- Прекрасно сложен? - переспрашивает Тимур, явно заинтересовавшись.

- Вы ведь не просто так продемонстрировали мне свою форму.

- Вообще-то на меня срыгнул грудничок на плановом осмотре, я поднялся переодеться.

- Да бросьте. Что вчера, что сегодня - вы пытаетесь показать мне себя во всей красе.

Он буквально каменеет, резко поворачивает голову и впивается в меня взглядом, как удав в жертву.

- Я пошутила, - примирительно улыбаюсь.

ТээМ забавно, практически по-человечески закатывает глаза. Немного расслабляется и снова отворачивается к окну.

- Вчера в зале вышло не очень красиво. Мы неправильно друг друга поняли.

- Я не хотела вас обидеть. Разумеется, я не думаю, что вы пытались меня... соблазнить. Это было бы смешно.

- Почему смешно?

- Потому что слишком банально. Тогда некоторые мои друзья оказались бы правы: вы взяли меня на работу не из-за моих умений, а чтобы поиграть.

- Они вам точно друзья?

- Они за меня волнуются. Господи. - Тру лицо. - Тимур… - Наверное, впервые за всю свою жизнь я называю его по имени. - Простите, я всегда считала, что вы бездарны настолько же, насколько богаты. А богаты вы неприлично для честного человека. Даже сомнений нет, что вы умеете фехтовать, играть на скрипке и еще что-нибудь в этом роде! Вы же... оказывается, вы просто замечательный хирург. Простите, ради бога. Я чувствую себя поверхностной дурой.

Эккерт некоторое время молчит. Подняв глаза, я обнаруживаю, что он внимательно на меня смотрит.

- Спасибо, Алёна. - В его голосе проскальзывает нотка непривычной мягкости, она шокирует, одновременно укутывая в теплый плед.

- Это от души.

- Я ненавижу скрипку и фехтование. И ненавидел все годы, что мне приходилось ими заниматься. - Легкая улыбка касается его губ.

Я усмехаюсь:

- Вот это признание.

- Вам ваше тоже далось непросто.

Тимур снова смотрит в окно, а я ловлю себя на том, что любуюсь его профилем. Пытаюсь вспомнить, что особенного мудаческого он мне делал. И.... в общем-то, не могу. Другим - да. Каких только сплетен о нем и его семье не ходило по универу. Что его отец якобы замешан в каких-то криминальных делах, а еще, что они относятся к простым людям, как к мусору. Но мне Эккерт даже не грубил особо. Так, без особой изощренности.

- Иногда я забываю, что кому-то может быть по-человечески неприятно со мной общаться, когда я в потной майке. - Он ставит пустую чашку на стол.

Тимур, конечно, слишком избалован женским вниманием, вот только правда в том, что он не был мне противен. Даже вчера в спортзале. И хотя я до сих пор не представляю, что между нами может быть хоть что-то общее, признаюсь честно:

- Дело не в этом.

- Я часто прихожу в зал в девять вечера, поэтому, если не хотите меня лицезреть, выбирайте другое время, - будто не слышит он.

- Вы не выглядели неприятно! - восклицаю я, быстро поднимаясь.

Делаю шаг в его сторону, а он как раз оборачивается, и так выходит, что мы смотрим друг на друга на расстоянии меньше метра.

Если бы Тимур протянул руку, то мог бы меня коснуться.

- Я просто испугалась. У меня сложный период. Я каждый день жду, что вы меня выставите за дверь, как щенка. Еще и повесив сверху что-то ужасное. - В экстренный момент, например такой как сегодня. Я ведь поверила Эккерту на слово. - Точно так же, как это сделали в моей больнице. Они отказались давать мне характеристику.

Тимур молчит, и я не решаюсь поднять глаза. Разглядываю кармашек на свежей хирургичке.

После операции мы оба приняли душ, и сейчас я улавливаю исходящий от Эккерта легкий аромат лавандового мыла. В груди ноет.

- Вы успели поработать со всеми медкартами? - произносит он.

- Да.

- Завтра я уезжаю в командировку, вернусь через неделю. Подготовьте мне к тому времени список замечаний и рекомендаций. Не бойтесь кого-то обидеть, хорошо? После этого обсудим условия вашей дальнейшей работы в «Эккерт-про».

- Я поняла.

- И вообще никого не бойтесь. Я же вижу, какая вы на самом деле.

Тимур идет к выходу, но, чтобы не задеть столик, проходит так близко ко мне, что небрежно касается своей ладонью моей. Я снова замираю и так и стою со сжавшимся в комок сердцем, пока за ним не закрывается дверь.

Какая я на самом деле?

Обычная. Зацикленная на работе. С небольшим семейным проклятием, которое, несмотря на годы учебы и работы, развеять, увы, не получилось.

В ординаторскую заглядывает Елена и приглашает на обед.

А вечером, когда я уже собираюсь домой, Рита, администратор, окликает:

- Алёночка Андреевна! Тимур Михайлович уехал в командировку, просил вам передать, что на эту неделю его парковочное место - ваше.

- Спасибо. Большое.

- Отдел кадров в курсе!

- А за это - отдельное.

С отъездом Эккерта атмосфера в клинике меняется. А может, дело в моем пульсе, который становится ровнее.

Сердце не замирает, не несется вскачь, когда обращаются ко мне лично. Знакомая предсказуемость упорядочивает мысли. Эмоции стихают, и мои чувства, словно воды моря, перестают волноваться, ложась ровной гладью.

Даже оставшийся за главного Роман Михайлович не может выбить из колеи, хотя открыто недолюбливает. Причина его резкости и косых взглядов - ясна. Это не страшно. Я ожидала чего-то подобного и спокойно реагирую на любую колкость.

Намного больше пугает буквально осязаемая недосказанность между мной и его младшим братом.

Залог отличной учебы и погружения в профессию - отказ от личной жизни. Вряд ли в мире найдется столь понимающий мужчина, готовый ждать жену со смен и терпеть стрессы. Поступая в мед, я понимала, на что иду, и, в общем-то, смирилась с одиночеством. Оно тяготит лишь иногда. Бывают дни или даже недели, когда я ощущаю такую сильную нехватку человеческого тепла, что размышляю, не ошиблась ли. Снова и снова пересматриваю «Отпуск по обмену» и «Бриджит Джонс», стараясь чуть-чуть согреться.

Обычно это случается зимой, когда холод проникает под одежду, щиплет щеки и пальцы. При этом, с тех пор как Денис женился, я ни разу не страдала по кому-то конкретному. Комиссаров не знает, но, когда он появился в университете с кольцом на пальце, мне показалось, что молния ударила под ноги. Я ни разу не дала ему понять, что несколько месяцев страдала из-за него. Чужое счастье - табу, а у меня была медицина.

Спустя пару лет я смирилась с тем, что, по-видимому, асексуальна. У каждого свой путь. Мой - помогать ментально здоровым женщинам стать здоровыми физически. И наверное, строй я собственное счастье, не смогла бы в полной пере сосредоточиться на проблемах пациенток.

Может быть, позже.

Может, однажды.

Или же никогда.

Но мне определенно стоит меньше думать о голубоглазом боссе и его чуть с хрипотцой мягком голосе, когда тот произносит мое имя.

Эккерты - неприкосновенны. Из-за Тимура и его брата слишком часто плакали девчонки на факультете, чтобы хотя бы позволить себе задуматься.

Закрыть глаза перед сном и представить надменный профиль.

Странную улыбку.

Внимательный взгляд. И пальцы - такие быстрые и умелые во время операции.

Где он так научился? Неужели, играя на скрипке?!

*****

Иногда в своих мыслях я сравниваю больницу с живым организмом. Пусть в столовой или «гостиной» нередко слышится смех и разного пошиба шутки, работаем мы четко и слаженно.

Каждый отвечает за свою сферу, покрывает важные задачи. Иногда мы заменяем друг друга, помогаем, подсказываем. Никто не отказывается от работы. Любовь к профессии, неспособность без нее жить - стержень, на котором все держится.

Клиентоориентированность - важный принцип работы «Эккерт-про», и я уже пятнадцать минут терпеливо объясняю пациенту по телефону, почему ближайшее окно у Тимура Михайловича лишь в апреле. Совсем не раздражаюсь по этому поводу. Даже когда собеседник называет меня «доча» и просит «включить мозг».