ты предан Саверо, так ведь? — спрашивает он.

— Конечно.

— Ты бы никогда не перешел на сторону властей?

— Не когда речь идет о семье.

Тони бросает на меня косой взгляд. Я знаю, что у него сейчас на уме.

— Я предпочитаю считать это не лицемерием, а умением разделять роли, — поясняю я.

Он усмехается:

— Ему повезло, что у него такой преданный брат.

Хорошо, что Тони не видит моего лица, пока я иду за ним в столовую. Саверо так не считает. Для остальных членов нашей «семьи» он играет роль, но я знаю, что он отсчитывает часы до моего отъезда. Он никогда особенно не хотел, чтобы я был рядом, и я до сих пор не понимаю, почему. Но я не могу позволить себе держать обиду.

— Мне повезло, что он у меня есть, — отвечаю я. — Он спас мне жизнь, когда мне было восемь. Я и подумать не мог бы о том, чтобы не быть ему преданным.

Тони кладет руку на спинку стула и поворачивается ко мне лицом:

— Что случилось?

Я засунул руки в карманы, чтобы они не начали нервно дергаться. Каждый раз, когда я рассказываю эту историю, во мне поднимаются какие-то странные, труднообъяснимые чувства.

— Мы играли у старого лодочного сарая. Нонни, мой дед, раньше держал там лодку, и мы с братом иногда пробирались на борт с банками газировки и прятались от отца. В тот вечер мы шутили, боролись, и я упал за борт. Тогда я еще не умел толком плавать, и, когда начал барахтаться, ноги запутались в одном из лодочных канатов. Меня затянуло под воду. Саверо нырнул за мной и перерезал веревку.

Тони просто смотрит на меня. Обычно все так реагируют. Я уже перестал пытаться что-то объяснять, все было именно так. Саверо вытащил меня из воды, и я навсегда останусь в долгу за это.

— Господи. Звучит ужасно.

— Да, ну... к счастью, я не слишком многое из этого помню.

— Он сработал очень быстро. — В голосе Тони звучит уважение, и это редкость, когда речь заходит о моем брате. — Наверняка у него был с собой нож или что-то такое. Эти лодочные тросы — крепкая штука.

— Хм. — Я на мгновение замолкаю. — Если честно, я никогда не вдавался в детали. Тогда я просто радовался, что остался жив.

— Cavolo⁷, — тихо говорит Тони. — Он спас тебе жизнь.

— Да, и я никогда не смогу отплатить ему за это. Сейчас мы редко смотрим в одну сторону, и ведем дела совсем по-разному, но у нас одна кровь, и я всегда буду поддерживать его, так или иначе.

— Значит, ему чертовски повезло, — произносит Тони, и запоздалая улыбка не касается его глаз. — Присаживайся, я схожу узнаю, как там ужин.

Горло внезапно пересыхает, и мне не помешала бы минутка передышки.

— Слушай, ты не против, если я воспользуюсь твоей ванной?

Я иду по коридору, следуя указаниям Тони, и закрываю за собой дверь в ванную. Потом поднимаю взгляд и долго смотрю на собственное отражение в зеркале. Впервые за долгое время я не уверен, что делать дальше, а для человека, который зарабатывает на жизнь управлением казино, это ни хрена не нормальное состояние.

Тони мне нравится. Он не заслуживает того, чтобы отдавать дело всей своей жизни и старшую дочь тому, кто видит в этом лишь кровь, мясо и легкий, грязный заработок. Да, дела отца нельзя было назвать законными, но в них хотя бы не было сиюминутной жадности, за ними стояла политическая цель, хоть какая-то рациональная мысль. А Саверо ведет себя как гиперактивный ребенок в хрустальном магазине: ему плевать, что он разобьет, лишь бы кайф поймать и срубить достаточно денег, чтобы просадить их на очередной выводок шлюх. Мне чужда его манера вести дела, и отцу она тоже была чужда.

Я ополаскиваю лицо холодной водой. Дело не только в разговоре с Тони, внутри все кипит с той самой секунды, как его дочь открыла дверь. Ее нельзя отдавать моему брату. Он и малейшего понятия не имеет, что делать с живым, мыслящим, чувствующим человеком, который не ждет оплаты за свои чувства.

Когда я увидел ее впервые, она показалась мне кроткой и потерянной, но чем больше я узнаю эту девушку из семьи Кастеллано, тем отчетливее вижу в ее глазах огонь, который она не может удержать в себе. А стоит ему вырваться наружу, и она сразу же замыкается, будто совершила нечто непростительное.

Я не питаю иллюзий насчет того, какой жизнью живут женщины Коза Ностры. Моя мать тоже была одной из них. Я знаю, чего от них ждут.

Девушка из семьи Кастеллано делает все возможное, чтобы казаться идеальной будущей женой мафиози, с безупречным платьем и выверенными словами. Но за этой маской скрывается нечто большее. Я уже видел вспышки ее настоящей натуры, и это только раззадорило мой интерес.

Я хочу точно знать, кто такая эта будущая невестка, и, главное, как, черт возьми, она собирается справляться с моим братом.

Я прижимаю полотенце к лицу и закрываю глаза. Перед внутренним взором всплывает образ, как она идет по бару, белое платье колышется у ее бедер. Я опираюсь руками о раковину и смотрю на кран. Я не имею права больше воскрешать этот образ. Не если мне предстоит прожить остаток жизни, считая ее своей сестрой.

Я резко распахиваю дверь в ванную, и тут же врезаюсь во что-то мягкое, гладкое и живое. Кастеллано отшатывается назад и не ударяется о стену только потому, что я уже схватил ее за руку.