Я сбрасываю телесные туфли на маленьком каблуке, которые она все время заставляет меня носить, и надеваю свои самые высокие шпильки. Лаковая кожа с леопардовым принтом. Безвкусно, дерзко, идеально.

Я останавливаюсь перед зеркалом. На вид я снова похожа на себя, но с момента объявления о помолвке, четыре дня назад, я чувствую себя какой-то… уменьшенной.

Знакомство с Саверо Ди Санто оказалось совсем не тем захватывающим, романтическим пиком моей жизни, на который я тайно надеялась. Не знаю, чего именно я ждала, но точно не того, что мне выпадет место в первом ряду на жестокое убийство, после чего меня на весь вечер проигнорируют и зачислят в ту же категорию безликих, безымянных женщин, которыми он заполняет темные уголки своей жизни, туда, куда не проникает свет.

Единственное воспоминание, которое хоть немного стоит сохранить из того вечера, — это картина огромного, безобразного воздушного шара, расплющенного на земле, с дырой от пули, выпущенной братом моего жениха. Но каждый раз, когда я вспоминаю, как Кристиано стоял над этим мятом многоцветным фольгированным убожеством, меня с новой силой накрывают вина, стыд и обнаженные до боли нервы.

Я до сих пор не помню, что произошло «У Джо», и, несмотря на то что Кристиано утверждает, будто мы только разговаривали, я ему не верю. Мы прикасались друг к другу, я в этом уверена. Иначе почему тогда тепло его ладони, когда он пожал мне руку, показалось таким естественным и знакомым? И если он лжет об этом, то что еще он от меня скрывает?

Папа почти не бывал дома с тех пор, как объявили о помолвке. Он все время в порту, вместе с людьми Саверо. Похоже, мой жених не собирается дожидаться, пока я подпишу брачный контракт, и это заставляет меня задуматься, а нужна ли я вообще в этой сделке. Но потом я вспоминаю выражение лица папы, когда он рассказал мне о моей судьбе. Он бы никогда не согласился отдать меня этому человеку, «самому жестокому человеку в Нью-Йорке», как сказал его брат, если бы у него был хоть какой-то другой выбор.

Мне остается только изо всех сил надеяться, что, что бы Кристиано ни скрывал о той ночи, он так и не решится это рассказать. Потому что я не могу стать причиной падения своей семьи. Я не могу быть следующей, кого распорют серебряным лезвием.

Телефон дрожит на краю раковины в ванной. Я бросаю взгляд вниз и вижу имя Аллегры.

Аллегра: Трилби Кастеллано, тебе лучше уже быть в пути. Мы должны быть готовы к приезду дона. Он появится с минуты на минуту. И не забудь выпрямить волосы.

Я смотрю на свои волосы в зеркале. Неряшливые волны касаются плеч и ложатся на лоб. Я вздыхаю и тянусь к выпрямителю, но тут же опускаю его обратно. Раз уж я и так, скорее всего, иду навстречу собственной гибели из-за этого платья, то могу пойти до конца.

Вскоре после смерти мамы я начала осветлять волосы до блонда. Мне не нужен был психотерапевт, чтобы понять — это было символическое желание оторваться от всего, что меня окружало. Мы никогда не были настоящей частью мафии, но жили достаточно близко, чтобы я чувствовала ее темно-красное пятно и ненавидела все это итальянское, оливковую кожу, темные волосы. Чем меньше я походила на тех, кто жил рядом с этой тенью, тем легче мне было принять убийство мамы.

Звонок в дверь заставляет меня вздрогнуть. Похоже, Аллегра не дождалась и решила поторопить.

Я направляюсь к двери и бормочу достаточно громко, чтобы она услышала:

— Честное слово, такое ощущение, будто я собралась сбежать в Атлантик-Сити или продать себя бродячему цирку.

Я дергаю ручку, готовая увидеть Аллегру с ее поджатыми губами, но вместо этого меня накрывает удар, от которого едва не подгибаются колени.

— Дай угадаю. Воздушная гимнастка?

Я не понимаю, что именно выбивает из меня воздух в первую очередь: бароло-темные глаза, впившиеся в мои с трех шагов, бархатистый голос, насыщенный ленивым весельем, или сам факт того, что Кристиано Ди Санто облокотился на дверной косяк моей квартиры.

Мой рот распахивается, и он медленно поднимает большой и указательный пальцы к подбородку, небрежно потирая аккуратную щетину, пока разглядывает меня.

— Надеюсь, ты не всегда будешь так удивляться при виде меня, — протяжно говорит он, — потому что, может, стоит сразу посадить тебя на таблетки от давления.

Мое сердце колотится, как барабан. И, честно говоря, идея с таблетками сейчас звучит не так уж и глупо. Нервы мечутся по грудной клетке, как бешеные осы.

— Почему… — Я краснею от писклявости своего голоса и поспешно прокашливаюсь. — Почему ты здесь?

Его лицо остается неподвижным, будто выточенным из гранита. Потом он вдыхает.

— Сав опаздывает. Я пришел вместо него.

Ну конечно. Иначе зачем бы ему здесь находиться?

Но в его поведении есть что-то такое, от чего я ощущаю себя игрушкой. Стоит ему всего лишь обмолвиться Саверо о том, что я пила, не говоря уже о том, что я разговаривала с Кристиано, даже не зная, кто он, и вся эта сделка пойдет к чертям. Кристиано знает мой секрет, и он может выложить его кому угодно в любой момент. Я у него на ладони. И, несмотря на страх, который натянутой струной вибрирует в животе, этот факт зажигает во мне нечто. Новое, неизведанное и чертовски опасное.

Его взгляд скользит вглубь коридора у меня за спиной.

— Я могу увидеть твоего отца?

— Эм... конечно. Я как раз иду к нему. — Я оглядываюсь в поисках свободного пространства, чтобы выйти за дверь, но он полностью перекрывает проход своим телом. Я нервно прикусываю верхнюю губу и начинаю смотреть по сторонам, куда угодно, только не на него.

— Идешь куда?

В его голосе слышится недоумение.

Я киваю вправо:

— В соседний дом.

Он отталкивается от дверного косяка и встает, прочно упершись в пол обеими ногами.

— В соседний?

Холодок пробегает вдоль позвоночника.

— Да. В основной дом. Это — квартира.

Он больше ничего не спрашивает, и я чуть склоняю голову набок:

— Ну что, пойдем?

Он сжимает челюсти, потом отступает в сторону.

— После тебя.

У меня дрожат бедра, пока я поворачиваюсь, чтобы запереть дверь, и в этот момент теплое дыхание Кристиано касается моих голых плеч. Я вынуждена идти предельно аккуратно, спускаясь по ступеням, чтобы не споткнуться и не выставить себя полной дурой. Мы подходим к главному входу, и я жму на звонок. Оборачиваюсь на долю секунды, чтобы убедиться, что он все еще позади, и вижу, как Кристиано прижимает согнутый палец к губам.

— Что смешного?

— Ты звонишь в дверь? А просто войти, не вариант?

Я провожу языком по верхним зубам.

— Мне нравится, когда мое появление замечают.

Я прищуриваюсь, вызывающе глядя на него, но веселое выражение на его лице внезапно исчезает.

— Что? — спрашиваю я.

Он сглатывает.

— Ничего.

Прежде чем я успеваю надавить дальше, дверь распахивается, и лицо Аллегры мгновенно искажается, будто она заказала ящик Dom Pérignon, а получила бокал дешеного белого.

— А-а...

Ее взгляд мечется между мной и Кристиано, и несколько секунд я с нескрываемым удовольствием наблюдаю ее замешательство.

Похоже, Кристиано этот момент нравится куда меньше.

— Signora, прошу прощения. Mi fratello... он немного задержится. У него дела с...

— Понимаю, — отвечает Аллегра тоном, который говорит об обратном. — Не стоит объяснять.

— Я встретил ее на пути сюда. — Его пальцы легко касаются моей поясницы, и я с испуга буквально выпрыгиваю вперед, врезаясь в тетю. От невыносимого стыда я пытаюсь изобразить, будто собиралась обнять ее, хотя на самом деле почти никогда этого не делаю, несмотря на то что обожаю ее до безумия.

— Привет, Аллегра! — Я распутываю деревянные руки и улыбаюсь, как ненормальная, после чего юрко прохожу мимо нее в дом. Мне срочно нужно сбежать от обладателя этих пальцев, пока от стыда у меня не случилось самовозгорание.