Тимур проникает в меня вторым пальцем, и я, облизав губы, пересохшие то ли от удовольствия, то ли от частого дыхания, сжимаю его внутри себя.

Глаза Эккерта темнеют. Не знаю, бывает ли он серьезнее и сосредоточеннее, чем в эти минуты. Вряд ли даже на самых сложных операциях.

Расслабляюсь, и сжимаю снова. Сильно.

Он увлеченно прикусывает губу, касается клитора, поглаживает область вокруг, и я начинаю дрожать от удовольствия.

Расслабляюсь, а потом делаю серию сжатий - быстрых, ритмичных, по нарастающей. Спе-ци-а-ль-но.

Задерживаю, и сжимаю еще. Вот так.

Он резко выдыхает. Рывком укладывает меня на постель и накидывается сверху. Поцелуй в губы глубокий, неистовый, словно мы пропустили нежную прелюдию, и перешли сразу к тестостероновому жесткому сексу. Мое тело вспыхивает, дрожит, но страха не ощущаю. Я как будто узнаю его разного, и мне это нравится.

Температура в комнате стремительно растет, словно кто-то добавил отопления. И я, расплавившись окончательно, становлюсь податливым материалом. Металлом каким-нибудь, готовая к чему угодно, но по-прежнему драгоценная.

- Хочу тебя еще, - ставит Тимур в известность, упираясь в меня пахом. Хочет, чтобы его также, как и пальцы мгновение назад. Сейчас.

Чувствую. Сладкая дрожь пробегает по телу, и я быстро киваю:

- Давай сделаем это еще раз.

- Матрас у тебя дерьмо.

- Я же предупреждала.

- У меня все болит, - делится доверительно, стягивая с меня стринги.

- Прости, мне так жаль, - приподнимаю зад, помогая ему.

- Рядом с тобой, Алёна, у меня постоянно что-то болит, и теперь не только член.

Я весело хихикаю, пока он присаживается и шарит в тумбочке. Его член и правда выглядит болезненно напряженным. И я не знаю, есть ли в мире что-то сексуальнее, чем...

Ладно, сдаюсь. Чем Тимур Эккерт.

Тянусь и поглаживаю. Тимур стреляет в меня глазами.

- Нравится?

Снова киваю:

- Можно?

- Разумеется.

- Только.... Тимур, помнишь, как в первые годы учебы мы с тобой записались на дополнительный курс по хирургическим швам?

- Прости. Что?! - щурится.

- У тебя первый шов тогда получился, мягко говоря, асимметричный. Я смеялась до слёз.

- Ты надо мной смеялась?

- О. Еще как. Подобрала очень остроумные сравнения, например, шов - как восходящая аорта, - рисую пальцем в воздухе характерный изгиб. - Или ЭКГ после кофеина, - показываю зигзаг. - Сосуд после атеросклероза... С таким швом тебя бы взяли максимум в травматологию.

- Очаровательно.

- И то на перевязки. Или шить плюшевых медведей в детском отделении.

- Спасибо большое.

- Извилистый, страдальческий, очень неуверенный в себе шов. Лиза и Мирон были в восторге.

- Какая ошеломительная жестокость. В первый раз редко у кого получается прилично.

- Точно. Ты прав! Так вот. У тебя есть шанс отомстить.

Он приподнимает брови, и я улыбаюсь, пожимая плечами.

- Уже можешь начинать смеяться над моим первым разом.

Нежно обхватываю рукой член и устраиваюсь удобнее.

Иногда я думала об этом. Не то, чтобы каждый месяц, но раз пять было. Представляла, как бы дарила кому-то оральное удовольствие, и в теории этот процесс казался эротическим и даже возбуждающим, но в жизни как-то не складывалось, и мало кто вызывал желание поцеловаться рот в рот, не то, чтобы спуститься туда.

Сейчас все иначе. Я просто чувствую, что иначе, и хочу разделить с ним этим ощущения.

Боже. Я прекрасно представляю себе физиологию, и могу объяснить, почему мужчине такое воздействие приятно, и даже в теории представляю, как надо ласкать, чтобы он достиг пика быстрее или, наоборот, медленнее (постепенное неотвратимое усиление ласк, ничего сложного), на практике все оказывается иначе.

Волнительно.

Дело не в том, что в моей руке член. А в том, что это его член.

Я слежу за тем, как Тимур реагирует на мои прикосновение, и это кромсает душу. Как на секунду он прикрывает глаза, когда я сжимаю сильнее. Как дергается в моей руке, когда наклоняюсь и касаюсь влажным языком.

Выдыхает.

Внутри все ходуном ходит, дрожит, пульсирует. Я хорошо знаю анатомию, и пенис Эккерта - безусловно, один из самых совершенных образцов мужской анатомии, но все же кардинально не отличающийся от рисунка в учебнике. И тем не менее, я умираю внутренне, когда обвожу головку языком. Когда вдыхаю запах знакомой лаванды (надеюсь, он не догадался, что я умыкнула немного геля для душа домой), смешанной с его запахом. Когда начинаю медленно нежно посасывать.

Постепенно усиливая воздействие.

Облизывая, втягивая в себя, сжимая рукой. Он становится крепче у меня во рту, буквально каменным, а у меня самой - пожар. Все женское нутро откликается, ноет, тянет. Я вновь доступная и податливая, горячая для него. И так все естественно происходит, словно природа именно нас и представляла, когда путем зверского естественного отбора сотнями тысяч лет меняла людей.

Эту страсть, этот секс. Волосы мешают, я собираю их выше, и Тимур перехватывает. Дальше держит сам, освобождая мне руки.

Не знаю, нравится ли ему. Слишком волнуюсь, чтобы открыть глаза.

Лишь понимаю, что он не смеется надо мной.

Совсем.

Вообще нисколько. А потом надавливает на затылок, толкается в рот и немедленно начинает пульсировать.

В кабинете ультразвуковой диагностики привычно пахнет антисептиком и гелем, но сейчас эти запахи не успокаивают.

Мне некомфортно находиться в «шкуре» пациента, хотя иногда это просто необходимо. Как бы ни был хорош врач-урогинеколог, сам себе он плановый осмотр не проведет.

Еще месяц назад я записалась на раннее субботнее утро. Оказалось, что это рабочий день, и были страхи, что не удастся отпроситься.

Признаюсь, с учетом новых обстоятельств, отпроситься у босса не составило труда - он безмятежно дрых рядом на новеньком матрасе, который мы выбрали позавчера, и был настроен максимально лояльно, казалось, по всем вопросам.

Весь вчерашний день я скучала. Тимур был занят на встречах, но приехал в гости, правда, аж в одиннадцатом часу. Задумчивый и сытый. Что, безусловно, напрасно, потому что после работы я заскочила к Лизе, и та научила меня готовить особенный соус к запеченной рыбе. Тимур много потерял, отказавшись от ужина, зато я наелась от души. Пальчики оближешь!

Эккерт не прав: иногда бытовая ложь во благо.

Ловлю себя на том, что улыбаюсь. О нет. Нужно перестать думать о нем так часто!

Монитор светится мягким синим светом, мой постоянный врач Ольга Дмитриевна - женщина лет пятидесяти, с всегда усталым, но доброжелательным лицом - двигает датчиком и бормочет что-то себе под нос. Эту привычку, наверное, я переняла у нее, хотя по себе прекрасно знаю, как подобное нервирует пациентов.

- Ольга Дмитриевна, можно вслух, пожалуйста? Вы же меня любите.

Улыбается. Я хожу к ней с подросткового возраста. Это тот врач от бога, которого, помимо прочего, не беспокоит, что мы почти коллеги. Напротив, во время моей учебы мы часто обсуждали экзамены и зачеты, а потом стали поднимать и личные темы. Я знаю, что у нее трое детей и новый муж, а она в курсе, что в моем анамнезе ноль беременностей и ноль замужеств, зато есть иск на двадцать семь миллионов.

- Вы же сами видите на экране: эндометрий отличный для седьмого дня цикла. В яичниках множество мелких фолликулов, что говорит о прекрасном овариальном запасе. Овуляцию ожидаем в правом.... Смотрите, какой красивый фолликул. Уже девять миллиметров в диаметре!

Смотрю на экран - и правда красивый.

Мы обе секунду любуемся. Дальше он будет расти со скоростью два миллиметра в день, пока не достигнет примерно двух сантиметров, тогда и случится репродуктивное чудо - овуляция, делающее женщину готовой к зачатию.

- Беременность планируете?

- Я? - округляю глаза от неожиданности. - Нет, что вы. Я... даже не замужем.

- Мужчина есть?