- Спасибо, моя дорогая. Положить тебе еще маринованных креветок?

- Может быть, позже?

Может быть, их все же стоит пожарить?

- Я бы не смогла отказаться от учебы... но это, конечно, мой путь. Но я не верю, что вы ни разу не пожалели, - произносит Серафима, что звучит немного невежливо, учитывая контекст. Мы обсуждаем хозяйку дома, когда-то давно она приняла решение, и я думаю, оно было непростым. Людмила вырастила четырех детей, не нам судить и осуждать ее.

- Иногда жалею, Серафима. А иногда я смотрю на своих детей, внуков, и думаю, что жертвы были не напрасны. - Она улыбается, глядя на то, как Тимур и Роман обсуждают закупку аппаратов УЗИ.

Они не ссорятся и не спорят, это разговор, который интересен обоим и актуален на данном этапе работы над филиалом в Великом Новгороде. Я в курсе, потому что Тимур делился сомнениями. Мы вместе изучали брошюры.

- Радость за успехи детей невозможно описать словами, моя милая, - продолжает Людмила. - Просто поверь: их победы трогают сердце сильнее, чем свои собственные.

- Но ведь это победы детей, а не ваши.

- У тебя остался хоть один клочок стены в доме, куда не прибит сертификат или диплом? - смеется Анжелика. Кажется, ей уже хватит вина. - Боюсь, что-то придется снять и убрать в шкаф, чтобы освободить место для детских рисунков.

- Саморазвитие - это важно. Кстати, я могу посоветовать вам несколько полезных курсов.

- Я лучше утоплюсь.

- Ну и зря. Не сомневаюсь, что у Алёны сертификатов не меньше, чем у меня. Хирурги постоянно учатся, не так ли?

Все смотрят на меня, в том числе Зара и Веста.

Вот спасибо, подруга.

Выбор невелик: прослыть бестолковым хирургом или дерзкой карьеристкой среди домохозяек.

- У меня много сертификатов, но совсем нет детей. Ни одного. Я думаю, тут есть некоторая корреляция.

- А ты хочешь детей? - спрашивает Зара.

Больная тема. Обычно я спокойно отвечаю на подобные вопросы - окружающие не виноваты в нашем семейном проклятье. Теперь, когда у меня есть Тимур, вопросы деторождения перестают быть абстрактными. И я ощущаю укол в сердце.

- Раньше я об этом не думала. Много работала, личная жизнь была на последнем месте.

- А теперь? - не сдается Зара, кивая на брата. - Ему уже тридцать, а тебе?

- Мне тоже. Мы про это еще не говорили.

Тимур доел мои креветки и накладывает себе еще порцию. Они выглядят скользкими и тускло-серыми - от одного вида по позвоночнику проходит неприятная дрожь. Я слежу за тем, как он их ест, и вдруг ловлю себя на мысли, что родила бы от него всех детей, каких бы нам послал Бог. Если бы... смогла.

Быстро опускаю глаза, но беру себя в руки и улыбаюсь.

- Зара, перестань, пожалуйста, эти вопросы неуместны, - поправляет Веста, которая впервые вклинивается в разговор. Я испытываю чувство благодарности, но в следующий момент Веста добавляет: - Учитывая последнюю статью про Алёну, ей может быть неприятно.

- Какую статью? - переспрашиваем мы с Зарой хором.

Все отводят глаза, и мне действительно становится неприятно. Если ты не гуглишь себя, это вовсе не значит, что этим не занимаются другие.

- Тимур, так ты проконсультируешь по поводу учредительных документов? Здесь волнуются, как бы не допустить твои... экспериментальные решения, - раздается голос Михаила, и Тимур медленно поворачивает голову.

- Да, разумеется.

- Тимур в этом плане собаку съел. Зато всё сам. Практически эталон собственного аудита: ошибки изучил не в теории, а, так сказать, в полевых условиях.

Тимур кивает так медленно, будто считает до десяти:

- Опыт - ценный актив.

- Конкурсы красоты прошли мимо меня, - признаюсь, когда разговор возвращается в прежнее русло. - Но если предположить, что мы с Тимуром начали бы встречаться в мои двадцать... - Вы бы меня точно сжили со свету, могла бы я добавить, но выбираю более бережный вариант: - боюсь, я бы отвлекалась на чувства чаще, чем следует для ординатора.

Это не ложь. Сложно держать баланс между эмоциями и профессией. Мы бы виделись от силы пару раз в неделю, а иногда и в месяц, и в свои двадцать я, скорее всего, жила бы в режиме хронической ревности, вместо того чтобы жить в операционной.

Людмила кивает. Анжелика бросает в нее долгий многозначительный взгляд. О нет. Перебор? Теперь они думают, что я только и мечтаю, как выскочить за Тимура и его денежки? Но Людмила вдруг произносит:

- Когда мы с Мишей поженились, Роме было уже четыре, и я считала, что он невыносим. Рома был... диким, неуправляемым. С кучей травм, но это и понятно - Миша и его первая жена закончили процесс усыновления и разошлись. Она требовала с него какие-то баснословные алименты на ребенка, которого он даже не знает. Для меня, двадцатилетней, любой ребенок казался чем-то кошмарным. Но так как Миша от своих решений не отступает, а решил он забрать Рому себе, мне пришлось что-то с этим делать. Тогда мама мне сказала: все изменится, когда у тебя появится свой малыш. Так у нас родился Тимур, и, честно говоря, по сравнению с ним, Рома оказался ангелом.

Все смеются.

- Жизнь полностью изменилась и легче точно не стала. Каждый раз, когда мне казалось, что я совсем не справляюсь, в голову приходила блестящая идея родить еще одного ребенка.

Теплый тон и самоирония Людмилы действуют волшебным образом: мы продолжаемся смеяться, а я невольно проникаюсь симпатией.

- Мама, это странно, но спасибо тебе за неожиданный ход мыслей, - указывает в нее вилкой Веста.

Людмила кивает и протирает губы салфеткой.

- Вы любили всех детей одинаково? - спрашивает Серафима.

- Почти. В смысле, иногда мне казалось, что с Ромой мы как будто ровесники. Однажды я так расплакалась... расскажу, девочки, раз зашла тема. - Она убеждается, что мужчины слишком заняты, и продолжает, понизив голос: - В те времена я ощущала себя ужасно измотанной. Четверо детей, трое из которых почти погодки. Мне так сильно хотелось спать. Все время... И вот я просыпаюсь как-то раз от того, что в комнате светло! Весте тогда едва исполнился годик, и она предпочитала вставать в половину пятого. Понятно, как сильно я перепугалась! На часах восемь. Растрепанная вбегаю в кухню, а там все дети умытые сидят за столом. Веста ест кашу, Зара и Тимур жуют блины, а Рома у плиты с половником. Ему было... одиннадцать? Он всегда был таким самостоятельным! Я его обняла и разрыдалась.

Увлеченный беседой Роман Михайлович чувствует внезапное внимание к своей персоне и обводит нас подозрительным взглядом.

Однажды мне сказали, что в медицине нет случайных людей. Медвуз влечет ведомых неистовым, иногда болезненным желанием помогать.

А что насчет Тимура? В его случае все точно сложнее. Он как будто находится в поиске фундамента под ногами. Раньше я была уверена, что Тимур Эккерт.... такой парень, как Тимур Эккерт непременно предпочтет простой путь самореализации - легкие победы за счет внешности и наследства, бесконечный список женщин, с которыми было и все и одновременно ничего. Громкие слова, яркие блестки, а под ними - пустота.

Учиться, создавать, строить (карьеру, заводы, пароходы, семью - неважно) - сложно. Это всегда усилие, которое будет обесценивать либо глупец, либо завистник. Я всегда чувствовала, что именно усилия и воля делает нас настоящими, и на мой взгляд - достойными уважения.

Я вдруг думаю, что возможно, когда-то давно своим стремлением помочь всем вокруг именно Роман подтолкнул Тимура к профессии, определившей всю его дальнейшую жизнь, а еще и жизни тысяч пациентов и сотен врачей. В том числе, мою собственную.

*****

Что же там за статья вышла?

Тимур запретил гуглить.

Иллюзий насчёт содержания я не питаю, но от этого тревога только растёт

- У тебя тогда еще не было Грейс? - спрашивает Анжелика Людмилу.

- Мама не одобряла нянь, - отвечает Зара. - У нее были помощницы, но с нами маленькими она всегда сидела сама.