- Конечно.

У него сегодня день операций.

- А вы - ко мне в кабинет, - говорит Тимур с еще более странной улыбочкой.

Зачем это?

Рита опускает глаза и кокетливо хихикает, дескать, она-то точно поняла зачем. Наверняка она в курсе слухов, а может, одна из тех, кто их распускает.

Поэтому свой вопрос я засовываю себе куда поглубже.

- Конечно. Только переоденусь, - произношу ровно. И с колотящимся сердцем спешу в гардероб.

Не мог он еще недельку отсутствовать! Так было спокойно!

Именно на Риту злиться не получается: в ее глазах нет насмешки, злости или вообще чего-то негативного. А вот на саму себя - запросто. Хватит перед ним нервничать!

*****

Но не получается не нервничать.

Сердце стучит в груди, пока я стучусь в кабинет Эккерта. Терпеливо жду за дверью разрешения, дабы снова не нарваться на него голого. Достаточно нам неловких ситуаций.

- Входите.

Тимур уже переодет, сидит на темно-синем диване с телефоном в руке. Выражение лица серьезное, а вот поза расслабленная.

Он откинулся на спинку. Ноги вальяжно расставлены, видимо, для максимального удобства того, что между ними. При моем появлении Эккерт не подбирается, не садится ровнее, хотя в такой позиции лучше встречать дома свою девушку. Слишком сильный акцент на пах.

Я молча его разглядываю, натягивая лицемерную улыбку.

- Рада вашему возвращению. - Надеюсь, этой лести будет достаточно для порядка. Позу он не меняет, лишь сверкает глазами в мою сторону. - Вызывали?

Тимур хмыкает.

- Хочешь заниматься чем-то большим, чем отвечать на звонки?

Я смотрю ему в глаза, а не на пах. Будь мы в сериале, подошла бы и оседлала его. Смотрю исподлобья.

- Очень.

Торжественная пауза. Ну и мудак.

Все в этом кабинете и здании принадлежит Эккерту. Из моих вещей здесь только трусы, носки и кроксы. Стою «на ковре» в его голубой хирургичке, словно студентка провинившаяся, хотя у меня несравнимо больше часов в операционной, опыта и знаний. Терпеливо жду, пока налюбуется.

- Орлов заболел, иди готовься. Выходишь на полноценную смену вместо него.

Пульс ускоряется.

Эккерт обратился ко мне на «ты». Впервые в жизни.

- Я же консультант.

- Неофициально.

Господи. Я так этого хочу, что... прикусываю язык.

- Как скажете.

Ради того, чтобы получить допуск. Посмотреть, как Тимур работает, и... внести свою лепту.

*****

Мы не вылезаем из операционной целый день, и весь этот день Тимур каждый раз обращается ко мне на «ты». А я каждый раз проглатываю это, частично ломая себя, чтобы получить нечто более важное.

Мы работаем четко и слаженно, укладываемся во времени. Когда я шью - каждый стежок ложится под пальцами ровно и точно. Дыхание тоже выравнивается, будто все тело подстраивается под ритм иглы.

У нас не возникает осложнений. Мы не допускаем ошибок.

К вечеру я ощущаю страшную усталость и сильнейшее удовлетворение. Эккерт ходит по больнице. Проведывает пациентов, лично занимается историями болезни, беседует с коллегами.

Орлова нет, и я остаюсь на ночь, чтобы быть на подхвате, если что-то пойдет не так.

Меня немного беспокоит, что мы с Тимуром впервые ночуем в клинике одновременно. Но я стараюсь лишний раз себя не накручивать.

Около часа делаю обход, проверяю показатели. На цыпляток эти серьезные дяди с подлатанными простатами совсем не похожи, поэтому про себя я ласково зову их птенчиками. Ну и что, что взрослые мужчины. Мои же.

Старшая медсестра Анна Никитична (потрясающая, кстати, женщина), которую Тимур зовет просто Ани, сообщает, что все в порядке, Эккерт уехал домой и мне тоже пора отдохнуть. Если что - вызовет.

Дежурка представляет собой небольшую комнату. Темные стены украшены картинами, тяжелые шторы плотно закрывают окно, не пропуская свет с улицы. Уютно, прохладно, тихо. Словно номер в приличном отеле, только здесь не одна кровать, а две двухъярусные.

На верхнем ярусе сложены запасные подушки и одеяла. В клинике ночует не так много врачей, чтобы они хоть когда-то пригодились. Нижние кровати пустые. Кажется, на той, что слева, - чистое постельное.

Погасив ночник, я накрываюсь тонким одеялом, устраиваюсь поудобнее и, прокручивая в голове насыщенный день, засыпаю.

Снится мне Эккерт. Серьезные глаза, обрамленные черными ресницами и подчеркнутые голубой маской. Я сегодня вдруг обнаружила, что у него крайне длинные ресницы. Надо же. И пальцы длинные - быстрые и безошибочные. Широченные плечи. Требовательный голос….

- Алёна? Спишь?

- Нет, я готова, - отвечаю ему во сне.

Да, я понимаю, что это сон. Усталость такая дикая, что сознание балансирует на грани фантазии и реальности. При этом я готова подорваться по первому писку телефона - сказывается многолетняя привычка поверхностно спать.

Тимур касается моей руки. Плеча. Его пальцы бьют током. По телу волнами прокатываются то жар, то холод. Я вдыхаю запах лавандового мыла и его кожи, который чувствовала сегодня во время напряженной работы, и мне снова не было неприятно. Запаха становится больше.

Тимур наклоняется и целует меня. Так явно, что сердце начинает бешено колотиться. Он целует осторожно, трепетно, как только в девичьих фантазиях бывает, касается языком. Наша близость даже во сне тревожит. Запретно, вопиюще неправильно. Запаниковав, я резко дергаюсь и бужу саму себя.

Темнота вокруг вязкая, и, щурясь спросонья, я отчетливо ощущаю... что прикосновение реально. Вновь вздрагиваю. Мою руку кто-то сжимает.

Сердце колотится быстрее. Быстрее.

Рот не слушается, я приподнимаюсь на локте.

Это от недосыпа - скоро сутки, как на ногах. А еще холодно. Господи, как я замерзла. Параллельно, в другой реальности, все еще целуюсь с кошмаром своего студенчества.

При этом рядом есть кто-то настоящий.

- Разбудил? - спрашивает он полушепотом.

- Тимур? - выдыхаю я невнятно.

Думала, ты уехал домой.

Сердце неистово бьется о ребра. Поцелуй Эккерта все еще на моих губах там, во сне. И я вспыхиваю от стыда и неловкости.

Не надо было.

Тимур наклоняется, и я прижимаюсь к его колючей щеке. Делаю шумный вдох и жмусь сильнее.

Кожа к коже. Его запаха много.

Его тепло окутывает.

Я невесомо целую его в висок. Следом его рука проникает под мою футболку.

Его ладонь скользит по моей спине. Плавно, мягко, а меня едва ли не потряхивает.

Едва ощутимое касание, от которого тело выгибается само.

Тимур неторопливо чертит линии вдоль позвоночника. Это приятно, вот только с каждым новым вдохом сознание проясняется.

Во сне он нарушал все нормы и целовал меня в операционной, а в реальности - трогает в дежурке. И если сон можно объяснить усталостью и накопленными впечатлениями, то явь...

Я снова шумно выдыхаю и тут же всеми рецепторами чувствую поцелуй. Влажный легкий ожог на щеке, невидимое клеймо, и сразу другой, третий. Тимур царапает мою кожу щетиной. Мое сердце колотится изо всех сил.

Его рука по-прежнему неспешно массирует спину. И я... я ведь тоже не железная.

Как долго ко мне никто не прикасался? Прикасался ли когда-нибудь вот так?

Ощущения столь сильные, сладкие и тягучие, что задыхаюсь. И всего на одно мгновение забывшись, потеряв концентрацию и здравый смысл, я послушно обнимаю Тимура за шею. Он тут же меняет положение. Укладывает меня на подушку и прижимает собой.

Между нами два слоя хлопковой ткани, ноль слоев воздуха и отчаянное биение моего сердца. Оно бахает в ушах, затмевая все.

Я могу думать лишь о том, как вкусно Тимур пахнет, трусь о его щеку носом. Мы быстро целуем друг друга в темноте, я запускаю пальцы в волосы на его затылке, макушке. Жесткие. Как на вид, так и на ощупь. Ерошу, стягиваю.

И вторая его рука проникает под мою футболку. Тимур сжимает мою талию, плавными движениями массирует. По нарастающей. Кровь тут же устремляется к низу живота, и меня накрывает волнами. Снова и снова.