Третье. Защищающийся род получает уведомление и обязан ответить. Или соглашается на войну, или платит.

Четвёртое. Если письмо не дошло или ответ не получен — решает канцелярия. А значит, решает она в пользу жалобщика.

Вся их комбинация строилась на этом.

Жалоба написана. Сумма указана выше тридцати пяти тысяч. Минимальный порог пройден.

Письмо отправлено не мне напрямую, а через Красноярск: регистрация, пересылка, потом моё отделение. Три-четыре дня минимум. Этого хватает, чтобы канцелярия вынесла решение раньше, чем я вообще увижу уведомление.

Формально всё чисто: ущерб признан, сумма достаточная, письмо отправлено. Пока оно идёт — они уже получают право на войну.

Если бы всё прошло, завтра или послезавтра у моих ворот стояла бы армия барона, усиленная войсками графа. И закон оказался бы на их стороне.

Что же их остановило?

Во-первых, привычка жить по старым лекалам. Они действовали так, будто ничего не изменилось: закон — формальность, решение можно протолкнуть по инерции. Но я уже не младший барон. Я — глава Тринадцатого рода. Даже самый низкий титул, если он выделен Империей отдельно, выводит дело на другой уровень.

Во-вторых, события у ворот. Если бы речь шла только о смерти мага шестого ранга — протоколами занялись бы жандармы. Бумаги, подписи, отчёт. Но после вспышки, потери памяти и моего выживания вмешательство канцелярии стало неизбежным.

В-третьих, они поспешили. Решили сыграть на моменте. Если бы письмо ушло вечером или завтра, шанс был: жалоба могла пройти по обычному порядку. Но они подали её именно в тот день, когда на мой адрес уже смотрели сверху.

И, наконец, приезд Кирилла Евгеньевича. Я не знаю его точной должности, но ясно: это не мелкий чин. Перед выездом он наверняка посмотрел все бумаги. Нашёл их запрос. Поэтому приехал сам.

Комбинация развалилась. Не по моей вине — обстоятельства сложились так.

Все эти выводы я сделал за миг. Кирилл Евгеньевич даже моргнуть не успел, пока картина сложилась у меня в голове.

Я поднял взгляд и сказал вслух:

— Кирилл Евгеньевич, вы, конечно, знаете Максима, главу моей дружины. Он воин одиннадцатого ранга. Воины этого уровня, идущие по Пути Силы, способны чувствовать магов и их боевые намерения. Поэтому, когда в толпе начал собираться узел воздушного мага шестого ранга, Максим поступил так, как и должен был. Сначала — ради граждан Империи, журналистов, что стояли у ворот. Затем — ради меня, главы рода. Он защитил и их, и меня. Поэтому нанёс удар.

Внутри я отметил: сейчас я словно стреляю по воробьям из пушки. Может, они и так знают о возможностях воинов одиннадцатого ранга. А может, нет. Если не знают — я раскрыл лишнее. Но выхода у меня не было: так я закрывал разговор о смерти шестого ранга, переводя его в рамки закона. Мы не нападали. Мы защищали.

Кирилл Евгеньевич чуть кивнул, уголки губ дрогнули в усмешке:

— Верно подметили, Аристарх Николаевич. Но мне было важно услышать это от вас лично. — Он сделал паузу и добавил уже официальным тоном: — Мы прибыли к вам и с другими вопросами. Однако понимаю, что ответы могут касаться тайн вашего рода. Мы не в праве требовать их раскрытия.

Он посмотрел на бумаги в руках спутника и снова перевёл взгляд на меня:

— Что до нападения… ваши слова совпадают с тем, что показали наши видящие. Мы обнаружили следы воздушного плетения в том месте, где пал шестой ранг. А значит, ваш дружинник действовал в рамках закона: защищал своего господина и граждан Империи. Вопрос о войне закрыт.

Он слегка склонил голову и закончил сухо, как полагается чиновнику:

— В части компенсации будет отдельное разбирательство. Но в свете новых обстоятельств дело меняется: теперь речь идёт о нападении их мага на ваш род. Дальнейшее рассмотрение возьмёт на себя жандармерия. Мы передадим туда все данные.

Я поднялся и сказал спокойно:

— Если вопросов больше нет, господа, не стану вас задерживать. Был рад познакомиться, Кирилл Евгеньевич, Антон. Знайте: двери моего дома для Империи всегда открыты.

Я не успел договорить.

Вспышка. Пуля. Холодная нить.

Теперь траектория била прямо в меня.

Сверхрежим включился сам.

Интерлюдия. Безликая смерть

Я помню своё обещание. Если цель выживает после заказа — иду к ней в услужение. Если аристократ.

Но этот пацан… раздражает. Слишком много эмоций. Чувства. А чувства — слабость. Добью.

У дома момент не вышел.

Вышел вовремя.

Максим рядом. Одиннадцатый ранг. Слишком быстрый.

Имперцы выходят из машины. Не могу стрелять.

Максим вмешается.

Канцелярия заметит.

Внутри — тоже не момент. Комната.

Ему показывают кресло.

Садится.

Угол сложный. Попасть могу.

Имперцы рассаживаются. Один перекрывает линию.

Стрелять сквозь могу. Пробью.

Но щиты. Может не убить. Не вариант.

Закрыто. Ждать.

Разговор тянется. Скука. Но я терпелив.

Встаёт первым. Линия чистая.

Имперцы по траектории больше не мешают.

Момент.

Спуск.

Выстрел.

Конец Интерлюдии

Сверхрежим включился сам.

Мир дрогнул и сразу застыл. Струны разошлись, пространство стало плоским чертежом. Для всех вокруг — секунда, для меня — почти час.

Раньше в такие моменты я был лишь глазами. Мозг — вычислитель, тело — камень. Но теперь иначе. Внутри отозвалось Эхо. Не полностью, не управляемо, но я чувствую: оно синхронизируется с моим ритмом. Я могу слать импульсы. Не шаг — намёк. Не движение — вектор. Заложить траекторию, и когда выйду — тело рванёт само, быстрее любого рефлекса.

Чувствую иначе. Глубже. Не только мысли, но и мышцы. Словно по ним уже тянутся нити. Пока слабые. Пока я не могу ими работать. Но направление могу дать. И этого достаточно.

Понимаю и другое: держать это бесконечно нельзя. Секунда мира — час для меня. Попробую растянуть дольше — два, три часа… и мозг перегорит. Даже мой. Я — не машина, а человек. Гений, но с пределами.

Сергей рядом. Связь пульсирует. Кажется, могу втянуть его в этот режим. Дать ему мой темп. Но нет. Риск слишком велик: Эхо разнесёт его сосуд, или мы оба рухнем без сознания. Проверять сейчас — самоубийство.

Факт зафиксирован. Хватит.

Дальше — пуля.

Я вижу её. Линия чистая, ровная, без колебаний. Убийца ближе — не километр, как в прошлый раз, а шестьсот — семьсот метров. Он ждал. Терпеливо выжидал момент. И выбрал лучший: когда рядом нет Максима.

Траектория идёт в голову. Не абстрактно, не «в лицо вообще» — в конкретную точку. Я обязан понять, в какую. В переносицу? В лоб выше бровей? Ниже, к губам? Левее? Правее?

От этого зависит направление рывка.

Я чувствую: теперь могу заложить импульс в тело. Не движение — команду. Мышцы ещё неподвижны, но при выходе из режима они дёрнутся туда, куда я задам. Вниз. Вбок. С приседом.

Пуля продолжает лететь. Чем дольше я думаю — тем меньше шансов уцелеть.

Я считаю угол. Она идёт в центр лба. Чистое попадание. Значит, у меня два варианта: уйти вниз или вбок с приседом.

Влево? Там только один канцелярист и Кирилл Евгеньевич. Если прозвучит второй выстрел, жертвой станет Сергей. Его ранг слишком низок, он не выживет.

Вправо? Там двое имперцев, и третий сидит как раз на линии первого выстрела. Если я уйду в их сторону, убийца рискует задеть их. А стрелять в имперцев — значит, подписать себе приговор.

Решение очевидно. Я задаю телу импульс вправо, вниз и чуть с разворотом. Так я сохраню Сергея и закроюсь чужими телами. Даже если пуля заденет — не меня.

Я отметил ещё одно: убийца сократил дистанцию. Ради точности. Ради гарантии. Он решил рискнуть — ближе к поместью, выше шанс засветиться, но и удар надёжнее. Ни сантиметра лишнего пути.

Я зафиксировал выбор. Импульс отправлен. Теперь моё тело знает, что делать, как только время вернётся в норму.

Но я не мог опираться только на один вариант. Сместиться вправо, закрыться телами канцеляристов — да, это шанс. Но хватит ли мне скорости? Не уверен. Я не герой известного боевика, чтобы уворачиваться от пуль в упор. Здесь шестьсот метров, чудовищная скорость, и малейшая задержка — смерть.