Удобное место на парковке как будто нас и ждет.

- Счет мой, не переживай.

- Я четыре часа смотрела на тебя в операционной - вот это все... - киваю на здание, - правда лишнее.

- Как с тобой сложно. Просто скажи, что ты в восторге.

- Я буду в восторге, если еду принесут быстро и порция будет большой.

Странно так много общаться с кем-то, кто не Мирон и не Лиза, да еще и вне стен больницы. Причем Мирон достался мне по наследству от дружбы наших родителей. Он - не личное достижение и, по-хорошему, не считается.

Первые полчаса я об этом не думаю, потому что мы едим. Две операции, четыре часа на ногах, кровотечение, всплеск адреналина. Как следствие после - откат и дикий голод.

Поначалу, когда приносят горячее, я стесняюсь, но через минуту не выдерживаю заказываю еще одну порцию рыбы. Это просто несерьезно для работающей женщины! Порции для шестилетних детей.

Тимур уважительно кивает и следует моему примеру.

- Так что? - говорит он мне, когда официант меняет пустые тарелки на чайник чая, прозрачного, как слеза младенца. Там точно есть заварка или нас облапошили как с основным блюдом? - О чем ты хотела попросить?

- Вы.... то есть ты заинтригован?

Он упирается локтями в стол и приподнимает брови.

- Раз это заставило тебя перейти на ты - очень.

Улыбаюсь и быстро убираю растрепанные волосы за спину. Прическа, наверное, «блеск», после душа некогда было расчесаться. Жаль, под рукой нет карандаша.

Эккерт смотрит вопросительно, вот только не в глаза, а на мою шею. Опускает взгляд к виднеющимся в вырезе кофты ключицам. Он словно всеми силами старается сохранить глубокомысленный вид, но в стенах этого ресторана мы словно перемещается обратно в командировку. Как будто не оставили в Новгороде то, что случилось в Новгороде. Захватили магию с собой.

- Да. Перейду сразу к делу: Лиза Голубева - наша с тобой бывшая одногруппница и по совместительству моя лучшая подруга.

- Так.

- Помнишь ее?

- Конечно. Высокомерная зубрилка.

Хищно прищуриваюсь - не Эккерту жаловаться на высокомерие.

- Она блестящий офтальмолог - и детский, и взрослый. Недавно Лиза задумалась о подработке в частной клинике. И, большая удача: мне почти удалось заманить ее к нам!

Специально говорю «к нам», чтобы уточнить - я все еще претендент на должность зав отделением? Вглядываюсь в его глаза, мой визави хмурится.

- Она прекрасный врач, чуткая и доброжелательная. Ты ужасно пожалеешь, если упустишь ее. Вероятно, вся твоя империя однажды рухнет только из-за этой оплошности.

Уголки его губ слегка поднимаются, а взгляд теплеет.

- Я и не планировал отказываться. Пусть придет на собеседование. Когда?.. - барабанит пальцами по столу, задумавшись. - Давай так: с четверга по воскресенье в любой день. Пусть только заранее позвонит моей помощнице, чтобы уточнить время.

Так просто?

- Спасибо-спасибо! Ты не пожалеешь.

- Да без проблем, мы же ищем кадры. Почему ты вообще решила, что я буду против?

Делаю большой глоток безвкусного кипятка с нотками мелиссы и пожимаю плечами:

- Ты отказал Мирону. Мирону Долину. И я подумала, что... не хочешь работать с одногруппниками. Может, какие-то принципы. Или... скажем, студенческие обиды?

- Именно Мирон Долин не подходит «Эккерт-про». Я в курсе, что он твой друг, но нет, - насмешливо.

Вспыхиваю негодованием!

- Почему?

- Мне нужно объяснять, почему я не хочу его видеть в своей клинике?

- Если не сложно.

- Мне не бывает сложно, я просто не хочу.

Да Господи боже.

- Обосновать свое мнение? - всплеск негодования такой силы, что мне приходится взять паузу на глоток по-прежнему пресного чая, чтобы не устроить сцену. - Ты ведь принял решение, исходя из каких-то показателей. Так озвучь их.

Он тоже делает глоток, морщится, и тянется за сахаром.

- Следующий вопрос.

Кусочек тростникового сахара падает в его чашку.

- Переводишь тему.

- Не понимаю, почему вообще должен отчитываться за свои решения, - температура его тона может заморозить среднего котенка.

- Не отчитываться, а объяснить. Мирон хорошо учился. Лучше тебя иногда. Работой горит, но ты относишься к нему как будто пренебрежительно. Если это личные обиды, я бы хотела о них знать, потому что я работаю с тобой. И если Лиза к тебе устроится, для Мирона это будет двойной удар.

Он пожимает плечами.

- Переживет. Впрочем, плевать.

- Что?

- Какое мне должно быть дело до его ударов? Почему мы вообще обсуждаем Мирона Долина за обедом? Я не хочу.

- Он мой лучший друг.

- Мне он никто.

- А я?

Это было опасно.

Мой взгляд впечатывается в пустое белое блюдце с пустой чашкой, стоящие передо мной. Эккерт молчит, а я не нахожу в себе сил поднять глаза и попытаться угадать его мысли. Задала вопрос, а ответ знать не готова. Окей, Алёна, держись, ошибки случаются.

Куда уж хуже: мы спали, а на утро он не позвонил.

- Может быть, десерт? - воркует подошедший официант. Начинает рассказывать про их линейку свежих авторских десертов.

- Нет, спасибо, - быстро говорю я. - Нам пора.

Впереди две операции. Мы вообще зря сюда приехали, я думала перекусим, как и в прошлый раз, по-быстрому. Не понимаю его.

В машине едем практически молча. Обсуждаем пациентов, рутину.

Не понимаю и все.

А потом мне на карту падает заработная плата. Я останавливаюсь в фойе клиники, смотрю на сумму и не сразу понимаю, за сколько это времени. Половину февраля? Раньше мне примерно столько платили за два, притом, что я буквально не вылазила из операционной.

Ого. Завтра же еду в отдел ортопедических матрасов. Прижимаю телефон к груди.

*****

Я умудряюсь избегать взгляда Тимура следующие две операции, потом мы оба заняты. Мне коллеги вручают кипу историй болезней для проверки, Тимур решает свои бизнесменские дела на верхнем этаже.

Дежурим вместе.

Еще одна тихая ночь в клинике, во время которой пациенты спокойно спят, медсестры сплетничают, а мы... слоняемся из ординаторской в хирургический блок, оттуда в стационар и обратно.

В какой-то момент сталкиваемся у дежурки. Я только-только вышла из ординаторской, потому что Роман Михайлович, которому дома, очевидно, делать нечего, начал закидывать каверзными вопросами, с каким-то странным подтекстом, в котором копаться в начале второго ночи не хотелось. Умом я понимаю, что он, видимо, в курсе размера заработной платы консультанта, и удивлен не меньше моего. Он-то уж точно уверен, что матрас я не заслужила. Но напрямую сказать не осмеливается.

Неудобненько. Я лечу по коридору, потирая предплечья.

В этот момент Тимур выныривает из дежурки на перерез.

Едва не спотыкаюсь, увидев его. Не ожидала. Растерялась. Запуталась.

Он такой высокий. Никогда не привыкну.

- Все занято? - спрашиваю, косясь на его кроксы.

Куда угодно, только не в глаза.

- Надо что-то делать. Им как будто нравится ночевать в клинике.

- Да, - нервно поглаживаю шею. Руки будто лишними стали, деть некуда. - Я обратила внимание. Нужны какие-то правила - кто дежурит, того и койка.

- Точно. Скажу, что это твоя идея.

Вскидываю глаза резко. Эмоций на эккертском лице ноль. У меня ни одной догадки шутит он или нет.

- Ты не можешь так со мной поступить.

- Еще как могу. Ты же консультант, это твоя работа.

- Быть объектом всеобщей ненависти?

Он пожимает плечами.

- Кто на что учился.

Усмехаюсь.

- Я знала, что будет какой-то подвох. Вот он.

- Устала, да? Пойдем-ка со мной.

Мы направляемся к лифту, где Тимур нажимает кнопку четвертого этажа.

Ночью административный блок абсолютно пустой, что ожидаемо, но непривычно. Из кабинета пиара не доносится беззаботный смех, из игровой - воинственные крики мужчин. Двери в конференц-зал и вовсе распахнуты, там темно.