Живот отозвался тихим, но настойчивым урчанием. Силы ушли, а адреналин выветрился, и пустота внутри требовала восполнить её хоть чем-то тёплым и сытным. На дворе было время обеда, так что шанс найти внизу кого-то из слуг, кто принесёт мне еду, был высоким.
Я приподнялся на локтях, сел, опустил ноги на пол и, собравшись с силами, поднялся. Скинул с себя одежду. Успевшую слипнуться от пота и пыли, и направился в душ. Странно что ее не сняли с меня.
Тёплая вода смыла усталость с кожи, но глубже, в мышцы, она пробраться не смогла. Лёгкое жжение в ладонях напомнило, сколько я тянул струны Эхо Максима.
Вытершись, я достал из шкафа свежую тёмную рубашку и брюки, оделся, застёгивая пуговицы с привычной механичностью. Взял с тумбочки клинок. Пальцы сами потянулись к эфесу. Я повертел его в руке, чувствуя знакомый, почти уже привычный вес. Теперь, похоже, он будет всегда при мне. Лишним точно не окажется.
Повесив клинок на пояс, я ещё раз проверил, всё ли на месте, и направился к двери. Столовая ждала, и, возможно, за обедом удастся перехватить кого-то, с кем стоит поговорить.
Коридор встретил тишиной, мягкой и спокойной, без следа утренней суеты. Запах дома — сухая древесина, тёплый камень и тонкий привкус старого воска от натёртых перил. Спускаясь по лестнице, я ощущал, как мышцы ещё помнят напряжение дороги, а кожа — горячие струи душа.
У поворота к столовой я заметил, что двери распахнуты, и заглянул внутрь. Стол был сервирован — белоснежная скатерть, тонкая посуда, ровно выложенные приборы. Но на тарелках пусто.
В стороне мелькнула девочка-служанка. Увидев меня, она замерла, словно не ожидала встретить, а потом, спохватившись, почти бегом устремилась в сторону кухни. Видимо, никто не рассчитывал, что я появлюсь так скоро. Обычно после работы с Эхо барон — а теперь и я — мог пропадать почти сутки, и обед готовили лишь к вечеру.
Я прошёл к торцу длинного стола и сел в кресло во главе — туда, где по памяти барона он всегда садился сам. Это было естественно, почти машинально, как жест, который не требует обдумывания. Передо мной тянулась полированная поверхность, отражая блеск приборов.
Где-то в глубине дома глухо стучали кастрюли, и быстрые шаги служанки уже растворялись за дверью кухни. Было очевидно, куда она направилась — сообщить, что господин проснулся и его следует накормить. Я чуть улыбнулся. Похоже, сейчас весь дом мобилизуют под одну задачу: сделать так, чтобы я сел за стол и ушёл из-за него сытым и довольным.
Представил, как на кухне начинают шевелиться — кто-то спешно нарезает, кто-то несёт тяжёлую кастрюлю, третий подгоняет остальных, чтобы всё подали горячим. Это было даже забавно… но вместе с тем напоминало о привилегии, к которой стоило относиться серьёзно.
Я откинулся на спинку кресла и позволил взгляду скользнуть по длинному столу, уходящему к противоположной стене. В голове крутилась мысль, успею ли я сегодня всё-таки съездить к заводам. Может быть, стоит выбрать вечер — когда все будут уставшими, и внимание к моим перемещениям ослабнет. Или наоборот, выехать утром, когда люди ещё свежи, полны сил и не раздражены мелочами прошедшего дня. Оба варианта имели свои плюсы, и я взвешивал их, представляя, как это впишется в обстановку.
Размышления прервал лёгкий скрип дверей. В столовую вошла тётя Таня в чистом фартуке, держа тяжёлый поднос. Щёки чуть раскраснелись, от волос тянуло паром кухни, а над подносом вился плотный аромат жареного мяса.
Я ожидал увидеть Якова — всё-таки он, как дворецкий, обычно сам встречает меня в подобных случаях. Но его не было ни в комнате, когда я проснулся, ни в холле, ни здесь. И даже сейчас он не появился.
— Здравствуйте, молодой господин! — её лицо расплылось в радостной улыбке. — Вы уже проснулись? Вот и славно. Я вам тут всего понемножку принесла — как вы любите. Гороховый суп с копчёной свининкой, чтоб сил прибавилось, жареная картошечка с рёбрышками — только с плиты, ещё шкварчит. Всё жирненькое, вкусненькое, чтобы вас прямо на ноги поставило.
Я не удержался и улыбнулся.
— Добрый день, тётя Таня. Да, наконец-то пришёл в себя. Пахнет так, что можно и без сил подняться.
— Вот и хорошо, — довольно кивнула она, ставя поднос на столик рядом. — А то выглядели вы, молодой господин, совсем бледный, как полотно. Совсем исхудали.
— Кстати, тётя Таня, — я чуть подался вперёд, — а вы не видели сегодня Якова?
Она покачала головой, перекладывая приборы.
— Нет, молодой господин. Вас сюда принёс Максим Романович и сразу ушёл. Сказал, что добычу сегодня большая и надо проследить, чтоб все собрали и привезли. Всех дружинников практически забрал собой на сборы.
Я кивнул, принимая её слова, и проводил взглядом, как она раскладывает блюда. Максим принёс меня сам и сразу уехал, потому что «добычу забрали». Очень большую добычу. Туша мороки — целая, или почти целая. Значит, тот, кто нанёс удар, не стал её уничтожать полностью.
Если бы это был кто-то посторонний, ему, скорее всего, было бы всё равно на ценность туши. Мог бы оставить одни ошмётки, и никто бы слова не сказал. Но тушу сохранили. Для нас. Для рода.
В памяти всплыло моё первое пробуждение в этом теле. Тогда я не видел Эхо Якова, но ощущал что-то другое — ту самую едва уловимую тяжесть, как если бы рядом находился сильный маг. Не энергия, не следы работы, а чистое присутствие силы, ощутимое на коже. С тех пор это чувство не исчезало, просто стало привычным, а потому незаметным.
Сейчас всё складывалось. Удар был таким, что ни один обычный маг до него по силе не дотянется. Во всяком случае, не у нас в роду. А если бы он был из чужих, то Максим точно не поехал бы за добычей. Эхо при этом — ноль, чистая тишина. Единственный, кого я знаю, кто умеет так прятать своё, — Яков. И он же, пожалуй, единственный, кто мог нанести такой удар и при этом подумать о том, что туша принесёт доход. Каждый новый факт ложился в одну и ту же схему, и стрелки неизменно вели к нему.
— А вы не знаете, где его комната? — спросил я у Марины как можно непринуждённее. — Сами же знаете, что у меня память потеряна, и я до конца ещё не ориентируюсь в замке.
Марина усмехнулась, но в её глазах мелькнуло настоящее удивление.
— У него нет комнаты, молодой господин. Мы и сами все удивляемся, где он спит и спит ли он вообще. Он всегда находится там, где нужно, и появляется именно тогда, когда нужно. Даже я удивляюсь, что его сейчас здесь нет. Может, опять отлучился по своим делам, как обычно. Он иногда так уходит на сутки.
Я взял ложку и зачерпнул густой гороховый суп с копчёной свининкой. Наваристый, с золотистыми каплями жира на поверхности и ароматом, от которого в животе тут же стало теплее. Горячий, с лёгкой дымной ноткой от мяса — именно то, что нужно, чтобы вернуть силы.
Не успел я доесть и половины тарелки, как тётя Марина вернулась с новым подносом, на котором была целая жаренная курица украшенная большими кольцами лука и разнообразной зеленью. Мясо потрескивало от жара, а тонкий аромат приправы щекотал нос.
— Это тоже ваше любимое, молодой господин, — с довольным видом объявила она, ставя миску рядом.
Через несколько минут она снова появилась — корзина свежеиспечённого хлеба, потом миска салата, потом ещё пирожки. Я даже перестал считать, сколько раз она входила и выходила.
На пятый заход я поднял руку, чуть улыбнувшись:
— Тётя Марина, остановитесь. Я это всё не съем, даже если очень постараюсь. Это слишком много.
Она всплеснула руками, но улыбка осталась тёплой.
— Ну как же, молодой господин! Вы же с утра на ногах. Сам Максим Романович сказал: «Тёть Марин, вы уж накормите господина, а то он деревню спас, все силы на это отдал». Так что вам нужно силы вернуть.
«Вот брехло, а не командир гвардии. Моих заслуг там — ноль», — подумал я, а вслух ответил, всё так же улыбаясь:
— Верну. Но, пожалуй, в разумных пределах.
Я доел картошку, сделал несколько неторопливых глотков из бокала с компотом и отставил приборы. Аппетит был удовлетворён, но мысли продолжали зудеть где-то на задворках сознания. Благодарно кивнув тёте Марине, я поднялся из-за стола и направился к выходу.