- Мне было вкусно. Я попозже повторю, если ты не против.

Ошарашенно киваю.

Разумеется, не против.

Мы смотрим друг другу в глаза. У него они безумные, а я не знаю, как умудрилась пропустить свое половое созревание и все это. Не понимаю, зачем заниматься чем-то еще в жизни, если можно этим. Как другие, нормальные люди, смогли учиться, когда могли делать это.

Но я знаю точно, что несмотря на свой опыт, знания и возраст... если узнаю, что он обманывает сейчас, это пережить будет почти невозможно.

Так приятно.

Так хочется верить.

- Презервативы в тумбочке. Там.

Показываю пальцем, он кивает. Открывает верхний шкафчик и хватает какой-то - там много, в больницу часто приносили рекламные варианты. В основном я все раздавала, но не все хотели брать, стеснялись.

Тимур стягивает штаны, быстро раскатывает презерватив по члену и вновь обнимает меня, а я его. От наслаждения оба выдыхаем.

Он направляет себя рукой и совершает медленный плавный толчок. Скользкий. Втягивает шумно воздух, напрягается. Я полностью сосредотачиваюсь на себе и своем удовольствии. Впиваюсь пальцами в его лопатки, прикусываю кожу.

Он все еще входит. Большой. Выходит и еще один толчок.

- Все в порядке? - шепчу.

Мы мокро целуемся. Я практически не ощущаю своего вкуса на его губах, а то, что ощущаю, придает пикантности.

- Пытаюсь к тебе привыкнуть.

- Больно?

- Узко. А тебе?

- Я расслабляюсь для тебя.

Кивает.

- Продолжай это делать, - сквозь зубы на следующем толчке, и я опять счастливо улыбаюсь.

Приподнимаю бедра выше, и он входит до упора. Медленно выдыхает, а я запрокидываю голову и сильнее впиваюсь пальцами в его плечи.

Сжимаю его член внутренними мышцами, чувствуя, как он отвечает своей усиливающейся крепкостью.

На секунду наши глаза встречаются, и я, сгорая от ощущения вторжения и распирания, думаю о том, как это приятно и замечательно придумано - мягкость и твердь. Податливость и сила, напряжение и влажность. Несовместимые качества, превращающие занятие любовью в особенное наслаждение.

Тимур начинает двигаться, почти сразу ускорившись. Его движения становятся резче, запаха - больше.

- Долго не получится, - между поцелуями, - мне надо чаще.

Мне вообще обычно не надо, но я отвечаю:

- Мне тоже.

А потом вдруг добавляю:

- Теперь.

- Алёна, - произносит мое имя укоризненно.

Я улыбаюсь, обнимая его, так сильно чувствуя каждый сантиметр. Толчки быстрые, мощные. Как в отеле, только еще более мокро, а от того лучше. Приятнее.

Закрываю глаза, чувствуя, как водоворот наслаждения стремительно утаскивает за собой, тону в нем, не сопротивляясь. Еще. Еще...

Я кричу, не сдерживая громких стонов. Запрокидываю голову и сотрясаюсь в его руках. Темп убийственный. Но я так сильно растревожена, что нравится. Сильно сжимаю его там, и ощущаю пульсацию внутри.

Тимур двигается сверху, быстрее-быстрее, его прямо сейчас накрывает внутри меня. А я обнимаю его в ответ. Изо всех сил. Упиваясь происходящим.

Близость становится последней каплей в череде бессонных суток, и дальше бороться с усталостью становится невозможно. Мы с Тимуром вырубаемся в обнимку мгновенно, словно по щелчку пальцев.

Он, оказывается, тоже не из мрамора. Хотя, сегодня утром, когда оперировал после бессонной ночи в поезде, мне казалось, что да.

Не допускал ошибок, не тупил, хотя я ждала, чтобы возмутиться. Следила пристально. Безукоризненность его действий не восхищала, ведь прошлым утром он был не моим, а когда чужой мужчина успешен, при этом жесток к тебе - удовольствия это не приносит.

Не знаю, сколько продлится наш роман. Неделю? До выходных? Вряд ли долго. Сейчас я не буду об этом думать. Лучше обниму его со спины и поцелую между лопаток. Надеюсь, он спит достаточно крепко, чтобы не почувствовать, как я к нему льну.

Ближе к трем часам дня я проверяю мобильник - тишина. Пациенты восстанавливаются, клиника работает в штатном режиме - можно выдохнуть. Отправляюсь в душ, где меня ждет короткая предсказуемая паническая атака от страха, что Эккерт поймет: я солгала про кулинарию. Он ненавидит бытовую ложь.

Интересно, проснется ли он, если я закажу доставку?

Привожу себя в порядок и долго сижу в кухне, читаю рецепты изысканных омлетов.

Проклятье. Без пармезана, оказывается, вообще никто в мире яйца не ест. Кроме меня.

В смысле лучше перепелиные?! Это сколько их надо, чтобы накормить мужика под два метра? Бедные перепелочки, замучаются нестись.

Интересно, если я отварю четыре куриных и посыплю их солью, у Эккерта не случится культурного шока? Его родители боялись рассказать ему про смерть хомяка, как он отреагирует на отсутствие итальянского сыра к столу?

Сам Тимур тем временем мелькает в коридоре, переходя из спальни в ванную. Я бы его окликнула, но он совершенно голый, и, несмотря на все случившееся, я вдруг начинаю снова стесняться. Эти воспоминания уже стали сокровенными, я буду хранить их в особой шкатулке памяти и обращаться лишь в особенные минуты, когда нахожусь наедине с собой. Вопиюще интимные.

Когда он возвращается в комнату, я выжидаю пять секунд, и иду следом.

Тимур уже раздвинул шторы, пустив в комнату свет, и теперь сидит на краю кровати со штанами в руках, пялится на черную, стоящую на тумбочке свечу с гравировкой его фамилии.

- Привет, - шепчу я почему-то томно.

- Привет, - отвечает как будто с легкой улыбкой. Вроде бы проснулся довольным. Снова смотрит на свечу, хмурится. - В реальности он хуже.

Прыскаю.

- А мне нравится. Фактурный такой.

- Хорошо, что я не заметил это раньше: конкуренция бы сломила мой настрой.

Хохочу! Он же шутит! Над собой! Мамочки!

Тимур поворачивается ко мне, на губах играет легкая, довольная улыбка, мое сердце тает, и я вместе с ним.

- Тебе не о чем беспокоиться, - решаю подбодрить. И добавляю решительно взмахнув рукой: - Совершенно не о чем.

- Ты так считаешь? - приподнимает брови насмешливо. Явно издевается.

Щеки печет, но решаю играть до конца:

- Могу поклясться.

Он усмехается. Протягивает руку, я подбегаю на цыпочках, хочу усесться рядом, но он утягивает к себе на колени. Ох. Еще влажный после душа, но очень теплый. Обнимаю его за шею, целую в висок, он меня - в шею. Потом в губы.

- Доброе утро, - шепчу я, отдавая себе отчет, что мы уже здоровались несколько раз.

- Добрый день, - отвечает также в полголоса. - Есть вопрос. Я тут накануне полистал твой гайд, который ты писала в командировке. Там есть раздел с упражнениями для укрепления мышц тазового дня.

- Да, это важно для женского здоровья. Не советую его выбрасывать.

- Речь о другом. - Прочищает горло: - Все эти упражнения ты не с потолка взяла, а сама практиковала?

- Конечно, регулярно. Это же нетрудно. Не нужно ходить в зал, покупать специальную одежду, выделять время. Никогда не поздно начать. А если войдет в привычку, вообще отлично.

Он качает головой, а потом поднимает взгляд. Серьезнеет, и у меня сбивается дыхание. Поглаживает мое колено, внутреннюю сторону бедра. Я самопроизвольно раздвигаю ноги, и его ладонь проскальзывает под длинную футболку, которую ношу дома будто платье. Тимур сдвигает белье, касается чувствительных губ. Поглаживает, с каждым движением проникая глубже.

Внутри рождается теплое, тягучее желание, оно растет и греет. Греет изнутри, пока не начинает жечь - живот, грудь, кончики пальцев. Все, что для меня сейчас имеет значение - это его глаза - внимательные, очень голубые, словно ледяной океан.

Наш зрительный контакт такой крепкий, его разорвать его немыслимо. Я чуть меняю положение, поерзав, и он проникает на длину пальца, второй рукой фиксирует талию, не давая отодвинуться.

- Я почувствовал, что регулярно, - говорит он, все также гладя в глаза.

Не уверена, что на свете есть что-то сексуальнее, чем его прямой взгляд. Разве что, его прекрасный член, который прямо сейчас упирается мне в поясницу.