Я прижимаюсь губами к его шее, дрожу под напором, пробую на вкус солоноватую кожу и закрываю глаза. Господи. Перед глазами картинки его широкой груди, крепкого живота. Плеч. Их и стискиваю. Тимур обхватывает мой подбородок, мягко фиксирует.

Его дыхание ласкает губы. Я не могу его видеть, но каждой своей клеткой чувствую.

Он еще сокращает расстояние. Едва уловимое касание, и снова дрожь до кончиков пальцев. Я сминаю ткань его футболки ладонью. Поцелуй - и мир меркнет.

Мы нежно, душераздирающе целуемся, разгоняя кровь до безумных скоростей. Душа в клочья рвется от такого обычного, почти бытового физического контакта. Я судорожно обхватываю лицо Тимура. Он напирает - увереннее, быстрее. Размыкает мои губы.

Сердце вырывается из груди.

Он захватывает нижнюю. Я ощущаю его влажный язык. Распахиваю глаза и цепенею. Помимо Тимура на меня обрушиваются лихорадочное возбуждение, шок и стыд.

В памяти всплывает его вульгарная поза в кабинете. Слова:

«Хочешь заниматься чем-то большим, чем отвечать на звонки?»

Он целует меня в дежурке, ласкает спину, проводит по животу и выше, прямо под грудью. Скользнув вниз, очерчивает пупок, его ладонь добирается до резинки штанов. Тимур несколько раз проводит по ней пальцами, заставляя мое сердце замереть.

Я не могу видеть его глаза и то, что они выражают. Я лишь слышу его поверхностное дыхание. Чувствую его. И осознаю весь кошмар ситуации, в которой оказалась.

Он снова целует в губы, и я откликаюсь, пуская его язык в свой рот. На мгновение чувства накрывают, поцелуй задевает самые глубокие струны души, я отзываюсь всем телом, как настроенный мастером музыкальный инструмент. Тимур облизывает мой язык, я отвечаю тем же, и он тут же с силой вжимает меня в себя.

Когда сознание возвращается, пробую отстраниться.

Не дает! Тянется и опять целует. И я, зажмурившись, вновь отвечаю. Поцелуй волнует слишком сильно, расшатывает нервную систему, он страстный и сладкий. Внизу живота все плавится, словно Тимур зажег меня, как свечку.

Там печет, греет. Наливается тяжестью.

Это физиология, я читала, так бывает.

Но я не хотела бы с ним. Если и поддаваться животным порывам, то не с этим человеком.

Рука Эккерта снова под моей майкой. Он тянется к моей шее, тревожит горошины сосков, рождая под кожей мелкие взрывы.

Я отстраняюсь - он опять тянется. Уже к стене прижимает, когда до него, видимо, доходит, что я робею. Лишь после этого он дает чуть больше воздуха.

Перед глазами, словно наяву, кадры нашего поцелуя на первом курсе. Меня пронзают отголоски того ужаса. Семья Тимура - другая лига. Нет, не лучше. Просто другая. Они не уважают и не признают никого вокруг.

С таким, как он, - невозможно заводить отношения. Лишь спать, когда ему удобно. Пока ему не надоест. Без права голоса.

Зажмуриваюсь. Я всегда считала себя достойной большего.

Сколько из-за него девчонок плакало... ни одна не была счастлива.

Эккерты не любят, не заботятся. Они лишь берут. Когда интересно. И старший брат у него такой же. И говорили, что отец.

Тимур произносит у моего уха:

- Алёна, хочешь, чтобы я продолжил?

Сокрушенно закрываю глаза. В восемнадцать я избегала его внимания, как железа раскалённого.

Хочешь заниматься чем-то большим, чем отвечать на звонки?

Получается, смысл тот же, но оформлен другими словами?

Пульс бахает, в горле ком. Тимур тянет вверх мою майку, и я не знаю, почему поддаюсь.

Мне уже не восемнадцать.

Жизнь вот такая. Ну что теперь поделаешь? Может быть, несправедливая, может, болючая.

Холод покалывает оголенную кожу, особенно шею, влажную от поцелуев. Я снова сильно робею.

Бывает и хуже. Куда мне жаловаться? Считая годы работы санитаркой, я десять лет не вылезала из больницы. И сейчас между мной и будущим стоит красавчик Эккерт.

Ну подумаешь, переспим.

И все же принять это нелегко. Нужна передышка.

Растерявшись, я бормочу:

- Пожалуйста. Не здесь.

Обнимаю себя руками, прячу грудь. Тимур мешкает, а потом соглашается. Я чувствую кивок, потому что он продолжает осыпать поцелуями мои щеки, губы, подбородок. Прижимается ртом к ключицам, и я вновь запрокидываю голову от низменного наслаждения.

Эккерт замедляется. Его ладонь все неторопливей поглаживает мое бедро поверх штанов, слегка сжимает, ведет верх-вниз.

Сглотнув, я поджимаю губы.

Он шепчет:

- Я о тебе думаю.

Черт. Черт!

В этот момент, когда кажется, что я потеряла саму себя, дверь открывается и черноту комнаты режет острый луч света.

Я съеживаюсь от страха и льну к Тимуру. В дежурку не входят пациенты или сестры - значит, врач. Кто сегодня еще дежурит? Роман?!!

Эккерт тут же наваливается на меня всем телом и натягивает одеяло.

- Есть кто? - доносится знакомый голос.

- Я, - говорит Тимур хрипло. - Денис, не свети, я сплю. Что случилось?

Денис Комиссаров?!

К горлу подступает паника. Какой ошеломляющий стыд!

- А, ты же после операций, сорян, бро. Не хочу домой ехать. Там слишком уныло и есть нечего.

Я впиваюсь в плечи Эккерта пальцами, стараясь слиться с ним воедино.

- Иди в ординаторскую, я хочу поспать, - злится он. - Обход в шесть.

- Я там и был, меня Ромыч выжил. Смотрит про маньяков, псих, мать его. Как ты с ним рос? Вот что хочешь, то и думай, а ему бы психиатра посетить не помешало.

- Тогда - в мой кабинет. Или к сестрам, у них всегда есть что-то пожрать.

Денис закрывает за собой дверь.

- Сам иди в свой кабинет, у тебя диван неудобный. Все, молчу, спи.

Мы оказываемся в темноте втроем. Раздаются шаги.

Я опасаюсь, что Дэн моментально вычислит меня по оглушающему биению сердца. Но, видимо, оглушает оно лишь меня. Повозившись у соседней кровати, Денис вытягивается на ней.

Становится тихо. И темно.

Лишь крошечный квадратик света на стене от экрана его мобильника.

Эккерт всюду. Запах лаванды теперь навсегда заякорится у меня с сексом. Сейчас к нему примешаны наши ароматы. Я не знаю, как Денис может не почувствовать.

Спустя пару минут я понимаю, что еще немного, и онемеет рука. Напрягаюсь. Тимур приподнимается, давая мне устроиться удобнее, и вновь закрывает собой. Теперь он распределяет свой вес таким образом, чтобы не давить на меня.

Тишина, вдохнуть страшно.

Эккерт просто огромный.

Я лежу с широко открытыми глазами, прижавшись к нему так, как никогда не прижималась ни к одному мужчине. Его тело горячее, твердое. Кровь в моих венах бурлит.

Тимур неспешно меня поглаживает. Водит пальцами. Его грудная клетка плавно двигается. Я отчетливо ощущаю бедром каменную эрекцию. Не отодвинуться же ни на сантиметр. Слишком опасно.

Становится жарко.

На моих губах вкус его желания, нетерпения и поцелуя. Сама возможность такого исхода не укладывается в голове. Создает из мыслей хаос.

Спустя минут двадцать его пах все такой же твердый, и это явная угроза.

Эккерт просто лежит рядом и хочет меня.

Когда мобильник Дениса гаснет, тьма окончательно поглощает комнату.

Тимур притягивает меня ближе - крепко и легко, словно новую игрушку. Его рука по-прежнему мягко скользит по моему животу.

Поглаживает.

И смеяться мне больше не хочется.

Долгое время я остаюсь пленницей собственной паники. Она давит на грудь, звенит в ушах.

Денис безостановочно вертится. Я не шевелюсь, подстроив дыхание под ритм Эккерта, что непросто, потому что дышит он медленнее меня. А еще мне ужасно хочется чихнуть. Почему-то это желание возникает во всех неуместных ситуациях.

Каждый раз, когда кажется, что Комиссаров уснул, он ложится на другой бок, включает телефон или вздыхает.

При этом я ежесекундно жду сигнал от Анны Никитичны. Если что-то случится - мне придется натянуть футболку, придать лицу каменное выражение и идти спасать пациентов.

Пусть Денис думает, что хочет.