- Я думаю, что у меня на телефоне есть отличная игра, в которую я с вашего позволения научу играть Алима. И все образуется.

Зара обнимает меня за шею, и я вдыхаю тяжелый, но безумно приятный аромат туалетной воды. От Тимура тоже пахнет всегда очень здорово и необычно. Никогда не встречала похожие запахи.

- Я без сил. Просто без сил. Назар не спит второй год, Алим болеет, я на грани нервного срыва!

- Пойдем сдашь кровь и Рита сварит тебе латте, - говорит Тимур, оглядывается на меня, я киваю, дескать, не беспокойся.

Когда дверь закрывается, и мы с Алимом остаемся наедине, я цокаю языком. В течение семейной драмы я ни на одну секунду не забыла, что накануне суда осталась без адвоката, но почему-то молчала. Более того, готова нянчиться с чужим больным ребенком. Потому что... не могу отказать Эккерту.

Вот блин.

Алим смотрит настороженно.

- Как ты относишься к звездным пиратам? - с энтузиазмом спрашиваю.

Мы плюхаемся на диван, и я достаю мобильник.

- У тебя красивая мама.

- Самая красивая на свете, - соглашается он.

- Это точно.

Я впервые вживую увидела сестру Тимура, и что хочу сказать: в жизни она еще сильнее похожа на брата, чем на фотографии. Тоже смуглая, статная. Черты лица как будто славянские, но при этом есть в них что-то необычное, восточное.

Алим увлекается игрой, смышленый мальчик. Когда его слезы окончательно высыхают, а на губах начинает играть улыбка, я задумываюсь - очевидно, что сыпь не слишком беспокоит, иначе он бы так легко не отвлекся.

Ручку трогать не разрешает - видимо, уже замучили ребенка, боится. Легко понять.

Я незаметно прибавляю отопление, и, когда становится жарко, прошу мальчика снять свитер. В кабинете достаточно тепло, и я не боюсь, что ребенок в футболке замерзнет. Перчатки не рискую надевать - если он расплачется, непонятно, что делать.

Сыпь и правда странная. Небольшие коричневые и красноватые бугорки, ни на что не похоже. Кожа под ними красноватая, раздраженная.

Жаль, телефон занят, не сделать фотографию.

- Я умею делать зайцев из бумаги, - вкидываю идею.

Он настороженно прищуривается.

- Давай научу?

Через пять минут Рита притаскивает карандаши, клей, блестки, цветной картон, ножницы - одному богу известно, где она это все взяла, но полагаю, в пиар-отделе без блесток никак - и перекись водорода.

Начинаем вырезать и клеить. В процессе я аккуратно делаю фотографию самой пострадавшей области на предплечье, увеличиваю. Рассматриваю. После мытья становится хуже. Интересно.

Беру ручку и якобы случайно черкаю по руке мальчика.

- О, прости! Я не специально! Не больно?

Он качает головой.

- Все в порядке.

- Сейчас вытру. Я такая растяпа!

Беру салфетку, смачиваю перекисью, стираю пасту, а потом быстрыми, но мягкими движениями и всю сыпь на руке.

Алим приклеивает усы зайцу, я восхищаюсь, как ровно у него получилось.

- Давай отправим фотографию дяде Тимуру. Держи поделку.

Делаю снимок так, чтобы вошло предплечье, отправляю.

Пишу: «Отменяй Дубова. Я вылечила вашего мальчика».

Тимур

Я хожу из угла в угол, пытаясь придумать, как оказаться в двух местах одновременно.

Дерьмище.

Комиссаров появляется спустя целую минуту после того, как я ему написал, и это вымораживает. Но я вполне готов спустить на тормозах медлительность, пока он не открывает рот и не произносит насмешливо:

- Что, Анастасия косячит?

Прищуриваюсь.

- Разумеется, она косячит: она же новенькая. Научится.

- Сейчас-то что делать? Получится перенести встречу?

Менять секретаря - отвратительное мероприятие, даже с учетом того, что Алёнка взяла на себя первичные собеседования. Встреча с администрацией через полчаса. Если я выбегу из клиники немедленно и соберу все штрафы по пути - не успею.

Дважды дермище.

Анастасия не предупредила, и я забыл. К ней претензий нет - научится. Поэтому я переключаю вектор:

- Из-за тебя вылетел прошлый секретарь, поэтому тебе и исправлять. Сейчас же выезжаешь в ресторан «Огни», я перенесу встречу туда. Карту дам, закроешь счет. Пусть она заказывает все, что хочет. Нам нужно добыть это разрешение.

- Я? У меня вообще-то прием.

- Отменяй, - рявкаю и развожу руками.

- За пять минут?

Комиссаров бесится. Подходит ближе:

- Отправь Романа. У меня семейная пара, они за месяц готовились, собирали анализы. Ты представляешь, что у женщины в голове, в каком состоянии они ко мне приходят?

- Роман не в курсе ситуации. Я искренне сочувствую семейной паре, но ты сейчас же выезжаешь решать проблему, которую создал.

Мы смотрим друг другу в глаза.

Я честно пытался относиться к персоналу непредвзято, хотя отец учил не брать в секретари молодых незамужних женщин. Хотелось строить бизнес без оглядки на гендерные стереотипы. Марина сломалась через месяц: начала тайно спать с Денисом, и разумеется это повлекло за собой слив информации, пусть и непреднамеренный.

- Ну встретил один раз Евсееву, ничего же не было. Ты до сих пор, что ли, бесишься? Обсудили ситуацию, пожали руки. Алёнка твоя, все, победил. Совет да любовь.

- В данный момент я бешусь, потому что ты опаздываешь на встречу, которую я выбивал два месяца. Вперед.

Комиссаров сжимает челюсти, я тоже напрягаюсь. Молчаливое противостояние длится несколько секунд.

Я не имею никакого права разговаривать с ним в таком тоне, и осознаю, что борщу: передо мной один из лучших моих врачей, а еще близкий друг, которому позволено чуть больше, чем всем остальным. Окей, даже трахать мою секретаршу. Будь не его месте другой человек - уже бы вылетел из «Эккерт-про». Но если Комиссаров прямо сейчас пойдет на принцип и уволится, то я окажусь в огромной заднице.

И тем не менее.

- Ладно, - произносит Денис медленно. Лицо недовольное, несвойственное ему, будто сломанное. - Я что-то нибудь придумаю. В «Огни», да?

- Верно, - протягиваю ему карту. - Пин помнишь?

- Да.

- Улыбайся. И постарайся ее не отыметь, бога ради, по крайней мере до подписи.

- Смешно, - иронизирует он, правда, смягчившись. Счел за комплимент. Потом бросает: - Рыба гниет с головы, Тимур, не обессудь.

- Это другое.

- Ну разумеется. Все, уехал улыбаться! - приседает в реверансе и отворачивается.

Спешит к лестнице, проигнорировав лифт - значит, включился в работу. Аминь.

Я же поворачиваюсь к двери, за которой Зара делает флюорографию. Подходят пациенты, и я трачу несколько минут на разговоры и слова поддержки. В рабочие часы слоняться по фойе якобы без дела для специалиста чревато - ожидающие не против получить помощь и совет прямо сейчас, хотя без осмотра я не имею права давать рекомендации, и не буду это делать.

Отвечаю вежливо, вникаю по возможности, хотя сам беспокоюсь.

Непонятная сыпь у Алима. Они месяц жили в Китае, и я подозревая, что могли схватить какой-то скрытый вирус или неизвестного паразита. По крайней мере я ни разу в жизни не видел подобных симптомов, и даже не понимаю, в какую сторону копать. Да и предыдущие спецы исключили простые варианты. Значит, какая-то задница.

Назар продолжает хныкать на руках у няни в детском уголке.

Мама звонит уже в третий раз за утро, и я вновь уговариваю ее не выезжать немедленно, и дать моим медикам время собрать анамнез.

Семья на взводе. Зара может создать панику и по куда менее значительным поводам. Помню, будучи беременно Назаром, она неделю рыдала, опасаясь, что мальчик родится в ее день рождения, и весь свой праздник была несчастна. Назар родился через восемнадцать дней, к слову.

Но когда болеют дети - это страшно. Еще учась в универе я в течение полугода подрабатывал санитаром в детской реанимации, и впечатлений получил на всю жизнь.

Спрашиваю у Риты, что там Дубов, она отвечает, что он отказывается вылетать из Дубая, и я прошу предложить ему в два раза больше денег.