- Конечно.

Всегда лгу, что с кем-то встречаюсь, дабы избежать сочувствия или даже жалости. И да, я большой фанат мелкой бытовой лжи во спасение.

- Тогда, если пока не планируете беременность, - тщательно предохраняйтесь, потому что ваш организм планирует ее во всю. - Усмехается она. - Исключительно приятное зрелище.

Вот как.

- Посмотрите еще раз матку, пожалуйста.

Врач пожимает плечами. Делает паузу, увеличивает изображение, щёлкает мышкой:

- Маточка красивая, ровная, гладкая. Узлов не видно. Вены в порядке. Придраться не к чему, на данный момент просто загляденье.

Выдыхаю. Это и облегчение, и повод для тревоги.

Каждый раз перед УЗИ я ловлю себя на том, что замираю, ожидая приговор или хотя бы какие-то признаки грядущей беды, чтобы начать заранее готовиться.

Когда я была маленькой, родители часто оставляли меня у прабабушки в Подмосковье, которую я очень любила и которая при мне обсуждала с подругами любые темы без намека на хоть какую-то цензуру. Тогда-то, лет в шесть, я впервые услышала о нашем семейном проклятии.

По легенде, мама моей прабабушки - писанная красавица Анна увела мужа у деревенской знахарки, и та прокляла весь наш род, фразой:

«Навеки - лишь один ребёнок в семье».

Почему я вообще об этом думаю?

Сбывается. У моей прабабки был один сын, мой дедуля. У него родилось три дочери: одна - моя тётя - умерла при родах; у мамы и тёти Ксюши по одному ребёнку. Тётю Ксюшу, увы, бросил муж - хотел большую семью, и создал её с другой женщиной. Причем поселился буквально через улицу. Тётя Ксюша годами видела его новую жену с детьми в магазине, пока не накопила с маленькой Варей на переезд. Это очень печальная история, которая довела ее до нескольких срывов.

А у моей мамы - есть только я. Родители любят друг друга и не развелись, но я знаю точно, что они хотели бы большую семью. Папа чуть ли не каждые выходные проводит на рыбалке или в турпоходе с племянниками. Маленький Мирон постоянно торчал у нас дома, они с моим отцом то мастерили что-то, то смотрели игры по телеку или читали фантастические книги. Я тоже старалась изо всех сил, но у меня никак не выходило «стать мальчиком» и искренне полюбить футбол.

В девятом классе я решила, что обязательно все исправлю. Потому что так не должно быть. Родовые проклятия - недостойное двадцать первого века объяснение.

Спустя пять лет, изучая биологию, химию и медицину, я догадалась, что дело в наследственных рисках. Испытала одновременно и облегчение, и тревогу - волшебством здесь не пахнет, но оно и не поможет.

Матка - это благословение. Поверьте хирургу: возможность выносить ребёнка - чувствовать его под сердцем, любить и заботиться, даже когда он еще не родился, - настоящее чудо. Ни один орган не в состоянии выполнить ее функции. Замен нет и не будет. Фантастические фильмы, где дети развиваются в инкубаторах, на самом деле чушь красивая, но полная.

Когда я разобралась в вопросе и собственными руками помогла сотням женщин, окончательно влюбилась в медицину. Влюбилась по уши, искренне и пылко, потому что перед моими глазами с самого детства были женщины со сломанными судьбами, и одна единственная тема для разговора, к которой сводились любые застолья.

Я все думаю о том, родись мои мама и тети позднее или попади к более опытному спецу - могло ли все сложиться иначе? Уверена, что да.

Тем не менее, нет никаких гарантий, что я смогу стать матерью больше одного раза, и что желание родить не будет стоить мне органа. Как рассказать о рисках партнеру? Как самой на них пойти?

Мои родители до сих пор влюблены, я знаю, что семейное счастье - не выдумка.

Но моя личная жизнь всегда делала меня крайне уязвимой. Неуверенной в себе, причиняла боль отсутствием взаимности, и наверное, внутренне я свыклась с одиночеством.

Просто не для меня все это.

Любовь, доверие. Мужчина, на которого можно положиться.

Мое тело унаследовало этот вечный женский страх: вдруг однажды что-то пойдёт не так, и врачи скажут то, что когда-то сказали маме, тете, бабушке:

«Удалили. Не спасти».

Горько даже думать об этом.

Когда-то я твердо решила стать гинекологом, чтобы разорвать эту цепочку.

В университете была полна решимости, в глубине души мечтала выйти замуж за Дениса и родить ему минимум троих детей, таких же светленьких и с ямочками на щеках.

Мне казалось, что все под контролем. Мой папа играл бы с ними в футбол и хоккей.

Но время шло. С Денисом не вышло, и я задумалась: что если медицина окажется бессильной, и я повторю судьбу мамы? В этом случае стоит особенно тщательно подойти к вопросу выбора отца ребенка, не так ли? Ставки максимальные. Если и рисковать, то делать это с самым лучшим мужчиной.

Думаю, где-то здесь берет истоки моя многолетняя асексуальность.

*****

Поначалу я думала, что буду акушером, но так вышло, что меня занесло в урологию.

А потом, как следствие, в операционную Тимура Эккерта. С которым мы во вторник (наконец-то!) будем делать комбинированную фаллопластику. Ага! Хирурги в «Эккерт-про» долго притворялись, что занимаются исключительно серьезными операциями, а не ваяют мужчинам самооценку и члены за бешеные деньги. Потираю руки, предвкушая, как будет смущен Тимур после моих комментариев.

- Что значит эта загадочная улыбка? - замечает врач, тоже улыбаясь. - Вид у вас довольный.

О нет. Опять это происходит - я думаю о Тимуре и как по накатанной с разбегу в тепло.

- Это редкое состояние, - отвечаю, смутившись. - Временное. Случайность.

Присаживаюсь и начинаю одеваться. Принтер печатает результат обследования с УЗИ-снимками, на которых изображены мои готовые к размножению внутренние органы.

Именно в этот момент вибрирует мобильник. Наверное, с работы. Быстро достаю его из сумки - незнакомый номер.

- Да?

- Алёна Андреевна, доброе утро! Это Борис Сергеевич Лобов.

Вот блин - юрист больницы. Зажимаю трубку плечом и поспешно застегиваю джинсы.

- Здравствуйте.

- Вы обещали подскочить и подписать несколько бумаг, связанных с вашим увольнением. Но так и не сделали этого.

Точно.

- Совсем не было времени, очень много работы, - говорю язвительно. У меня есть работы, выкусите.

- Я заходил в кофейню, мне сообщили, вы там не трудитесь. Что-то снова пошло не так?

Стискиваю зубы. Жестоко. Бормочу:

- Случайно отравила посетительницу.

Он секунду молчит. А я ругаю себя - разговор может быть записан, мне следует тщательнее следить за языком накануне суда.

- Смешно. Вы сможете приехать в больницу? Это важно.

- Когда?

- Хотя бы сегодня.

- Вы теперь работаете по субботам?

- Всегда, Алёна Андреевна. Всегда, работаю.

Вообще-то я нахожусь в двух шагах, поэтому соглашаюсь.

Расплачиваюсь на ресепшене и, закутавшись в пальто, отправляюсь в больницу, которой отдала столько лет жизни. Больше четырех месяцев прошло, как меня выжили. Охватывают странные чувства.

И основные из них - горечь и волнение.

Больничный коридор до боли знакомый, но и чужой одновременно. В воздухе всё тот же легкий запах антисептика, только теперь он почему-то напоминает ржавчину.

Как много, оказывается, зависит от внутренних ощущений. Раньше я не замечала, что стены обшарпаны, напротив, они как будто светились в моих глазах.

У ресепшена длинная очередь. Кто-то что-то на эмоциях объясняет, двое нервно спорят, кто за кем, хотя оба держат талоны. Все лавочки, как обычно, заняты. Иду мимо - проблемы этих женщин больше не мое дело.

Здороваюсь с бывшей коллегой. Киваю обогнавшей меня медсестре, которая так удивилась встрече, что чуть шею не свернула.

Держусь спокойно, выдержанно, не слишком приветливо. Ни взглядом, ни жестом не показываю степень своей обиды.

Зайти ли к Марфе Григорьевне? Бросаю взгляд в сторону лестницы, качаю головой и направляюсь в противоположную сторону, прямиком ко второму выходу. Кабинет юриста находится в административном корпусе, я срезала дорогу через главный, чтобы согреться. Дело не в ностальгии.