Едва они ступили за ворота, как к ним бросилась толпа журналистов. Потянулись микрофоны, защелкали вспышки фотоаппаратов.

— Скажите…

— Скажите, вы тот самый Мейсон Кэпвелл, который спас людей? Вы тот?

— Несколько вопросов… Несколько слов для нашей газеты…

— Пару слов для нашей радиокомпании…

— Скажите, пожалуйста, нашим телезрителям: вы действительно не испытывали страх? Как все происходило?

— Расскажите, вы человек, сделавший так много добра…

— Вы удивительный человек!

Журналисты обступили Мейсона и Дика. Мальчик изумленно оглядывался по сторонам, прижимаясь к мужчине.

А Мейсон вертел головой, явно не понимая, что происходит.

Откуда столько людей? Зачем они задают ему вопросы? Что они хотят от него услышать?

Вспоминать об авиакатастрофе он не хотел, он запретил себе думать об этом кошмаре.

Но журналисты назойливо продолжали приставать к нему с расспросами.

— Несколько вопросов, мистер Кэпвелл, что вы ощущали в последние секунды?

Мейсон тряхнул головой, как бы пытаясь отбросить навязчивые воспоминания.

И вдруг он увидел глаза. Это были глаза подростка. Он узнал мальчика, который протиснулся сквозь толпу журналистов и, улыбаясь, стоял перед Мейсоном.

— Это я, — негромко произнес мальчик.

— Ты? — Мейсон тяжело выдохнул и присел на корточки.

— Да, это я. Я попросил мать, чтобы она обязательно разыскала тебя. Мне нужно было встретиться с тобой.

— Привет, Ник. Как ты?

Мейсон погладил Ника по коротким волосам.

— Я чувствую себя хорошо. А как ты?

Дик ревниво посмотрел на мальчика, которого Мейсон гладил по голове.

— Познакомьтесь, — сказал Мейсон, — это Дик, а это — Ник Адамс.

Ребята взглянули друг на друга, подали руки и обменялись рукопожатием.

— Этой твой сын? — спросил Ник.

— Нет, это мой друг.

— А вот моя мама.

Ник Адамс оглянулся, ища глазами мать. Сквозь толпу журналистов пробралась женщина и обняла за плечи своего сына.

— Знаете, мистер Кэпвелл, он мне все эти дни не давал покоя, он говорил, что обязательно вас надо найти. И вот мы здесь. Я очень благодарна вам, но думаю, что никакими словами не смогу выразить всего того, что вы сделали для меня.

— Да, что вы, что вы? Успокойтесь, к чему благодарность? Ведь мы же люди, мы должны помогать друг другу, а не говорить спасибо.

— Но ведь вы, мистер Кэпвелл, спасли мне сына, единственное, что у меня есть в жизни.

К тротуару подъехал и остановился желтый школьный автобус. Дик сразу спохватился.

— Мейсон, я могу опоздать в школу. Меня ждут, — мальчик устремился к автобусу.

Мейсон подался было за ним, но вновь перед ним замелькали микрофоны, зазвучали вопросы.

— Дик!

— До встречи! — мальчик вскочил на подножку автобуса, махнул Мейсону рукой.

И Мейсон вновь повернулся к Нику.

— Я не мог спать, — признался Ник Адамс, — мне было страшно. Я сразу же испугался, лишь только ты отпустил меня от себя.

— Но теперь‑то ты уже не боишься, — улыбнулся Мейсон.

— Теперь тоже боюсь, но научился бороться со страхом. А сейчас, когда ты рядом, мне совершенно не страшно.

— Я так благодарна вам, — вновь начала мать Ника, — вы спасли моего сына.

— Я здесь ни при чем.

— Как же? Вы же вывели его из горящего самолета.

Журналисты подсовывали микрофоны то Нику, то его матери, то Мейсону. А они уже не обращали внимания на плотное кольцо людей, окружавших их. Они словно бы стояли одни, разговаривали спокойно и искренне.

— Я здесь абсолютно ни при чем, — повторил Мейсон, — это ты меня спас.

— Я? — Ник посмотрел с недоумением на мужчину.

— Конечно же, ты. И вообще, нас всех спасли пилоты. Это они сумели посадить самолет так, чтобы хоть кто‑то остался жив.

Мальчик задумчиво смотрел на Мейсона.

Журналисты поняли, что лучше, чем взрослый, о катастрофе расскажет ребенок. Это и смотреться будет куда более трогательно и выгодно. Микрофоны тут же переметнулись к лицу Ника Адамса.

— Как все происходило?

— Расскажи, что ты чувствовал в последние минуты?

— Я застрял между креслами… Самолет уже горел, а мистер Кэпвелл вытащил меня и вывел из самолета. А потом возвращался и вывел еще несколько людей. Он спас многих… А я испугался, я побежал по полю… А потом вновь увидел мистера Кэпвелла.

Ник с благодарностью смотрел на Мейсона.

— А почему ты хотел быть с ним? — последовал вопрос.

Ник Адамс повертел головой, пытаясь отыскать взглядом спрашивающего. Но на него смотрела дюжина пар любопытных глаз и мальчик ответил в пустоту.

— Потому что рядом с ним я чувствую себя в безопасности.

— Многие люди вам благодарны за то, что вы их спасли… — микрофоны вновь потянулись к Мейсону.

— Я никого не спас, — отрицательно качнул головой Мейсон.

— Спас! Очень многих спас! — выкрикнул мальчик. — Я же видел это своими глазами, он вынес на руках маленького ребенка в обгоревших пеленках…

Все повернулись к Нику, а Мейсон попятился назад, повернулся и бросился бежать по улице.

Завернув за угол, он продолжал бежать, не обращая внимания на сигналящие ему машины, на пешеходов, шарахающихся от него в стороны.

Он бежал, сам не зная куда, пытаясь просто убежать от расспросов. Ему не хотелось никого видеть. Ведь напоминания о катастрофе были для него невыносимы. Он хотел забыть о них, а ему не давали.

Наконец, Мейсон остановился и осмотрелся. Он был на окраине городка.

Невдалеке пробегала автострада, по ней ровными потоками, не обгоняя друг друга, двигались машины. Легковые казались отсюда яркими цветными каплями, ползущими по ровной плоскости. Среди них возвышались серебристые рефрижераторы, яркие бензовозы.

Мейсон стоял и тяжело дышал.

«Почему они не дают мне забыть обо всем этом? — думал он. — Неужели им непонятно, что с этими воспоминаниями очень тяжело жить? Ведь я понимаю, что остался жить за чей‑то счет. Кто‑то погиб, а на его месте мог оказаться я. Мое спасение, быть может, ошибка, я должен был умереть… А, может, я бессмертен?».

Мейсон улыбнулся.

«Нет. Все люди смертны… Может, я уже умер и просто не догадался об этом раньше? Да, наверное, я мертв».

Мейсон приложил ладонь ко лбу, ожидая, что лоб будет холодным, как камень. Но рука ощутила жар.

— Это ничего не значит, — пробормотал он, — может быть, живо мое тело, а душа умерла? А может, мне броситься под машину и разом покончить со всем?

Он смотрел на автостраду.

«Но если я уже мертв, то умереть во второй раз? Разве я смогу? Это не спасет меня. Смерть — спасение? — недоумевал Мейсон. — Какие странные мысли приходят мне в голову… А если мне испытать судьбу еще раз, броситься под колеса машины? Нет, даже не бросившись, я не буду смотреть по сторонам, а закрою глаза и пойду по автостраде».

Мейсон представил себе, как он бредет по автостраде, глядя себе под ноги. Машины сигналят, тормозят, проносятся рядом с ним, из кабин доносится ругань.

А он идет навстречу смерти…

«Нет, это ничего не решит», — вздохнул Мейсон, развернулся и пошел по улице назад.

Он всматривался в лица прохожих и они казались ему в сумеречном свете мертвенно–бледными. Зажигались огни рекламы и это лишь усиливало впечатление.

Под витриной магазина сидел уличный музыкант, его лицо заливал синий свет неона, а сухие костлявые пальцы перебирали струны банджо.

Мейсон опустил руку в карман, вытащил купюру и бросил ее в футляр музыкального инструмента.

«Этот футляр с бархатной обивкой внутри очень напоминает мне гроб, — подумал Мейсон и улыбнулся своей мысли. — Правда, он немного мал для этого мертвеца–музыканта, но цвет у музыканта очень подходящий — синий, как и положено покойнику».

Музыкант с благодарностью закивал головой и улыбнулся, обнажив ровные зубы. Его слипшиеся волосы затряслись, а пальцы еще быстрее принялись перебирать струны банджо.

«Какой противный звук, — подумал Мейсон, — да и играть он совсем не умеет. Или, может, я стал бесчувственным? — подумал Мейсон и украдкой ущипнул себя за руку. — Если я мертвец, я не почувствую боли».