Хотя в зале не было ни одного человека, и лишь на галерке, поскрипывая перьями, теснились журналисты, свидетель обвинения не осмеливался поднять глаза.

Скорее всего, он боялся встретиться взглядом со своей бывшей любовницей, которая, вызывающе подняв голову, неотрывно смотрела на него.

Мейсон вновь ощутил, как его охватывает чувство какого‑то благоговейного преклонения перед этой женщиной. Она сейчас совершенно беззащитна. Помощник окружного прокурора вытаскивает на свет все ее грязное белье, а она выглядит спокойной и невозмутимой. У самого Мейсона дрожали руки, и он безуспешно пытался успокоиться, Вирджинию же, казалось, ничего не смущало. Мейсону были не понятны причины этого хладнокровия, и от этого он нервничал еще сильнее.

— Скажите, мистер Макинтайр, после того, как она связала вас ремнем, что произошло между вами?

Свидетель ошеломленно поднял взгляд на помощника окружного прокурора:

— Вы имеете в виду подробности? — нерешительно уточнил он.

Мессина кивнул:

— Да–да, подробности. Я имею в виду — что произошло между вами после того, как она связала вам руки.

Макинтайр растерянным взглядом посмотрел на судью, однако она уверенно кивнула, подтверждая законность заданного Мессиной вопроса. Теперь уже свидетелю никто не мог помочь — он был обязан отвечать, как бы неприятно это ни было.

Макинтайр помолчал несколько минут, как будто снова переживал все события той ночи, восстанавливая их в памяти. Помощник окружного прокурора, защитник и судья внимательно и терпеливо ждали, пока свидетель соберется с мыслями, и лишь легкий шум на галерке, где собрались журналисты, свидетельствовал о том, что показаний Макинтайра с нетерпением ожидают в этом зале.

Наконец Макинтайр решился:

— Она… занималась… она мастурбировала, сидя надо мной… И при этом она рассказывала, как хочет, чтобы я вошел в нее… Мне казалось, что она хочет свести меня с ума. Я даже на мгновение подумал, что она добивается моей смерти.

Такие слова не могли не приободрить помощника окружного прокурора. Мессина, демонстрируя живейший интерес к рассказу своего свидетеля, быстро подошел к дубовому барьеру, за которым сидел Макинтайр, и заинтересованно спросил:

— И что, вас сразу же начало беспокоить сердце?

Макинтайр выглядел таким подавленным, что Мейсону на мгновение даже стало жалко этого несчастного, пожилого, наверняка, одинокого человека, которого вынуждают рассказывать о таких интимных подробностях. После каждого своего слова Джозеф Макинтайр беспокойно ерзал в кресле, как будто сидел на иголках:

— Мы… мы с ней занимались любовью… — наконец ответил он, — и она сидела на мне сверху. Каждый раз, когда я чувствовал приближение оргазма, она прекращала движение. Я… я не мог этого вынести… Я не мог дышать. Тогда мне действительно казалось, что я сейчас умру. С каждой секундой я задыхался все сильнее и сильнее. Сердце у меня билось так, что, казалось, что оно вот–вот разорвется. А потом она снова начинала двигаться. Я даже не помню, как долго это продолжалось…

Свидетель умолк и, низко опустив голову, едва слышно всхлипнул. Мейсону даже показалось, что он плачет. Помощник окружного прокурора состроил на лице мину глубокого сочувствия и, немного помолчав, чтобы дать возможность присяжным заседателям, судье и присутствующим на заседании журналистам проникнуться таким же сопереживанием к Джозефу Макинтайру, неожиданно сменил тему:

— В то время, когда у вас был роман с мисс Кристенсен, вы изменили свое завещание?

Немного успокоившись, Макинтайр поднял голову:

— Да.

Помощник окружного прокурора аккуратно подводил присяжных заседателей к необходимому для него выводу:

— Согласно вашему новому завещанию, мистер Макинтайр, кто должен был стать вашим главным наследником?

Макинтайр кивнул головой в сторону сидевшей рядом с Мейсоном Вирджинии:

— Она. Я был очень сильно влюблен в нее, — не скрывая горечи, произнес Макинтайр. — Я был полным глупцом.

Помощник окружного прокурора вполне мог бы удовлетворенно потереть руки, если бы позволяла ситуация. Оставалось задать только последний, не очень значительный вопрос:

— Скажите, мистер Макинтайр, в какую примерно сумму оценивается ваше наследство?

Ни на мгновение не задумываясь, свидетель ответил:

— Десять миллионов долларов.

Скрип перьев о бумагу засвидетельствовал, что о сумме наследства Джозефа Макинтайра исправно узнают читатели вечерних газет и слушатели новостей. Мейсон даже ненароком подумал, что мистеру Макинтайру теперь обеспечена еще одна встреча с какой‑нибудь молодой и обворожительной блондинкой. После этого чувство некоторой жалости, которое прежде испытывал Мейсон во время слезоточивого рассказа свидетеля обвинения, у него напрочь исчезло. Было очевидно, что, узнав о бедственном положении миллионера Макинтайра и его несчастном романе с Вирджинией Кристенсен, немалое число женщин попробует выказать ему свое участие.

Услышав ответ на свой последний вопрос, помощник окружного прокурора спокойно кивнул и ободряюще похлопал Макинтайра по плечу:

— Благодарю вас, у меня больше нет вопросов. Мне хотелось бы только высказать свою признательность мистеру Макинтайру за проявленную откровенность и готовность сотрудничать с судом.

Демонстрируя свое глубокое удовлетворение ходом дела, Терренс Мессина вернулся на место и спокойно уселся, откинувшись на спинку стула.

Судья Кингстон немного помолчала, будто собираясь с мыслями, хотя все, что сейчас от нее требовалось, — это предоставить защитнику возможность задавать вопросы свидетелю обвинения. Наконец, после несколько затянувшейся паузы она кивнула Мейсону и сказала:

— Теперь ваша очередь, господин адвокат.

Мейсон некоторое время колебался. Стоит ли игнорировать такую возможность. Он еще раз взглянул на Вирджинию, но та, равнодушно пожав плечами, отвернулась.

Делать было нечего:

— У меня нет вопросов, — устало сказал Мейсон. Судья Кингстон подняла деревянный молоток и, приготовившись стукнуть им по столу, сказала:

— На сегодня заседание закончено.

Стук молотка возвестил о том, что сегодняшний тяжелый день закончился полной победой обвинителя.

Откровенно говоря, такого провала Мейсон не ожидал. Он был уверен в том, что все возможности помощника окружного прокурора исчерпаны, и все, что он сможет предпринять, — это попытаться вытянуть нечто новенькое из бывшей секретарши Максвелла и его лечащего врача. Но вышло совсем не так, как ожидал Мейсон, и теперь ему приходилось смириться с поражением.

Мессина неторопливо собирал в кожаную папку свои бумаги, присяжные заседатели негромко переговаривались, а Мейсон зло схватил свой чемоданчик и, швырнув туда бумаги, резко выскочил из зала. Ему было стыдно за себя, за то, что он не предусмотрел этого коварного хода с новым свидетелем, который так удачно сделал Терренс Мессина.

Мейсон злился и на Вирджинию, не рассказавшую ему о существовании в ее жизни Джозефа Макинтайра. И в самом деле, не могла же она забыть о встречах с этим стариком! Хотя вряд ли она любила его. Впрочем, она вряд ли любила и Мейсона. А потому он решил как можно скорее покинуть здание дворца правосудия.

Мейсону действительно нужно было убежать, скрыться хотя бы на несколько часов от Вирджинии, чтобы улеглась обида и злость.

Однако она бежала вслед за ним:

— Мейсон, Мейсон, подожди! Остановись! Я тебе все объясню!

Он даже не оборачивался, делая вид, что не слышит ее. Но Вирджиния была настойчива. Она догнала Мейсона и схватила его за рукав:

— Подожди! Ты можешь меня выслушать?

Он высвободил свою руку и холодно бросил:

— Я не хочу тебя слушать.

Но она забежала вперед и преградила ему дорогу:

— Ты можешь остановиться и выслушать то, что я тебе скажу? — повторила она. — Выслушай, а потом сам решишь, что тебе делать дальше.

Мейсон понимал, что если сейчас он даст волю своим чувствам, то вполне может и поколотить Вирджинию, во всяком случае, у него были для этого все основания.